«Россияне уверены, что их когда-то несправедливо обидели и они теперь должны взять реванш»: Генри Лайон Олди о войне в Украине

— Олег и Дмитрий, полномасштабное российское вторжение вы встретили в Харькове. Что вас больше всего поразило в первые недели?

Олег Ладыженский:

— Я даже представить не мог, что такое вообще может произойти.

Многие харьковчане пытались помочь тем, кому было очень тяжело. К сожалению, тогда погиб наш друг по боевым искусствам 63-летний Саша Акимов. Он занимался дзюдо, был тренером, в свое время прошел Афганистан. В первые дни он по снегу развозил на велосипеде лекарства старикам и немощным людям. Однажды рядом упал снаряд… Мы потом посвятили ему рассказ.

Впечатлили такие, например, эпизоды. Стояла очередь в аптеку, рядом начало «бахать». Но люди пропустили вперед какую-то бабушку, потому что ей тяжело стоять. Кажется, это пустяк. Но конкретно в этом проявляется человеческая доброта.

А эвакуационные поезда? Люди ехали с детьми и домашними животными, а проводники помогали им всем влезть, размещали в своих купе и в тамбурах. Волонтеры на каждой станции предлагали еду и вещи. То есть вдруг в людях проснулось осознание того, что нужно жить вместе. У нас действительно хорошие и настоящие люди.

Читайте также: Один батюшка нам сказал: «Ребята, если вы принесете по парочке москалей, Господь вас благословит», — актер Роман Мацюта

РЕКЛАМА

— Почему вы довольно долго оставались в Харькове несмотря на то, что его активно бомбили, а бои шли в пригороде?

Дмитрий Громов:

— Мы вообще не хотели покидать родной город. Верили, что россиян отгонят и все как-то устроится. Но с течением времени интенсивность обстрелов стала расти.

Я все равно не хотел ехать, потому что у моей жены пожилой отец. На тот момент ему было 87 лет, ему только сделали операцию. Без соответствующего медицинского ухода и еще в состоянии стресса он просто не выжил бы. Поэтому мы сначала вместе отправились во Львов, а потом жена с отцом уехали к родным в Германию. Отец остался там, а жена вернулась и сейчас со мной во Львове. Знаете, тесть, когда мы ехали, шутил: «Чего нам бояться? Или впервые?» В 1941-м он ехал в эвакуацию, спасаясь от немцев, а в 2022-м — к немцам, спасаясь от российских обстрелов… Так иногда судьба возвращается.

— Почему вы сами не уехали в Германию?

Дмитрий Громов:

— На тот момент мне еще не исполнилось 60 лет. Во Львове пошел в военкомат. Меня сочли годным к военной службе. Взяли контакты и сказали быть на связи. Но так и не связались. С одной стороны, жалко, а с другой, понимаю, что в своем возрасте не мог бы быть достаточно эффективным военнослужащим.

— В самом начале полномасштабного вторжения я много писал российским знакомым, среди которых были известные актеры и режиссеры. Пытался донести до них правду о происходящем. Мне не верили. Одна сценаристка написала, что этого не может быть: «Как мы можем бомбить русскоязычный Харьков? Нас потом не будут там любить». После этого понял, что бесполезно им что-то доказывать.

Олег Ладыженский:

— Если бы они тогда в это поверили, это разрушило бы их миропорядок. «Не может россия бомбить русскоязычные города» — это один из их основных принципов.

Мне тоже писали и о «гуманности российского верховного главнокомандующего», и о «сверхточных ракетах», бьющих только по военным объектам. Я отвечал: «Какие же они „сверхточные“, если рядом со мной падают?»

Но сейчас у многих россиян, и это видно, мировоззрение поменялось: «Бейте украинцев, потому что они сопротивляются! Как они могут нам сопротивляться?» Они искренне радовались, когда у нас, например, разбомбили электростанцию и мы сидели без света. Однако знаю точно, что многие наши российские читатели адекватные люди. И они понимают, что действительно происходит в Украине.

Дмитрий Громов:

— Мы просто видим, кто что пишет и как комментирует события. Сообщений людей, не поддерживающих политику путина, достаточно много. Многие наши читатели уехали из россии. А среди оставшихся есть те, кто помогает украинским беженцам, которые принудительно были депортированы туда. Но им очень тяжело что-либо делать в условиях тоталитарного режима.

Читайте также: «Стрелять в человека очень сложно», — актер Александр Охрицкий об особенностях фронтовой жизни

— Относительно недавно прочел вашу книгу «Черный ход». И был шокирован параллелями с настоящим. Вы предположили, что есть какие-то мистические существа, которые «подселяются» в людей для того, чтобы спровоцировать кровопролитие на месте прежних битв. Таким образом, они пытаются открыть «черный ход» для своих соплеменников в наш мир. Сразу пришло в голову, что сейчас мы отражаем нашествие россиян именно в тех местах, где в годы Второй мировой погибло очень много людей. Не «подселилось» ли что-то в сознание путина?

Олег Ладыженский:

— Знаете, откуда у нас появилась идея «Черного хода»? Как-то нам позвонили знакомые и сказали, что в Харькове находится тибетский лама, который хотел бы с нами пообщаться. Мы встретились с ним в кафе. На вид ему было 45−50 лет. Оказалось, что он наш бывший соотечественник, но уже больше 20 лет живет в монастыре. Он читал много наших книг. Мы говорили о разном, а потом он рассказал нам теорию, как рушится наш мир.

Они считают, что есть девять миров. Чем ниже мир — тем он более демоничен. Не в том смысле, что там горят костры, на которых кипит смола в котлах. А в том, что чем ниже мир, тем самые плохие личности его населяют. И когда их мир разрушается, все его жители пытаются перебраться на более высокий уровень, где уже начинают этот мир разрушать, потому что живущие там также становятся более демоническими. А когда разрушение доходит до нашего уровня, происходит больше войн, а люди просто становятся злыми. Нас заинтересовала эта теория, поэтому появилась идея «тахтонов» — беженцев с более низких уровней. В результате мы написали «Черный ход». Это было за несколько лет до начала широкомасштабной фазы войны. Но такую параллель тогда мы туда не заложили, а теперь она возникает вполне закономерно.

— Писатели-фантасты показывают читателям, каким может быть будущее. Довольно часто оно довольно пасмурное. Как считаете, развязанная россией война может стать началом чего-нибудь более страшного?

Олег Ладыженский:

— Фантасты вырисовывают постапокалиптическое будущее, потому что художественная литература «любит» конфликт. Если нарисовать светлое, белое и пушистое будущее, читателей у такой книги почти не будет. Это чисто утилитарная сторона литературы.

А сейчас читателям интересен «постапокалипсис». В фантастических сериалах того же Netflix в будущем творится нечто глуповатое. Следует ли нам готовиться к такому? Лично я настроен сдержанно оптимистично. А как реалист думаю: если наша человеческая цивилизация за несколько тысячелетий еще не накрылась медным тазом, то, вероятно, и сейчас не накроется.

Мы оказались в центре крупного мирового кризиса — экономического, военного, социального. Все эти ООН, ОБСЕ и т. п. перестали работать. Миропорядок, построенный после Второй мировой войны, просто закончился. Сейчас строится новый. Каким он будет, мы не знаем. Но какой-то будет. Уже вырисовываются контуры новейших союзов, новейших правил. Украина становится центром новых сообществ. Мы уже видим, как все это постепенно прорисовывается.

— Мне кажется, что сейчас в россии даже фантастика поставлена на службу тоталитарному режиму. Много книг о так называемых «попаданцах», каким-то образом попадающих в прошлое и спасающих российскую империю от поражения в Первой мировой войне или Советский Союз от развала. А некоторые их фантасты рассказывают о постапокалиптическом мире после ядерной войны. И даже там россия все равно не сдается и «поднимается с колен». Считаю, что это еще один способ манипулирования сознанием россиян, у которых таким образом лелеют имперские наклонности.

Олег Ладыженский:

— Вы бесспорно правы. Жанр альтернативной истории, когда кто-то возвращается в прошлое и дарит Сталину гранатомет или Ивану Грозному пулемет, очень нравится аудитории. У этих книг были достаточно большие тиражи. Да, это реваншистская литература. Они уверены, что их когда-то несправедливо обидели и теперь они должны взять реванш. Именно отсюда взялся лозунг «можем повторить».

Читайте также: «Мы сейчас воюем с биомусором», — киевлянин Константин Химчак

— Вы уже много лет пишете вместе книги, дружите, живете рядом. У вас даже дни рождения почти совпадают. Не устали ли друг от друга?

Дмитрий Громов:

— Ни в коем случае! Если это настоящий друг и соавтор, почему мы должны надоедать друг другу? У нас еще и увлечение общее — мы оба давно занимаемся каратэ стиля Годзю-рю.

— Зная вас как русскоязычных писателей, не ожидал, что вы так свободно разговариваете по-украински.

Олег Ладыженский:

— Я вырос на улице, где разговаривали и на русском, и на украинском, и еще на идиш. Когда пошел в школу, свободно общался на любом из них, даже не задумываясь. В школе изначально были украинский язык и литература. А в институте изучал украинскую драматургию и театр. Я о Лесе Курбасе знал гораздо раньше, чем о нем стали везде рассказывать.

Кстати, у нас с Дмитрием вышло десять книг на украинском. Я еще писал стихи. Где-то за два месяца до полномасштабного вторжения вышел альманах «Харьковский мост», в котором был опубликован большой сборник моей поэзии. У меня два языка, как две ноги или две руки. Ни одну из них не планирую отрезать.

Дмитрий Громов:

— Конечно, Олег лучше меня общается на украинском, но я за последнее время очень хорошо подтянулся.

— Сейчас продолжаете писать?

Дмитрий Громов:

— Да. Конечно, в первые два месяца был очень большой шок, и нам не писалось. Затем Олег вернулся к стихам. А потом и у меня тоже «пошло». Мы начали писать художественные рассказы. Сейчас для большой формы, то есть романов, не те времена. Думаю, что потом мы и к ним вернемся.

Читайте также: «Мы сейчас оказываем россии большую услугу — вычищаем ее генетический хлам», — актер Яков Ткаченко

6519

Читайте нас в Facebook