«Каска раскололась пополам, но спасла жизнь сына»: 21 месяц мать не знала, где ее сын, и наконец получила известие о нем
— Когда я узнала о недавнем обмене пленными (самом большом с начала полномасштабной войны), надеялась, что среди освобожденных будет мой сын или кто-то из ребят, которые были с ним в неволе в россии, — рассказала «ФАКТАМ» Наталья Николаева, мама военного медика Дмитрия Селютина из 36-й бригады морской пехоты. — Вечером 11 января мне позвонил парень, освобожденный из плена и рассказал, что сидел в российской тюрьме вместе с моим сыном. Мы где-то час разговаривали по телефону, я слушала и плакала. Теперь я точно знаю, что Дима жив.
«Во время вражеской атаки на колонну „Урал“, в котором ехал Дима, слетел в кювет и дважды перевернулся»
— Так случилось, что в плен попали сразу более тысячи морских пехотинцев 36-й бригады: ночью 12 апреля 2022 года они попытались вырваться из окруженного Мариуполя, их колонну расстреляли, и выжившие оказались в российской неволе, среди них и мой сын Дима, — продолжает Наталья Николаева из Луцка. — Кстати, согласно Женевским конвенциям, моего сына не имеют права держать в плену, поскольку медики, пусть даже военные, не считаются комбатантами — то есть теми, кто непосредственно участвует в боевых действиях.
— Как было принято решение попытаться вырваться 36-й бригаде из окруженного Мариуполя?
— На прорыв пошли по приказу командира бригады полковника Владимира Баранюка. Надеялись добраться до территории, подконтрольной украинским властям. Вероятно, вы знаете, что немалому количеству небольших групп из других подразделений это удалось. У нас в Луцке есть парень, находившийся в одной из таких групп. Если не ошибаюсь, до Днепра добирался 3 недели (журналистам он свою историю рассказывать пока не хочет). А его брат остался в Мариуполе, до сих пор в плену.
— Злосчастной ночью 12 апреля 2022 года вашему сыну посчастливилось избежать ранений?
— Серьезных повреждений сын не получил, хотя ситуация, которую он пережил с побратимами, была крайне опасной. Они ехали в колонне на военном грузовике «Урал». В их машину попал какой-то мощный российский снаряд. Поэтому «Урал» слетел в кювет и два раза перевернулся. Сына спасла довольно дорогая кевларовая каска, которую, кстати, он очень хотел, и мы приобрели еще в 2019 году за 16 тысяч гривен. Когда «Урал» полетел в кювет и дважды перевернулся, шлем на голове сына раскололся пополам, на две части, но Дима, как я сказала, к счастью, уцелел.
— Откуда вы знаете все эти подробности?
— От побратимов и посестер сына, которых уже удалось вернуть домой в рамках обмена пленными. От них также знаю, в частности, то, что было две попытки прорыва. Первая — в ночь на 11 апреля. Но пришлось вернуться, потому что противник почти сразу обнаружил колонну и открыл огонь. А попытка на следующую ночь закончилась пленом.
— Когда и как вы узнали, что сын в руках врага?
— В тот же день — 12 апреля. Смотрите, в WhatsApp существовала группа 36-й бригады. В ночь на 12 апреля она была удалена. Мы (родственники морпехов) начали между собой созваниваться, списываться. Никто не знал, что произошло. И где-то в 12:50 мне пришло с неизвестного номера СМС-сообщение (потом мы узнали, что его отправила посестра сына Юлия Лугина, потому что еще была такая возможность). Дело в том, что в первые часы россияне прессовали прежде всего наших ребят, а девушек еще особо не трогали. Так что у них (у девушек) тогда еще оставались телефоны, и они стали рассылать сообщения: «Нас взяли в полон». Впоследствии с этого же номера позвонил сын: «Мамо, не переживай. Моліться за наш обмін. Нас взяли в полон».
Обладательницу этого номера Юлию Лугину удалось быстро освободить — еще в мае 2022-го. Она сразу связалась со мной, подробно все рассказала. В частности, о том, что моему сыну пришлось отпустить свою собаку Афину (тогда ей было 9 месяцев): российский солдат сказал, что-либо пристрелит Афину, либо Дима ее оставит. Сын очень просил, чтобы мы попытались ее найти. Ровно через год я отыскала Афину (это отдельная история), и сейчас собака в нашей семье в Луцке.
«В россии тюрем больше, чем школ»
— Россияне отправили морпехов в печально известную колонию в Еленовке ?
— Да, в Еленевку, но не сразу, сначала отвезли в фильтрационный лагерь в Сартане.
— Побратимы и посестры Дмитрия, которых удалось освободить, рассказывали, как с ними обращались, когда они попали в плен?
— Если честно, мало кто соглашается об этом говорить — очень тяжелая тема. Началось с так называемой сортировки: отдельно собрали офицеров, рядовых бойцов, девушек, медиков, раненых и увезли, как я сказала, в фильтрационный лагерь в Сартане. У нас в Луцке живет пограничница — медик Людмила Кравчук. Она рассказывала мне, что в этом лагере стоят какие-то сараны или ангары. В одни загнали ребят, в другие — девушек. В том лагере пленные медики двое суток работали без передышки, потому что раненых было очень много. «Ваш Дима был настолько вымотался, что терял сознание», — говорила мне Людмила. У них тогда еще были медикаменты для оказания первой помощи, потому что сначала забрали только оружие, а медицинские рюкзаки оставили. Когда их потом всех увезли в Еленевку, Дима и там продолжал, как мог, помогать раненым.
— Он находился в той колонии, когда россияне взорвали там барак с пленными азовцами?
— Нет, еще 19 апреля моего сына и часть его побратимов посадили в «КамАЗы» и вывезли из Еленевки. Бывшие пленные говорят: слышали от орков, что эти машины направились в рф.
— Оттуда приходили известия от сына?
— Да, единственное на сегодняшний день письмо, датированное маем 2022-го, которое наша семья получила в конце лета того же года. А перед этим мне позвонили из Женевы, из Международного комитета Красного Креста, и сообщили: российская сторона подтвердила, что мой сын в плену. Также сказали: «Состояние здоровья удовлетворительное, место пребывания неизвестно». Как Красный Крест может говорить о состоянии здоровья, если не знает даже места нахождения?
Я мониторю абсолютно все рашистские каналы в соцсетях. Безрезультатно. В первые дни плена на этих каналах массово выставляли фотографии морпехов 36-й, но даже тогда сын ни разу не попал в кадр.
— От освобожденных ребят имеете какую-то информацию о том, где именно в россии держат вашего сына?
— К сожалению, никто из них не встречал Диму в местах лишения свободы в россии. Один из освобожденных однополчан Димы написал мне: «В россии тюрем больше, чем школ. Просто из той, в которой ваш сын, еще никого из наших не отпускали». Знаете, в борьбе за освобождение сына я не одна: родственники пленных медиков объединились вокруг ОО «Военные медики Украины».
— Сын приходит во снах?
— За все это время он снился мне только дважды. В первом сне я открыла дверь квартиры, понимаю, что он пришел, но я его не вижу. Кто-то захлопнул дверь, и больше я не могла ее открыть. Второй раз мне приснилось, что Диму освободили из плена. «Дима, солнышко, скажи, что ты хотел бы поесть?» — спросила я. «Очень хочу сырники и шашлык». Мы были в каком-то чужом городе, я бегала, искала эту еду, но вдруг сон прошел. Каждый вечер молюсь и прошу: «Приснись, что-то рассказывай, просто поговори со мной».
Читайте также: В россии тюремные собаки вырывали у украинских пленных куски плоти: наших гражданских держат в неволе без суда и следствия
«В окруженном Мариуполе менеджер в супермаркете был тронут заботой Димы об Афине и подарил ему кучу деликатесов»
— Когда началось полномасштабное вторжение, ваш сын находился в Мариуполе?
— Нет, не в Мариуполе, но недалеко оттуда — на линии столкновения (ротация у них началась в октябре 2021 года). Тогда его 36-я бригада защищала приазовское направление — по линии Гнутово, Водяное, Широкино. Россияне начали накрывать их артиллерийским огнем с 22 февраля. В тот день поздно вечером сын позвонил: «Мамо, збери документи, цінні речі. Підготуй невеличку сумку сухпайка». — «Що сталося?» — «Просто зроби». 24-го россияне ударили по ним артиллерией с моря. Почти уничтожили позицию. Слава Богу, наши ребята тогда выжили. Первое сообщение от Дмитрия в то ужасное утро пришло где-то в 5:55: «Мамо, почалося повномасштабне вторгнення. Згодом наберу і все поясню». Позвонил на следующий день. По приказу они уже отошли в Мариуполь. Сын звонил по видеосвязи. Мы разговаривали минут 40. Почти все это время говорил он. Попросил вывезти на время за границу младших сестру Александру и брата Егора. Объяснял, что делать в той или иной ситуации во время войны. Например, как вести себя, когда начинается обстрел: залечь, но не рядом друг с другом, а на расстоянии 3−5 метров, если одного заденет осколком, второй сможет оказать помощь. Я слушала и удивлялась, каким опытным военным стал Дима за 4 года службы в морской пехоте. Кстати, сын, хоть и медик, но успешно прошел полный курс обучения морского пехотинца, заслужил право носить бирюзовый берет.
— Во время обороны Мариуполя Дмитрий вместе с другими военными врачами оказывал помощь раненым в госпиталях, организованных в подземельях на заводах «Азовсталь» и Ильича?
— Мой Дима был в госпитале на заводе Ильича.
— Выполнял хирургические операции?
— Хирурги отдавали ему работу с поверхностными ранами, не затрагивавшими внутренние органы. Потому что он фельдшер. Освобожденная из плена врач госпиталя Валентина (фамилию пока называть не следует) говорила мне: «Дима ни разу нас не подвел. Он будущий врач».
— Что освобожденные пленные рассказывали об условиях в бункерах завода Ильича, где приходилось лечить раненых?
— Там часто выходили из строя генераторы, приходилось оказывать медицинскую помощь, подсвечивая себе фонарями. Поддерживать там более или менее приемлемые санитарные условия возможности не было. Фактически царила полная антисанитария. Я сама медик, поэтому прекрасно понимаю, что для работы коллег это категорически неприемлемо. Несмотря на это, они выполняли свои обязанности.
— Если в тех бункерах остро не хватало буквально всего, то как Дмитрию удалось прокормить свою собаку Афину?
— О, это интересная история. На определенном этапе обороны Мариуполя руководство сети супермаркетов «Метро» позволило военным брать продукты питания. В один из тех дней Дима рассказал мне по телефону, как достал корма для Афины и кучу деликатесов для бойцов. В супермаркете он положил в тележку два 20-килограммовых мешка сухого корма и какое-то количество банок собачьих консервов. На выходе менеджеры контролировали, кто что берет. Один из них похлопал Диму по плечу: «Парень, я что-то не понял. Что у тебя в тележке? — «Собачий корм». — «Тебе больше ничего не надо?» — «Я как-то выживу, а моя собака — нет». Менеджер был тронут и положил Диме в тележку с десяток вакуумных упаковок красной рыбы, несколько банок красной икры, шоколад, супчики быстрого приготовления… «Может, кому-то нужнее?» — попытался отказаться Дима. «Все нормально», — бросил менеджер. На выходе он сказал охране: «Пропустите. Эти продукты от меня». Так у Димы появилось для Афины 40 килограммов сухого корма и 50 банок консервов.
«Я стараюсь держать себя в руках, поэтому дети очень редко видят мои слезы»
— Дмитрий мечтал стать военным?
— Думаю, что да. Когда пришла пора серьезно задуматься о будущей профессии, он сказал, что хочет поступать в военный лицей. Тем более что отец — военнослужащий. Но это было еще тогда, когда сын учился в 9-м классе. Поэтому у нас было время, чтобы убедить его стать медиком. Дима поступил в Киверцовский медицинский колледж. Выучился на фельдшера.
— Как случилось, что он все же попал в армию?
— У него была возможность не идти на срочную службу, потому что ему предложили место начальника в фельдшерско-акушерском пункте в одном из сел. Он проработал там пару недель и сказал: «Мамо, це не моє. Йду на строкову службу». Когда ее заканчивал, в их часть пришла разнарядка на медиков, которых катастрофически не хватало на передовой. Сын вызвался ехать туда добровольцем. Командир ответил, что для этого следует пойти на контракт. Не посоветовавшись с нами, Дмитрий подписал его. За три дня до выезда на полигон в Олешки позвонил: «Мамо, мені треба каримат, спальник, залізний посуд». — «Це для походу?» — «Мамо, ти тільки не нервуй, вислухай мене. Я підписав контракт».
— Как вы отреагировали?
— Я кричала, плакала — был шквал эмоций. Он выслушал и сказал: «Я тебе почув. А тепер послухай мене. Або ти приймаєш мій вибір, або спілкування наше буде вряди-годи. Ясна річ, я не припинятиму спілкуватися з тобою. Дуже хочу, щоб ти мене підтримала». В конце концов мы пришли к согласию. Так и получилось, что с 2018 года Дима приступил к службе в 36-й отдельной бригаде морской пехоты. И с тех пор мы живем войной. Хотя, как и для многих сознательных украинцев, для нас она началась и причиняет душевную боль с 2014-го.
Скажу еще о таком. Летом 2023 года у меня диагностировали онкоопухоль, которая, вероятно, развилась из-за многомесячного очень сильного стресса. За Диму мое сердце болит больше всего, но у меня еще двое детей. Они смотрят на меня и так же страдают. Я стараюсь держать себя в руках, поэтому дети очень редко видят мои слезы. В каких ситуациях не могу сдержаться и плачу? Когда проходит очередной обмен пленными, а Диму не отдали, тогда у меня истерика.
— Кого-то из побратимов Дмитрия освободили во время недавнего обмена пленными?
— Наконец-то российская сторона вернула военного медика из 36-й бригады Галину Федишин. Галя хорошо знает моего сына. Но в российских тюрьмах они не пересекались.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали историю еще одного пленного военного медика, офицера, отца троих детей Дмитрия Богданенко, который уже более 20 месяцев в плену.
На фото в заголовке: Дмитрий Селютин воевал с 2018 года
Фото предоставлены Наталией Николаевой
3212Читайте нас в Facebook