«Мой дом сгорел на моих глазах»: военкор Анастасия Волкова о работе в Луганской области

«У меня отобрали родную Луганщину, и я живу желанием отомстить россиянам»

— Настя, даете ли вы себе возможность хотя бы недолго отдохнуть?

— Мои командировки в Славянск длятся по три недели. Потом неделю на отдых в Днепре — и снова на фронт. Я уже привыкла. На самом деле сейчас не время отдыха. Просто нужно немного восстанавливаться и снова заступать на работу. В стране война, поэтому надо делать все, чтобы ускорить нашу победу. В конце концов у меня отобрали родную Луганщину, и я живу желанием отомстить россиянам. И в конце войны войти в родной Луганск под украинским флагом. Это желание придает мне силы. Конечно, иногда становится очень тяжело, устаешь, и тогда важно переключаться. Вот, думаю, надо снова вернуться к своим хобби.

— И что это?

— Я играю на пианино и люблю рисовать. Но, к сожалению, мой родной инструмент сейчас находится на оккупированной территории.

— Многие девушки-военкоры во время войны стали также операторами.

— И у меня была такая история. Хотя в начале войны я работала с оператором. Но прошло совсем мало времени, и он сказал, что не может снимать войну, что нет вдохновения. Я его понимаю — у него четверо детей, ему нужно о них заботиться. Когда в Славянске начало становиться горячее, он уехал из города. Это был март 2022-го, и я решила, что останусь в городе. Месяц снимала сама. Потом познакомилась с Артемом, который был в то время в Северодонецке. Предложила ему поработать водителем, потом попробовать работу оператора, и у него все получилось.

— До начала полномасштабного вторжения вы жили в Северодонецке. Что с вашим домом?

— Он сгорел на моих глазах. Я в то время была на съемках, а когда вернулась, зайти в квартиру было невозможно. К счастью, все документы и деньги у меня были с собой.

Читайте также: «Взрывная волна подняла женщину в воздух и выбросила из квартиры»: военкор Елена Грамова о работе в Краматорске

— На самом деле для вас ведь война началась еще в 2014 году.

— Да, я же из Луганска. Помню, 19 октября 2014 года выехала на неделю в Северодонецк, где училась. Мама осталась в Счастье. Вернуться назад я уже не могла, потому что там шли боевые действия и город был закрыт на въезд. Я оказалась без денег и знакомых. Меня спасла преподавательница с моей кафедры, к которой я пришла со слезами. Она дала возможность поселиться в общежитии. Через две недели я устроилась на свою первую работу — местный телеканал, а чуть больше чем через полгода начала делать материалы с передовой.

— Как чувствовала себя в то время ваша мама?

— Счастье деоккупировали, и до февраля 2022 года оно было украинским. Когда началась полномасштабная война, я уговорила маму уехать в Ужгород, но потом она все равно вернулась в Счастье. Теперь связь с ней оборвана.

— Вы не смогли ее остановить?!

— Это было семейная драма! Я говорила ей, что могут быть проблемы, связанные с тем, что я журналистка. Но маму это не остановило. Как и то, что мы не сможем общаться. К сожалению, у нее свое восприятие мира, и я только надеюсь, что впоследствии оно изменится. Мама уже больше полугода живет под оккупацией. Мы не общались с августа 2022 года. Думаю, что в этой войне все уже должны сделать свой выбор.

Читайте также: «Дом поднялся в воздух и начал на нас падать»: военкор Евгения Китаева о работе на фронте

«В Славянске местное население в один голос проклинает путина и говорит, что это геноцид»

— Знаю, что вы были в Славянске именно тогда, когда недавно в жилой дом там попала ракета.

— Мы как раз выезжали на съемку в Константиновку. Я слышала два взрыва, но решила, что это работает наша ПВО. Были как раз на окраине той улицы, куда прилетела ракета. Мне позвонили по телефону, сказали, что случилось, и мы повернули назад.

— Что больше всего вас тогда поразило?

— Местное население, которое проклинало путина. После обстрела я спрашивала у местных, чего пытается достичь путин ударами по мирному населению. Все в один голос проклинали его и говорили, что это геноцид. Тогда мне стало совершенно понятно: эти люди будут до последнего бороться за свой город.

— Вы снимали репортажи из Часового Яра — это совсем недалеко от Бахмута.

— Именно через Часов Яр проходит «дорога жизни». По ней местные волонтеры привозят продовольствие, а наши военные получают боеприпасы. Дорогу охраняют наши ребята ценой своей жизни, и это не позволяет врагу взять Бахмут в кольцо. Я была в окрестностях Часового Яра, дорога простреливается полностью, слышна тяжелая артиллерия и даже автоматные очереди. Враг подходит очень близко.

— Какие настроения у наших защитников?

— Боевые. Говорят, оккупанты совсем с ума сошли. Ходят по местным и набирают себе вещи, потому что своих нет. Показывали фото убитого оккупанта, на котором от военной формы только бронежилет и каска — все остальное обычные вещи. То, что мы видели: рвения у военных хватит, чтобы изгнать всю нечисть с нашей земли.

Читайте также: «Пожилые люди умирали в подвале от удушья»: военкор Алла Хоцяновская об ужасах оккупации

— Настя, вас что-то пугает?

— Смерти я не боюсь, а вот остаться инвалидом — да. Боюсь увечья. Но если попадаю в какую-то сложную ситуацию, не паникую и не думаю, что все пропало. Мой мозг работает по-другому: я ищу выход. Помню, как мы были в Курдюмовке еще до ее оккупации и начался танковый бой. Мы были прямо посередине и ехать могли только вперед. Даже тогда, под обстрелами, у меня не было паники, только мысли, что делать с поломанными деревьями на дороге, где можно спрятаться… Мой мозг работал на полную силу.

— Думали о том, что будет после войны?

— Хочу быть журналистом, который покажет, как восстанавливается моя Луганщина. Каждый клочок земли. Вся Украина сейчас скалой за Донбасс! Мы своих людей не оставим один на один с врагом, а значит, не оставим и после Победы. Восстановление будет колоссальным. Весь мир будет вовлечен в восстановление Донбасса, юга, потому что если сейчас такая невероятная поддержка, то представьте, какой она будет после нашей Победы!

— Вы, похоже, были среди тех, кто не сомневался, что будет большая война.

— Мой руководитель с декабря 2021 года постоянно говорил: «Будет война. Вы приготовили чемоданчики?» Мы только отмахивались, мол, она и так длится восемь лет. А он: «Будет еще хуже». Но я до последнего не хотела в это верить. В пять утра 24 февраля 2022 года мне позвонили из Киева и сказали: «Началось». Я послушала и… легла досыпать. Через час меня разбудила мама. Она тогда жила у меня в Северодонецке — кричала, что взрывы уже слышны в городе. Первым делом я заклеила все окна и сказала маме, чтобы она собрала вещи первой необходимости. Сама пошла в магазин, накупила продуктов, чтобы был запас на три месяца. А через три дня отправила маму в Ужгород.

В день полномасштабного вторжения я должна была ехать снимать в Попасную. Но осталась в Северодонецке, снимая все, что происходило в городе. Знаете, когда в 2015 году я начинала работать на фронте, казалось, страшнее уже быть не может. Но оказалось, что я была не права. Иногда мне кажется, что восемь лет жизнь меня готовила к тому, что сейчас происходит. Чтобы я выстояла…

Проект «Репортеры на войне» создан с участием CFI, Французского агентства по развитию СМИ, в рамках проекта Hub Bucharest при поддержке Министерства иностранных дел Франции.

Ранее журналистка команды «ТСН» («1+1») Виктория Стрельцова рассказала «ФАКТАМ» о работе под обстрелами в прифронтовом Харькове.

Читайте также: «Впервые за время войны я шепотом молился»: военкор Олег Корниенко о работе в Бахмуте

1130

Читайте нас в Facebook