Восхищаюсь украинцами, независимо от того, где они живут — во Львове или в Луганске, — Александр Хуг
Александр Хуг — гражданин Швейцарии, по образованию юрист. До командировки в Украину работал руководителем секции и старшим советником Верховного комиссара ОБСЕ по вопросам национальных меньшинств в Гааге. Начинал свою карьеру офицером швейцарской армии, был региональным командующим подразделением поддержки швейцарского штаба ОБСЕ в Северной Боснии и Герцеговине, работал в миссии ОБСЕ в Косово, миссии временного пребывания международных сил в Хевроне и миссии Евросоюза по обеспечению верховенства закона и правопорядка в Косово.
Срок полномочий Хуга в СММ истекает 31 октября. Уже известно, что его преемником стал заместитель главы миссии Марк Этерингтон.
В интервью «ФАКТАМ» Александр Хуг рассказал о своих впечатлениях об Украине и о том, что, по его мнению, завершить боевые действия на Донбассе можно в самые кратчайшие сроки.
— Господин Хуг, с какими чувствами вы покидаете нашу страну?
— Очень сложный вопрос. Когда я прибыл в Украину в конце марта 2014 года, здесь еще не было ожесточенного конфликта.
Должен признаться, что до приезда я немного знал о вашей стране. И даже проработав четыре с половиной года в Украине и для Украины, не утверждаю, что стал экспертом и знатоком специфики украинского общества, вашей истории и многогранной жизни украинцев, которыми восхищаюсь. Причем независимо от того, где они живут — во Львове или в Луганске.
Наверное, весьма сложно несколькими словами охарактеризовать нацию. Не я должен этим заниматься. Но однозначная правда в том, что украинцы очень стойкие и настойчивые. Невзирая на то, сколько вы пережили и что до сих пор продолжаете страдать, особенно те, кто проживает на востоке страны.
Конечно, у разных людей могут быть различные политические взгляды. Есть множество точек зрения, каким образом следует урегулировать этот конфликт и как должна выглядеть Украина, и в частности ее восточная часть. В связи с этим хотел бы прояснить один важный момент: ни я, ни миссия не проводим какие-либо социологические опросы. Однако констатируем, что на востоке страны подавляющее большинство людей, с которыми мы общаемся (за исключением нескольких случаев), определяют себя украинцами.
Есть еще одно общее, что мы слышим по обе стороны линии соприкосновения (и это отличается от тех стран, где тоже возникали конфликтные ситуации, свидетелем которых я был). Люди говорят нам, что это не их конфликт, что они не понимают, почему он до сих пор продолжается. Единственное, чего они хотят, — чтобы это все прекратилось.
Итак, чтобы лаконичнее ответить на ваш вопрос, скажу, что самая большая тяжесть, которая останется в моей душе после отъезда, — это воспоминания об украинцах.
— Почему тяжесть?
— Потому что очень сложно покидать места, где живут люди, которые верят в то же, что и я, — в прекращение насилия. Хотя я в вашей стране лишь гость.
— Для вас это не первая война, вы наверняка видели всякое. Что особенно врезалось в память, когда были на Донбассе?
— Неприемлемо, что есть жертвы из-за этого необязательного конфликта. Особенно если речь идет о гражданских, и в частности о детях. Вообще, очень сложно воспринимать любые человеческие страдания, независимо от того, какие причины конфликта — политические, этнические, религиозные, какие-то иные.
Часто вспоминаю мальчишек, которые жили на улице Мира в Пикузах (бывшее Коминтерново). Каждый раз, когда наш патруль приезжал в этот населенный пункт, они выбегали навстречу, приветствовали нас. Ребята погибли от удара током, наткнувшись на электрический кабель, оборванный из-за обстрела (трагедия случилась в июне 2016 года, погибли шестилетний и семилетний мальчики. — Авт.).
Еще помню двух пожилых сестер. Их зовут Раиса и Анна. Стал свидетелем, как они покидали свои дома на улице Мира в Широкино и уезжали в Мариуполь. Очень тяжелый эпизод.
Еще перед глазами бесчисленное количество людей, пересекающих мост в Станице Луганской. Каждый раз, когда я там патрулировал, видел эту вереницу. Помню жителей Крутой Балки, Травневого, других населенных пунктов. В любом случае никогда не забуду Донбасс. Эти четыре с половиной года останутся в моей памяти надолго.
Знаете, нередко обычных граждан, пересекающих линию соприкосновения, мы просили написать так называемые письма мира. Они, указав имя или анонимно, писали обо всем, что заблагорассудится, — о желаниях, впечатлениях, разочарованиях. Мы эти письма передавали на другую сторону, чтобы простые люди и там, и там знали, что другие тоже страдают. Однако в такой деятельности нужно быть очень осторожным, ведь мы не ведем речь о примирении, а пока просто помогаем людям общаться и лучше понимать друг друга.
Читайте также: В Донецке разочаровались в «русском мире», даже коллаборанты ждут возвращения Украины
— А проявления ненависти были?
— Несколько раз, но какой-либо общей тенденции мы не заметили.
Этот конфликт на сто процентов лежит в политической плоскости. Нет никакой основополагающей коллективной динамики, которая содействовала бы тому, чтобы он продолжался. Это не мои личные домыслы, а факты, которые мы установили.
Подписанты Минских соглашений уже 14 раз подтверждали свою приверженность соблюдению режима прекращения огня. При этом каждый раз мы фиксировали, что количество нарушений за несколько часов сокращалось с тысяч до нескольких десятков. То есть были изданы соответствующие приказы, и в определенный промежуток времени они в основном выполнялись.
— Я вынужденная переселенка с Донбасса. Мне не надо рассказывать, как и из-за чего все началось. Четко знаю, что Россия — это страна-агрессор. Для вас лично очевидно участие России в войне?
— Не имею никакого права опровергать или подвергать сомнению то, что вы сказали.
Очевидным остается то, что для реализации решения о достижении мира нужно, чтобы Москва стала частью этого решения. Это не какие-то спекулятивные мои мысли. Просто хотел бы подчеркнуть, что Российская Федерация является подписантом Минских соглашений, которые призваны положить конец боевым действиям. Впрочем, это относится не только к ней, но и к Украине, и к отдельным районам Донецкой и Луганской областей. Все они подписали эти соглашения.
При этом отмечу следующий нюанс. Четыре с половиной года некоторые постоянно пытаются найти виновных и показать на них пальцем. Но это не приблизило решение конфликта, на чем нужно сосредоточиться непосредственно. Если мы говорим о военно-технических мерах, они согласованны. И те, кто поставил под достигнутыми договоренностями свои подписи, должны быть ответственными за их выполнение.
— На ваш взгляд, введение миротворческой миссии на Донбасс реально?
— Чтобы ответить на этот вопрос, нужно иметь четкое понимание, для чего будет создана эта миротворческая миссия. Наверное, именно у тех, кто продолжает боевые действия, больше всего возможностей их прекратить. Надеюсь, вы с моим утверждением согласитесь. О том, что необходимо сделать, мы уже тысячу раз говорили в наших ежедневных отчетах, которые публикуются на трех языках — украинском, английском и русском.
* Александр Хуг: «Каждый сделанный выстрел — это ненормально. Любое ранение мирных граждан — неприемлемо». Фото УНИАН
— Кстати, об отчетах. Постоянно общаюсь с жителями оккупированных территорий. Их высказывания о миссии ОБСЕ жесткие. Они говорят, что «наблюдатели ОБСЕ слепые и глухие», так как не видят значительной части того, что происходит на самом деле. То есть отчеты несколько не соответствуют действительности. Одна дончанка о сотрудниках миссии высказалась прямо: «Толку от них никакого». Прокомментируйте, пожалуйста.
— Полностью понимаю разочарование людей, которые столь длительное время живут в беспорядке. Так что никоим образом не осуждаю их за такое отношение к кому-либо. Наверное, на их месте у меня были бы аналогичные чувства.
Естественно, наше присутствие увеличивает их ожидания, что этот конфликт прекратится. Но у нас нет полномочий собственными силами положить конец войне. Наш мандат гласит, что мы можем задокументировать этот конфликт. Понимаю, что людям очень сложно такое воспринять. Возможно, мы всего и не видим. Но мы «слепы» не из-за физических недостатков. Нас просто «ослепляют».
— В смысле?
— Вооруженные формирования, если мы говорим о неподконтрольных правительству районах Донецкой области, не позволяют нам уточнять какую-то информацию. Например, в район Трудовских они свободно пропускают гражданских лиц, а нас останавливают, мол, туда ехать небезопасно. То же и в других местах.
— ВСУ ведут себя лучше?
— Я не судья, не могу сказать — лучше или хуже. Но на подконтрольной правительству Украины стороне мы сталкиваемся с пассивными ограничениями. Например, это минные поля или физические преграды, которые не позволяют нам проехать. А активные ограничения свободы нашего передвижения в основном случаются в неподконтрольных районах. Мы об этих фактах пишем в своих отчетах.
— Читаю их ежедневно.
— Только в этом году мы зафиксировали более двухсот тысяч нарушений режима прекращения огня. Как бы трагично это ни звучало, подтверждено более двухсот жертв среди мирного населения. Более трех тысяч единиц вооружения зафиксировано в тех районах, где оно не должно находиться.
— С обеих сторон?
— Да. Соотношение такое: 45 процентов на подконтрольных правительству территориях, 55 — на неподконтрольных.
— То есть обоюдное несоблюдение.
— Да. В наших отчетах все написано черным по белому. Если бы мы действительно были физически слепы, то не установили бы эти факты, такая информация не появилась бы, никто не смог бы ее донести.
За этот год мы насчитали около 1800 ограничений в перемещении, о которых я говорил выше. Это, по сути, вмешательство в нашу работу. Всякий раз, когда нас останавливают где-то, это означает: в том месте находится то, что они не хотят, чтобы мы зафиксировали и в дальнейшем отразили в отчетах. Так что нас «ослепляют» именно для того, чтобы не дать что-то увидеть.
— О мандате вашей миссии на сайте ОБСЕ написано, что в него входит установление диалога между двумя сторонами. Каким он может быть в перспективе?
— Во-первых, по моему мнению, любое обсуждение, которое мы ведем в Украине и в частности на востоке, уже является диалогом. Во-вторых, этот конфликт можно решить только путем диалога. В-третьих, мы предлагаем площадки для его ведения всем желающим. Эти площадки открыты. Но мы ожидаем, что все, кто присоединится к диалогу, будут делать это добросовестно.
Сейчас же косвенный диалог, который ведется при нашем содействии, весьма сложно ощутить. Но он очень важен для того, чтобы каким-то образом смягчить последствия конфликта. Я имею в виду функционирование объектов инфраструктуры вдоль линии соприкосновения. Так, например, невозможно было бы провести любые ремонтно-восстановительные работы на Донецкой фильтровальной станции и обеспечить ее функционирование без присутствия наблюдателей по обе стороны от линии соприкосновения. Если бы мы каждый день не отправляли свои патрули в тот район, чтобы обеспечить проезд сотрудникам станции (в большинстве своем это женщины) к месту работы, то жители Ясиноватой, Авдеевки и части Донецка оставались бы без воды.
Читайте также: «За четыре года Донецк превратился в какое-то советское вымирающее село» (фото, видео)
— Что нужно сделать, чтобы миссия работала более эффективно?
— Наверное, вопрос нужно сформулировать немного иначе: что делают стороны, чтобы позволить повысить эффективность работы миссии? Мы свою часть порученной работы выполняем в тех пределах, которые нам позволяют или разрешают стороны.
Я знаю, что не должно произойти, чтобы в миссии не воцарилась атмосфера самодовольства. Ее сотрудники не должны воспринимать текущую ситуацию как норму. Каждый сделанный выстрел — это ненормально. Любое ранение мирных граждан — неприемлемо. Даже если мы видим сокращение числа жертв среди гражданского населения, нельзя такое праздновать. Вот когда добьемся нулевого показателя гражданских жертв, тогда и будет повод.
Миссии следует сохранять свою гибкость, но никоим образом ее не нужно втягивать в эту проблему. Она не должна стать частью этой игры. Украине не нужно, чтобы стало еще больше проблем.
— Как, по вашему мнению, может развиваться этот конфликт? Он усилится или будет заморожен на десятилетия?
— Увы, я не могу прочитать судьбу по хрустальному шару. Не хочу показаться философом, сказав, что все конфликты когда-то завершаются, и этот тоже завершится.
Но знаю, и я об этом уже говорил неоднократно, что военно-техническая составляющая этого конфликта может быть завершена в течение одного часа, начиная с данной минуты. О политической составляющей сейчас не говорю.
Мы знаем, что в прошлом издавались подобные приказы, и они в основном выполнялись. То есть нет никакой проблемы с командованием и управлением. Боевые действия должны закончиться в максимально сжатые сроки, в противном случае произойдет разделение страны на две части, которые будут жить в разных реалиях. Не думаю, что мы достигли ситуации, когда уже есть это разделение.
Факт остается фактом: ежедневно тысячи людей пересекают линию соприкосновения. Они сами себя определяют украинцами. У них могут быть разногласия по поводу политических механизмов урегулирования. Но что касается принадлежности к стране, у них есть абсолютное согласие. Очень важно, чтобы у любого человека было право идентифицировать себя в принадлежности к любой группе, в зависимости от того, во что он верит. Тут не может быть никаких навязываний. Каждый определяет самостоятельно свою идентификацию.
— Очень многие жители оккупированной территории Донбасса ждут возвращения украинской власти.
— Да, подтверждаю, такое присутствует. Мы слышим это от людей. Однако пока нет какого-то единого мнения, как это политически должно быть сформировано и организовано.
— Донбасс и Крым — это Украина.
— Что касается суверенитета и территориальной целостности страны, они простираются до тех границ и районов, которые в данный момент не контролируются. Это не мое толкование. Эта мысль заложена в нашем мандате, каким предусмотрено, что мы можем осуществлять деятельность по всей Украине. К тому же известно, что есть отдельная резолюция Совета безопасности ООН, где очень четко написано о территориальной целостности Украины.
— Состав миссии будет как-то меняться в связи с вашим отъездом?
— Миссия в данный момент насчитывает около 1200 сотрудников. Люди постоянно приезжают и уезжают. Это нормальный процесс для такого рода миссии.
В ОБСЕ есть правило, гласящее, что срок службы в этой организации не может превышать десять лет. Срок моей службы подходит к концу, именно поэтому покидаю ее.
— Чем будете заниматься?
— До сих пор не знаю.
Скажу еще вот о чем. Мне, увы, пока не удалось ни покататься на лыжах в Карпатах, ни попутешествовать на корабле по Черному морю и даже на лодке по Днепру. В полной мере красоту вашей страны я еще не видел. Но надеюсь, что у меня будет время с ней ознакомиться. А покину вашу страну только на позитивной ноте. И обязательно — с восхищением украинцами.
Напомним, ранее советник министра по вопросам временно оккупированных территорий, бывший посол Украины в Хорватии Александр Левченко объяснил «ФАКТАМ», как при реинтеграции Донбасса использовать хорватский сценарий.
*Фото в заголовке OSCE SMM to Ukraine
1640Читайте нас у Facebook
