«Пришлось учить детей не только словам, но и эмоциям»: боец АТО усыновил троих мальчиков

«Пока я служил, в моей бригаде погибли не меньше восьмидесяти человек»

В тот момент мужчина еще не знал, что усыновят они не одного, а сразу троих детей. В зону АТО Владимир попал осенью 2014 года — вскоре после событий под Иловайском. До войны работал в Министерстве культуры. В военкомат пошел сам, не дожидаясь повестки.

— На самом деле в военкомат я ходил и весной, и летом 2014 года, — рассказывает «ФАКТАМ» Владимир. — Но меня не брали из-за проблем со здоровьем. Не пускали, пока не лег на операцию. После лечения давали отсрочку на три месяца. Но уже через месяц я опять появился в военкомате и попросил добровольно меня мобилизовать. Тогда как раз произошли события под Иловайском, среди погибших был муж моей коллеги… Я понял, что должен быть там.

Придя рядовым на должность пулеметчика, я уже через несколько месяцев стал командиром боевой машины. Получил звание младшего сержанта, потом сержанта… Хорошо помню свое боевое крещение. Когда мы приехали в Красногоровку, нас накрыло «Градами». В блиндаже все задрожало, падали иконы, посуда, на нас посыпалась земля. Помню выжженую дымящуюся землю, черные воронки… Я тогда снял этот момент на видео.

Наш батальон держал линию Невельское — Красногоровка — Марьинка. Я в основном находился в Красногоровке, это в 20 километрах от Донецка. Когда в январе 2015-го начались ожесточенные бои за Донецкий аэропорт, мы были совсем рядом, все слышали и видели сверкающие огни. Чтобы помочь ребятам в аэропорту, наша бригада часто прибегала к разным маневрам, вызывая огонь на себя. Это давало ребятам в аэропорту возможность сменить друг друга на позициях… Пока я служил, в моей бригаде погибли не меньше восьмидесяти человек. И если к бесконечным обстрелам можно привыкнуть, то к смерти сослуживцев — никогда. Это и есть самое страшное на войне — когда погибают люди, которых ты лично знал, с которыми общался… Большим потрясением для меня стала смерть друга, с которым мы вместе учились в Академии госуправления, занимались студенческим самоуправлением. В зоне АТО он служил в другой бригаде, но мы созванивались. Когда разговаривали в начале февраля 2015 года, его бригада была под Дебальцево и их уже брали в кольцо. Он тогда говорил мне, что все нормально, прорвемся. Но погиб…

Владимир и сам не раз оказывался на волосок от смерти.

— Были разные ситуации, — продолжает мужчина. — Помню, как еще осенью 2014 года попал под обстрел, в меня летели осколки снаряда. Убегая в укрытие, я споткнулся и упал — и пролетевший надо мной осколок разрезал палатку. А если бы я не упал, он угодил бы прямо в меня. На войне настолько привыкаешь к постоянным обстрелам, что уже по звуку понимаешь, куда летит снаряд. В какой-то момент чувство страха и ощущение личной безопасности притупляются. У меня тоже так было, и я иногда мог не надеть бронежилет. Ребята из подразделения даже звонили моей жене и просили, чтобы она как-то на меня повлияла. В результате Надя приехала ко мне.

— Так и было, — говорит жена Владимира Надежда. — Мы с мужем сразу договорились, чтобы все было честно и он не скрывал от меня, где именно находится и какая там обстановка. А когда среди ночи мне позвонил его товарищ и попросил «как-то повлиять на Володю» (сказал, что у мужа контузия, но он не хочет ложиться в больницу и постоянно подвергает себя опасности), я поняла, что телефонные разговоры тут не помогут. Оставалось только ехать.

— Надя сначала приехала в мирный населенный пункт Курахово Донецкой области, — говорит Владимир. — А потом я все-таки отвез ее на наши позиции и показал, где мы находимся. В каком-то смысле ей стало спокойнее — она увидела, как все это выглядит, что там происходит… Потом жена уехала, но мы постоянно созванивались. И во время одного из таких разговоров я вдруг сказал ей, что принял решение усыновить ребенка.

«Когда мы угостили детей бананами, они начали их есть с кожурой»

— На самом деле мы давно хотели детей, — продолжает Владимир. — Пытались зачать ребенка, даже обращались в специализированные медицинские центры. Но беременность не наступала, и причину толком никто не знал. Как я уже говорил, война для меня многое изменила. После очередной гибели молодых ребят из нашего батальона я решил, что мы усыновим малыша. Жена меня поддержала.

— Я и сама об этом думала, — говорит Надежда. — Получилось, что мы оба обдумывали усыновление, но не обсуждали это. А тут муж позвонил и сообщил, что больше не хочет ничего откладывать. «Плевать, кто что подумает, — сказал. — Это наша жизнь, я не хочу больше сомневаться». И когда в сентябре 2015 года он вернулся, мы обратились в службу по делам детей.

Читайте также: «Узнав историю этой девочки, плакал даже судья»: 10-летняя украинка обрела новую семью в США

— Вскоре после моей демобилизации мы с Надей переехали в райцентр Одесской области, где мне предложили должность руководителя аппарата райгосадминистрации, — говорит Владимир. — Собрали документы и стали на учет как усыновители в Одесской области. Нам сначала предложили забрать новорожденную девочку, от которой отказалась мама-студентка. По закону, через два месяца ребенка уже можно было усыновить. Мы хотели это сделать, постоянно приходили к этой девочке, приносили ей смеси, купили для нее одежду. Но за два дня до того, как малышку можно было усыновить, работники службы по делам детей сообщили, что разыскали отца ребенка, и его родители забирают малышку в свою семью.

Владимир и Надежда продолжали искать ребенка. Если раньше они говорили чиновникам, что хотели бы усыновить малыша до трех лет, то теперь увеличили возраст до пяти лет.

— Мы думали об одном ребенке, — говорит Надежда. — Работники службы сказали, что есть один мальчик. А руководитель Одесской областной службы по делам детей Алла Кирияк сообщила еще о трех братиках: «Очень хорошие дети. Можете просто посмотреть». Сначала нам показали фото того первого мальчика. Мы глянули — очень милый ребенок. Но когда работники служб открыли папку с документами тех троих братьев и я увидела фото старшего Артема (ему тогда было пять), сердце екнуло. Я сразу поняла, что это наш ребенок. Увидев фотографии всех троих, мы уже не сомневались, что берем именно этих детей.

— Готовясь к первой встрече с ребятами, мы очень волновались, — вспоминает Владимир. — Взяли печенье, бананы… Переживали, сможем ли найти к ним подход, понравимся ли им. И были шокированы, когда они сразу назвали нас мамой и папой. Потом оказалось, что они так называли абсолютно всех взрослых — и знакомых, и чужих людей. Наверное, это потому, что в их жизни уже было много «мам» и «пап». Женщину, которая их родила, лишили родительских прав из-за того, что она не смотрела за детьми. Потом ребят усыновила другая семья. Но через полтора года этих усыновителей тоже лишили родительских прав — за жестокое обращение с детьми. Мы не знаем и половины того, что мальчикам пришлось пережить. Среднему сыну Максиму эти «родители» сломали ногу. Он все помнит и до сих пор иногда говорит о «том, другом папе», который это сделал. Против тех усыновителей открыли уголовное дело. А мальчишек вернули в детдом.

— Там тоже условия были не лучшими, — говорит Надежда. — Некоторые вещи меня поразили. Например, в детдоме была комната, которую сами сотрудники в разговоре назвали карцером. Увидев мою реакцию, сказали, что это «просто палата для детей, которые не слушаются». Когда мы с мужем, пообщавшись с детьми, собирались уходить, ребята схватили нас за руки и не хотели отпускать.

Читайте также: Обыкновенное чудо: одесситке и ее 11 приемным детям подарили трехэтажный дом

— Когда мы только познакомились, Артему было пять лет, Максиму четыре, а Коле всего два годика, — говорит Владимир. — Коленька вообще не разговаривал. А Артем и Максим говорили настолько плохо, что я вообще ничего не понимал. Они, кстати, тоже нас не понимали. Возможно, потому, что мы с женой говорим на украинском, а дети росли в русскоязычной среде. Они не знали и не понимали элементарного. Не знали, что такое красный, а что зеленый. Когда мы угостили их бананами, дети начали есть их вместе с кожурой. Не знали, что такое елка. Мы забрали их 14 декабря и, готовясь ко Дню святого Николая, стали украшать елку. Дети не понимали, что происходит.

«Для нас с мужем дети — это огромное счастье и в то же время тяжелый труд»

— Перед тем как мы забрали детей, прошел еще довольно сложный процесс усыновления, — говорит Надежда. — Было несколько судебных заседаний. В районном суде этих детей уже хорошо знали. Здесь лишали родительских прав их биологическую мать. Здесь же потом решался вопрос об их усыновлении другими людьми, а затем — вопрос о лишении этих усыновителей родительских прав. Потом рассматривалось и уголовное дело против тех усыновителей… Получилось, что суд рассматривал уже пятое дело, которое касалось этих мальчиков.

Когда вопрос в конце концов решился и мы забрали детей, ребята были растеряны. На самом деле они еще долго не воспринимали нас как родителей. Считали нас скорее очередными воспитателями, которые пришли и начали рассказывать, что нужно, а чего не надо делать. Только несколько месяцев назад я стала замечать, что отношение изменилось. Теперь слова «мама» и «папа» они говорят искренне и осознанно.

— Вначале мы действительно были для мальчиков как будто каким-то фоном, — говорит Владимир. — На то, чтобы с ними подружиться и завоевать авторитет, ушло много времени и сил. Мы установили в семье определенные правила. Главное из них — выполнять обещания. Оно касается в первую очередь и нас с женой. Если мы что-то пообещали детям, сделаем это. Когда мальчики убедились в том, что мы с Надей не бросаем слов на ветер, они начали нас уважать.

Владимир и Надежда признаются, что бывает очень нелегко.

— Счастье может быть и непростым, — говорит Надежда. — Для нас с мужем дети — это огромное счастье и в то же время тяжелый труд. Ты сильно устаешь, а иногда сам себя ненавидишь за то, что лишний раз повысил голос…

— Но при этом гордишься, когда у них что-то получается, — говорит Владимир. — Недавно у меня был день рождения, а наш старшенький, Артем, сам смастерил для меня поделку. Получилось очень красиво. Так же и с учебой. Когда мы только забрали детей, учили их держать в руках ручку и карандаш. А сейчас того же Артема хвалят в школе. И он сам радуется, что у него все получается.

Читайте также: Ева Подлесная: «Теперь у меня есть семья, и мы с бабулей стали счастливыми»

— Первое время нам приходилось учить детей не только словам, но и эмоциям, — вспоминает Надежда. — Потому что ребята не понимали, что значит, когда человек, например, хмурит брови или держит руки на поясе. Приходилось объяснять. Мы рассказывали им, что такое день рождения. Без повода моделировали этот праздник и объясняли, кто такой именинник, почему ему дарят подарки… И сейчас мальчики уже очень ждут праздников. А еще им очень понравился английский язык.

К каждому ребенку нужен особый подход. Мальчишки похожи внешне, но характеры у них абсолютно разные. И вкусы тоже. Например, Артем не любит мясо и рыбу, а Максим, наоборот, суп без мяса есть не будет. А Николайчик и дня не может прожить без молока. Муж говорит, что я их разбаловала, мол, скоро каждому придется готовить отдельное блюдо. Но на самом деле это счастье, что теперь у детей есть возможность выбирать любимую еду.

Сейчас семья Владимира Сыроватко живет в Винницкой области. А Владимир работает в Киеве — в Министерстве культуры, где трудился до войны. Каждые выходные мужчина ездит к жене и детям.

— На осенние каникулы Надя с детьми приедут ко мне, — говорит Владимир. — Один раз они тут уже были, но я очень хочу получше показать детям Киев. Пока живу на два города. С появлением детей наша с Надей жизнь кардинально изменилась. Мы и сами, наверное, стали другими. И несмотря ни на что, мы еще никогда не были так счастливы.

Ранее «ФАКТЫ» рассказывали о том, как известный пастор-волонтер Геннадий Мохненко со своими приемными детьми покорил Монблан.Фото из семейного альбома

Читайте нас в Facebook

Сделайте «ФАКТЫ»
избранным источником
в Google News