Игорь губерман: «есть в каждой нравственной системе общая для всех: нельзя и с теми быть, и с теми, не предавая тех и тех»
«У меня в документах написано: москвич, хотя я родился в Харькове»
— Игорь Миронович, рады снова видеть вас в Одессе в добром здравии.
— Не дождетесь! Это я не вам, а всем моим «доброжелателям». Фарцовщики и скупщики краденого — эту статью «пришили» мне в бывшем Союзе, чтобы скрыть политическую сущность ареста — так просто этот мир не покидают. Помню, тогда следовательница с очень приветливой улыбкой сказала: «Игорь Миронович, не обижайтесь, но мы вам дадим не три года, а пять, потому что только в этом случае можно конфисковать имущество, а ваша коллекция картин очень понравилась директору нашего музея».
Формально меня посадили за «покупку краденых икон», а так как их у меня не нашли — еще и за сбыт. Сначала арестовали, а потом восемь месяцев собирали материалы, чтобы осудить. Фактически же подоплека была сугубо политическая — участие в издании журнала «Евреи в СССР», так что мои стишки здесь ни при чем. Сидел я за банальную скупку краденого, в силу чего называюсь «барыга». Просто «пасли» Витю Браиловского, издававшего журнал «Евреи в СССР», я же сотрудничал с ними. «Компетентные органы» предложили мне дать на Витю показания. Я, естественно, отказался, и они пообещали на мне «отоспаться». В конце концов, нашли двух уголовников, один из них был рецидивистом, которые показали, что я перекупаю заведомо краденые иконы.
— Вы сказали: «Человек, который живет не там, где хочет, вреден окружающей среде».
— Тяжелее всего уезжать нам оттуда, где жить невозможно. Кстати, в этом году — ровно 50 лет с тех пор, как я окончил Московский институт инженеров транспорта (МИИТ). В свое время я поступал туда, руководствуясь известным изречением: «Если ты аид — поступай в МИИТ». В отличие от других, более престижных вузов, там не было «процентной нормы». Получив диплом инженера-электрика, два десятилетия работал по специальности. Пока не познакомился с Александром Гинзбургом, одним из основателей диссидентского движения в СССР, редактором-составителем «Синтаксиса», одного из первых «самиздатских» журналов. Здесь я и развернулся на творческой ниве.
Как оказалось на практике, не так страшен черт: сегодня я провожу в странах СНГ не меньше времени, нежели дома, в Иерусалиме. После возвращения из сибирской ссылки, в 1984-м, все было иначе. Прописаться не удавалось не только в Москве, но и в маленьких городках. Затем меня пригласили в ОВИР и сообщили, что считают целесообразным мой выезд с семьей в Израиль. Фактически выдворили за пределы родины.
— Как вас приняла историческая родина?
— Тогда, в 1988-м, приняли меня исключительно давние друзья. Приехал в Израиль с намерением стать экскурсоводом. Потому что ничего не знал, ничего не умел и полагал, что эта профессия создана для подобных мне бездельников. Иллюзии рассеял в первое же утро иллюстратор Александр Окунь, который ворвался ранним утром с криком: «Вставайте, лентяи, Голгофа работает до двенадцати!» Я понял, что хлеб экскурсовода — не самый легкий, в чем убедился позже, десять лет спустя. Тогда владельца крупной израильской турфирмы осенила дикая идея организовать спецрейсы «Европа в комментариях Губермана и Окуня». Меня в прямом и переносном смысле буквально рвало, когда наблюдал за некоторой категорией туристов. В Израиле гуляет целая серия экскурсионных баек с этими героями. Например, гид водит по Иерусалиму нового русского: здесь вознесся Иисус, здесь — дева Мария, а отсюда вознесся пророк Магомет, как много лет до него вознесся пророк Илья. Новый русский пожимает плечами: «Ну, у вас тут Байконур, б… !»
«Cглаз — это воздействие поля, которого наука пока не знает»
— Это правда, что вы перенесли не одну онкологическую операцию?
— Полтора года назад я заболел раком. Меня режут, а я пишу большой сборник стихов. Понимаю, что такую болезнь можно победить только напирательством, а также благодаря умению насмехаться над самим собой. Правда, встречаются стишки очень жалостливые. Один прочту — как я выглядел в то время:
Ручки-ножки похудели.
Все обвисло в талии,
И болтаются на теле
Микрогениталии…
— Излечились творчеством?
— И с помощью грамотных врачей, дважды оперировавших меня. А вообще-то в этой жизни нужно надо всем смеяться! Это незаменимое качество и спасло еврейское племя. Когда-то Григорий Горин хорошо подметил. Его спросили, правда ли, что смех удлиняет жизнь. Удлиняет, ответил он, но не всем: тем, кто смеется — удлиняет, а тем, кто смешит — укорачивает. Сам я — человек к шуткам толстокожий и радуюсь, когда надо мной шутят и меня смешат. И над другими посмеяться люблю, хотя при этом очень боюсь их обидеть: есть люди немножко раненые, требующие к себе уважения.
— Значит, врачи боролись за вашу жизнь, но вы ее им не отдали?
— По этому поводу расскажу историю о замечательном враче «ухо-горло-нос», гениальном человеке. На меня посмотрела некая баба, и на следующий день я потерял голос. То есть мой рабочий инструмент, без которого я — ничто! В ужасе пошел к знакомому врачу и говорю: «Гриша, вы — представитель самой материалистической профессии, скажите, голосовые связки можно сглазить?» Он ответил: «Конечно же, у вас — сглаз, но антибиотики не помешают».
— Вы верите в сглаз?
— Да, верю. Я думаю, что сглаз — это не метафизический, не мистический метод. Это воздействие поля, которого наука пока еще не знает. Я сам читал массу научных книг и статей (кстати, писал их тоже) и знаю, что есть масса полей, которые наука еще не изучила.
— Общаетесь сейчас с творческими друзьями, выходцами из СССР?
— Собираемся, садимся вокруг стола и пьем водку. Ведем абсолютно российский образ жизни. Если иногда в нашу компанию попадает израильтянин, он с диким ужасом смотрит на то, сколько мы пьем, и… уходит. Мы привезли с собой российский образ жизни: празднуем выход книжек и в России, и в Израиле.
«Чтобы умереть как праведнику, следует в жизни грешить»
— Издают ли ваши книги в Украине?
— Обещают, ближе к осени. Взялся за это киевлянин Сэм Рубчинский — мой единственный здесь импресарио, из которого не получился великий писатель, в силу ряда причин. Он — инженер, у него — свой бизнес… Он из тех людей, кто привозил в Украину Высоцкого когда-то. Пока же все мои книги ввозятся из России, облагаются пошлиной, не говоря уже о мизерных тиражах таких «завозов». Хотя в России эти тиражи сногсшибательные!
Бешеные деньги я мог получить два года назад. Мне сообщили, что в Минусинске — это в Сибири, где я был в ссылке, ликеро-водочный завод выпускает семь или восемь видов водки с этикетками из моих стишков. Это — совершенно дикие деньги! Приятели, которые у меня пили, кричали: «Что ты будешь делать с такой кучей денег?!» Я позвонил знакомому адвокату, очень талантливому человеку — он защищал заметных для российского общества людей. Например, семьи погибших моряков с подлодки «Курск»… Сам он — москвич, но сейчас, в результате ряда звонков с угрозами, вынужден сбежать в Америку. Он сказал, что это мы отсудим. Однако все завершилось полным крахом — судейскими «заморочками».
— В своем творчестве вы предстаете достаточно открытым человеком. Несложно жить вот так, нараспашку?
— Это иллюзия, что я живу нараспашку. Чем больше человек живет открыто, тем проще ему прятать маленькие семейные тайны. О своих слабостях, метаниях, бурях я практически не пишу. Знаете, однажды один раввин встретил другого и спросил: «Можно, я тебе расскажу о своих неприятностях?» Тот ответил: «Конечно, расскажи. Тогда несчастных людей будет двое». Чтобы меня узнать лучше, изнутри, следует обратиться к моей жене. Ведь дома я — «деспот, злой, мрачный, угрюмый, мерзкий, придирчивый, жестокий, равнодушный, безразличный и не сочувственный человек».
— Не повезло с женой?
— Напротив — очень повезло, и я точно знаю, почему. Мой размер обуви совпадает с годом рождения жены, а размер ее ноги соответствует году моего рождения. Уверен: это — основа счастливого брака. У нас двое детей, уже очень взрослых, у них — свои дети. По счастью, никто из них ничего не пишет. Хотя за дочку я боялся: она в детстве говорила какими-то очень точными фразами. Помню, в
1972-м, когда праздновали пятидесятилетие советской империи, мы пошли с ней куда-то в гости. По дороге толкались в огромной очереди на автобус, и маленькая дочь произнесла, по-моему, историческую фразу: «Папа, лучше ехать в такси, чем со многими народами!» Обратите внимание, народы это осознали намного позже!
— Итак, понятно, с семьей повезло. А с тещей?
— Теща у меня гениальная. Это писательница Лидия Либединская — автор книжек о декабристах, Блоке, Горьком, Герцене, Огареве… Увы, менее двух лет назад ее не стало. Она приехала из туристической поездки на Сицилию, привезла всем подарки, разложила их. То есть собиралась жить назавтра… Она читала книжку, когда мы ее нашли утром уже неживую, книжка была в свободно откинутой ладони. Она умерла, как праведница, хотя, как и все талантливые люди, при жизни очень много грешила. Я думаю, что, как не кощунственно это звучит, для того чтобы умереть как праведнику, следует в жизни грешить. К слову, Лидия Борисовна — правнучка Льва Толстого, который, как известно, проповедовал вегетарианство. Но это не мешало ему потреблять куриные бульоны.
— Какие у вас взаимоотношения с религией?
— Очень хорошие взаимоотношения: господь Бог и все религиозные люди живут одной жизнью, а я — другой. Я их ничем не раздражаю. Они меня немного раздражают, но я об этом молчу:
С Богом я общаюсь без нытья,
И не причиняя беспокойства,
Глупо на устройство бытия
Жаловаться автору устройства.
— Помните ли вы свое первое четверостишие?
— Кажется вот такое:
Кончилось время романтики чистой,
всюду господство приборов и краников.
Девушки грезят о киноартистах,
ну а рожают от киномехаников.
Было мне тогда лет 26-27. До этого я страдал любовями: первой, второй, пятой… Писал километры любовных стишков, которые затем утопил в помойном ведре.
— Прозу писать продолжаете?
— Написал толстую книжку воспоминаний, которая называется «Книга странствий», такие несерьезные мемуары о всяком смешном, что происходило…
— В заключение прочитайте один из ваших «гариков».
— Пожалуйста:
Есть в каждой нравственной системе
общая для всех:
нельзя и с теми быть, и с теми,
не предавая тех и тех.
2091
Читайте нас у Facebook
