«Левое ухо почти не слышит вот уже 30 лет», — «Бог рок-музыки» Дэйв Грол
Его зовут Дэйв Грол. Самая влиятельная британская газета The Times назвала его «Богом рок-музыки». По мнению британского журнала Classic Rock, Дэйв является барабанщиком № 2 в истории рока после Джона Бонэма из Led Zeppelin. В списке 100 величайших барабанщиков всех времен американского журнала Rolling Stone Грол занимает 27-е место. А еще он прекрасно играет на гитаре, пишет песни и поет. Он прославился как барабанщик культовой рок-группы Nirvana, после ее распада в 1994 году создал свою группу Foo Fighters, которая выпустила уже 10 успешных студийных альбомов, и играл вместе со множеством легендарных музыкантов, включая Пола Маккартни, Элтона Джона, Мика Джаггера.
В начале ноября на Западе выходят мемуары Грола. Ему 52 года, и он решил, что ему есть чем поделиться с поклонниками. Книга так и называется — «Рассказчик». Дэйв признается, что до сих пор не понимает, почему добился успеха.
«Поэтому книга написана с точки зрения человека, которому кажется, что все это происходит не с ним. Не могу поверить, что все это было в моей жизни — возможность сыграть с кумиром детства или сесть в самолет, выпить и улететь в другой город выступать перед многотысячной толпой. Я каждый день вспоминаю что-нибудь подобное и думаю: «Вот это и пронесется у меня перед глазами перед самой смертью…» — сказал Дэйв Грол в интервью музыкальному обозревателю BBC Марку Сэведжу.
«ФАКТЫ» предлагают перевод их беседы, которая была опубликована за месяц до выхода в свет мемуаров музыканта.
«Написав четыре или пять рассказов, я подумал: «Может, стоит начать писать книгу?»
— Как тебе пришла в голову идея написать книгу? Причина в локдауне?
— Да. Но на самом деле началось все с аккаунта в Instagram. Когда я понял, что мне придется провести несколько месяцев дома, я подумал: «Моим творческим замыслам требуется какой-то выход». Поэтому я создал страничку под названием «Правдивые истории Дэйва» и начал писать рассказы о моей жизни. Оба моих родителя были блестящими писателями, так что у меня хватило на это умения, и, написав четыре или пять рассказов, я подумал: «Может, стоит начать писать книгу?»
— Как ты будил в себе все эти воспоминания? Отрыл старые альбомы с фотографиями и дневники?
— Знаешь, мне это не нужно. У меня в голове своя картотека. Все отсортировано по музыке. Если сыграть мне песню из 70-х, я точно скажу, где я был, когда услышал ее. А если это будет песня Nirvana, я даже скажу, во что был одет, когда записывал эту песню.
— Я могу это проверить? Во что ты был одет во время записи песни In Bloom?
— На мне были желтые шорты и дурацкая крашеная бело-голубая рубашка. Но это был легкий тест — думаю, я только и носил эти вещи, когда мы записывали альбом Nevermind. Ничего гламурного.
— Одна фраза в твоей книге меня особенно поразила. Ты пишешь: «Стадионный рок мне никогда не нравился. До тех пор, пока я не оказался на краю сцены». Что же произошло тогда?
— Пойми, это же лучшее место в зале! Когда ты играешь песню, которую всю знают, и зал хором подхватывает ее, это волшебное чувство. Это реально триумф осязаемого единения, совместного переживания, которое, как мне кажется, нам, людям, просто необходимо.
— Когда ты был панком в 80-х, ты наверняка смотрел свысока на подобных тебе нынешнему. Как ты миришься с таким противоречием?
— Это действительно забавно. В детстве у меня на стенах висели плакаты с Led Zeppelin, The Beatles, AC/DC и другими группами, собиравшими стадионы. Для меня они были какими-то нереальными персонажами из волшебного мира. Потом я в первый раз в жизни попал на рок-концерт, и это было выступление какой-то панк-группы в крошечном клубе в Вашингтоне. Там было всего человек 50 или 60. Это было мое знакомство с живым рок-н-роллом, и в его грубой простоте было что-то такое, что заставило меня подумать: «Вот оно — настоящее!» И я тут же забыл о полных стадионах. А потом случилось то, что случилось с Nirvana. Ваша музыка начинает нравиться все большей аудитории, число поклонников растет, и убеждения вступили в конфликт с реальностью. Это очень опасная территория. Но я отношусь к тем людям, которым хочется со всеми делиться всем — болью и радостью, песней и выпивкой. Так что в итоге я смирился, и мне это теперь даже нравится.
«Неважно, Рианна это или Стинг, я пойду за кулисы и буду ломиться в дверь с бутылкой виски в руке»
— Тебя называют «самым приятным человеком в рок-музыке». И я лично в этом убедился во время записи телешоу Джулса Холланда. Атмосфера в студии была напряженной и нервной, но ты всех обошел и со всеми поздоровался, и обстановка разрядилась.
— Я тебя прошу! Просто я вежливый!
— А эта черта характера у тебя откуда?
— Вероятно, от мамы. Я вырос в Виргинии, к югу от Вашингтона. Это не совсем американский Юг, но люди себя в наших краях ведут с достоинством южан. Отчасти это у меня еще и потому, что я рос в андеграундной музыкальной тусовке Вашингтона. Она была совсем небольшой, может, пара сотен человек. И если кому-то был нужен усилитель, ты, конечно, одалживал свой. И я до сих пор считаю всех музыкантов частью одного сообщества. Неважно, Рианна это или Стинг, я пойду за кулисы и буду ломиться в каждую дверь с бутылкой виски в руке, просто чтобы сказать привет всем и каждому.
— На прошлой неделе альбому Nevermind стукнуло 30 лет. Ты помнишь, что делал в тот день?
— Кажется, мы отыграли концерт в Торонто. Когда альбом только вышел, многого от него не ждали, и мы выступали на площадках, где собиралось около 100−200 человек. Но как только появился клип на песню Smells Like Teen Spirit, примерно неделю спустя, все словно взорвалось. К тому времени, когда мы закончили тур, все как с цепи сорвались, и нам пришлось сматываться. Это было настоящее сумасшествие.
— Как ты не свихнулся среди этого безумия?
— Мы были совсем еще детьми. Мне было 22, Курту — 23 или 24. Каждый, думаю, по-своему все это воспринимал. Когда я чувствовал, что офигеваю, тут же ехал домой в Виргинию, готовил барбекю с друзьями, общался с мамой. Это помогало вернуться с небес на землю. Но с такой славой справиться непросто. И сегодня, когда я вижу, как новые исполнители становятся знаменитыми, я начинаю за них переживать. Без шрамов никогда не заканчивается.
— Около двух лет назад выяснилось, что мастер-копии Nevermind, возможно, сгорели во время пожара в Universal Studios. Есть какая-то новая информация об этом?
— Не знаю, если честно. Но обычно есть резервные копии записей, так что, надеюсь, музыка не пропадет.
— То есть, где-то есть копия, пусть даже не самая первая?
— У меня есть одна, у мамы дома.
— Серьезно?
— Это обычная кассета, да. Ну что ж поделать.
— Так что любые будущие переиздания будут приправлены характерным шипением ленты…
— Возможно, но теперь я настолько глух, что и не услышу.
— У тебя тиннитус (шум в ушах — Ред.)?
— О боже, уже последние 30 лет! Когда я выключаю свет и ложусь спать, в ушах сразу звучит «Ииииииииии».
— Это мешает спать?
— Нет, я давно привык. Левое ухо почти не слышит, это все из-за барабанов да динамиков на сцене. Зато у меня нет проблем, когда я дома, а дети бегают и шумят. Достаточно лечь здоровым ухом на подушку.
— Когда они подрастут, будут этим пользоваться. Будут спрашивать в твое глухое ухо: «Папа, можно мне взять машину?»
— Но я тоже могу воспользоваться этим и ответить: «Прости, не расслышал. Что ты сказал?»
«Слушал новую песню ABBA и плакал, как ребенок»
— После распада Nirvana ты сказал, что создал Foo Fighters, чтобы «доказать, что жизнь продолжается».
— Да.
— Мощное заявление.
— Знаешь, когда умер Курт Кобейн, мир перевернулся с ног на голову. Непонятно было, как жить дальше. И тогда кто-то прислал мне открытку с такими словами: «Я знаю, сейчас тебе не хочется музыки. Но ты захочешь играть снова. И это спасет тебе жизнь». И хотя это не сразу произошло, в итоге я осознал, как мне повезло, что я жив, и что, вероятно, мне следует воспользоваться этим и делать то, что я люблю — играть музыку. И это меня спасло. Так что да, Foo Fighters всегда олицетворяли для меня жизнь. Они действительно помогли мне справиться со множеством тяжелых проблем.
— Foo Fighters названы в честь военного термина, обозначающего НЛО. Что ты думаешь о предполагаемых изображениях НЛО, опубликованных правительством США этим летом?
— О да, я НЛО-маньяк, и уже давно. Так что я слежу за этим, но то, что они сейчас сообщили, в этом же нет ничего нового. Я действительно верю, что люди не одиноки в этом мире, и меня это полностью устраивает. На мою повседневную жизнь это никак не влияет. Но я романтик. Когда я смотрю на звезды, то думаю: «Господи, надеюсь, мы тут не одни». Вот была бы засада, если это не так.
— Что, если вдруг тарелка прилетит и зависнет над сценой во время выступления Foo Fighters, и яркий луч света ударит из нее? Ты поднимешься наверх, чтобы посмотреть, что там?
— Не, мы же так долго строили эту сцену! И все это оставлять не хочется. Так что скорее я их в гости приглашу.
— На барбекю.
— Почему нет? Пожарить мяса для инопланетян!
— Я знаю, ты очень любишь АВВА. Что думаешь об их возвращении?
— О боже, я их большой фанат. Когда я увидел в интернете новость, что они возвращаются, что у них новый альбом, я кинул ссылку сотне друзей, а потом послушал их новую песню. Я плакал, как ребенок. Серьезно!
— Что тебя так тронуло?
— Ощущение, что я вернулся в прошлое, что все как было прежде, время остановилось. И это такая красивая, романтическая, меланхоличная, щемящая песня, словно взгляд в прошлое. Ух, это потрясающе! Да ABBA не могли написать плохую.
— А если бы они тебя пригласили с ними сыграть?
— Слушай, помчался бы, не раздумывая. Покажи мне ударную установку, и я начну стучать. Конечно, я сыграл бы с ABBA.
Читайте также: «Каждую ночь мне стреляют в голову»: Эд Ширан о дружбе с Тейлор Свифт и Stormzy и о желании завязать с музыкой
Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ» (оригинал Mark Savage / BBC)
Фото The Times
Читайте нас в Facebook
