«Ребята, сугубо гражданские, чуть ли не во время боя гуглили, как пользоваться оружием»: рассказ участника партизанского движения
«У ГУР таких подразделений много, условно говоря — «незаконные вооруженные формирования»
— Вы уже много лет были на гражданке…
— Да, с 2015 года, когда 7-й батальон «Правого сектора» распустился.
— За это время создали «Пян-Се бар»…
— Я много чем занимался — на стройках работал, на автомойке, курьером, заводы охранял. Открыл два ресторана — один закрыл. Книгу написал, создал свою колоду Таро…
— А российское нападение 24 февраля где вас застало?
— Рано утром в Киеве — позвонили родители жены, сказали, что Киев бомбили. Я не поверил поначалу. Потом поехали с женой, заправили автомобили. Все суетились, а мы сидели и пили чай. Вечером я отправил ее к родителям, а сам созвонился с другом, с которым воевали, — я знал, что он сотрудничает с ГУР. Он уже получил оружие, и вокруг него организовывалась группа старых добровольцев. Он получал задачи от кураторов с ГУР, и мы их выполняли. В первые сутки войны я уже был на пути в Гостомель.
— Это было оформлено официально как военная служба, тероборона?
— Абсолютно неофициально. И самый большой минус всего этого — когда меня раненного после оказания первой помощи отправили в госпиталь, там меня не приняли. Потерял кучу крови, с раздробленными костями в полуобморочном состоянии после операции думал: наверное, мне надо было сдохнуть там — всем было бы проще. С добровольцами всегда так — все хорошо, пока ты бегаешь здоровым. А убили — у нас есть и «двухсотый» — ну, убили и все. Мы знали, на что подписываемся. Сейчас лежу в больнице, куда устроили благодаря знакомым.
— У ГУР таких подразделений много, условно говоря — «незаконные вооруженные формирования», — продолжает Илья. — У нас были ребята из Бучи — сначала с другим куратором работали, а потом мы с ними объединились. И когда уже из Бучи все вышли, когда там стояли русские, они переодевшись бомжами заходили в город, собирали разведданные и выносили оттуда наш арсенал: и то оружие, которое ГУР давало, и с разбитых колонн снимали. Выносили это все, рискуя невероятно. Еще и местных жителей выводили — через оросительные каналы, через поля. Вот так и работали. Разведчики молодцы — оперативно создали такие группы, эффективно использовали, руководили. Давали возможность воевать.
В первую ночь нас закинули в Бучу, мы корректировали артиллерию по Гостомелю. А утром рано мы выехали на Гостомель и на окраине Бучи обнаружили нашу колонну десантников, попавшую в засаду при отходе из Гостомеля. Было видно, что им перегородили дорогу какой-то техникой, сбоку били «Мухой», а сверху — из пулемета, установленного на церкви Московского патриархата. Грузовики сгорели, а БТРы и бензовоз мы отогнали через ирпенский мост, тогда еще целый. После чего нам поступила команда забрать трупы ребят. Там уже военных не было — только мы.
Ребята как сидели в грузовике — так и остались там после того, как выстрел от РПГ залетел. Только их поразрывало — где ноги нет, у кого туловище напополам, у кого голова еле держится… Мы оружие подобрали, тела грузим — два экипажа нас было. И местные ханыги там какие-то лазили — вдруг они разбегаются. Видим, со стороны Гостомеля техника едет, понятно — не наша. Говорю товарищу: «Поехали, Рем». А Рем говорит: «Нет, заберем все тела».
Мы крепко рискнули тогда, задержались, но всех забрали. Гоним на мост, видим — впереди все дымится, горит — мост взорван. (Если бы мы не задержались чуть, попали бы в эпицентр боя, в эпицентр взрыва.) И по бокам стоит техника с буковками «V» (мы тогда не знали еще, что это русские) — машины с мигалками, я подумал, что Нацгвардия. А Рем показывает в другую сторону, там куча пехоты с красными повязками.
Они тоже офигевшие, потерянные — только мост перед ними взорвали, — и вдруг тут две машины гражданских, непонятно, кто такие. Мы залетаем на мост (с правой стороны он полностью обвалился, с левой был под наклоном, но еще стоял), по нам уже стреляют как в тире, вокруг дым — и по мосту ползет солдат без ног. Рем говорит: «Давай на него наезжать не будем, вдруг это наш». Потом уже, когда обсуждали, водитель второго экипажа сказал, что не наш — у него на каске была георгиевская лента.
Это были непередаваемые ощущения, было максимально страшно проехать по этому мосту. Но проехали, отдали тела на экспертизу: всех опознали, только с одним было очень тяжело, его совсем развалило на куски. Из нашей группы только одного человека ранило со второго экипажа.
А через день нас опять закинули в Бучу — была задача тормозить колонны. Стояли на передовой, задачу свою выполнили: в передовой дозор выстрелили из РПГ, и колонна пошла в обход. И потом, когда Бучу захватывали, ее практически никто не оборонял, мы оказались в окружении и выходили, как могли. Видели как десанты высаживали, но далеко, мы подбить не могли. Тылы нам разбили: за нами на NOVUSʼе стоял «Азов» (киевское подразделение теробороны, сформированное «азовцами» и Нацкорпусом в первые дни вторжения, сейчас — полк Сил специальных операций ВСУ «Азов». — Ред.) — по ним нанесли артудар.
«Уже из оккупированной Бучи поднимали беспилотник, снимали, наводили артиллерию по замаскированным позициям»
— Ребята бучанские были чуть мобильнее, — продолжает Илья. - Они, когда отъезжали, сожгли — точно зафиксировано на видео — две «коробки» (бронетехника. — Ред.) Если помните видео, где русские сражаются с памятником (БРДМ-2, установленная на постаменте в Буче как памятник воинам-афганцам. — Ред.) — как раз в этот момент бучанские и бахнули по их «коробке». Причем, это ребята сугубо гражданские, чуть ли не во время боя гуглили, как пользоваться оружием. И тем не менее, они были очень эффективны — за счет того, что они местные. С подбитой техники, в частности, они вытащили абсолютно новый русский беспилотник, который «с палки» запускается — кинетическим способом.
Мы оказались практически в окружении, отрезанные, команды нам никакой не поступало, потому сами приняли решение сниматься, не дожидаясь, пока русские начнут зачистку. Не видели смысла оставаться — что мы, 30 человек, там сделаем. Тем более, что свою задачу выполнили, через нас колонна не прошла.
Когда вышли, работали в Ирпене, аэроразведкой занимались плюс усиливали позиции возле «Жирафа» (ТРЦ в Ирпене. — Ред.), где оставался единственный невзорванный мост — там всегда горячо было. В серой зоне работали. Бучанские в Бучу заходили, невероятные вещи делали там. Вот этот парень, который позже погиб, зашел в Бучу, пришел в больницу и с русской спецурой договорился, что он будет водителем труповоза, будет ездить и собирать трупы по улицам. Был единственным, кому разрешали передвигаться по городу.
Это невероятная возможность ездить по городу, все фиксировать, собирать разведданные. К сожалению, второй раз он уже не успел туда зайти — погиб.
Невероятные вещи делали. Уже из оккупированной Бучи поднимали беспилотник, снимали, наводили артиллерию по замаскированным позициям — россияне технику маскировали сетями возле «Эпицентра», на стеклозаводе… Надо отметить — наши никогда не работали по черте города по Буче. Хотя все знали, где патрули, где блокпосты, где что — но работали только по окраинам.
В Ирпене стояли — что только не делали. На «Жирафе» были в бою, когда русские пытались танками и БТРами по мосту проехать. Интересный момент: как только пошла стрелкотня, всякие зарисовщики — такие супертактикульные чувачки — хопа, и сразу исчезли с позиций. Смешно было — с NLAWʼами, всякими прибамбасами. Понятно, ЗСУ никуда не денутся, если у них нет приказа — умрут на месте. А эти все такие красивые, появлялись на танкоопасных направлениях на передовой, с NLAWʼами ходили, айкосы курили. Но как только начиналась жара, бой — мальчики просто садились и уезжали.
На «Жирафе» как раз был диалог. Наш командир Франко кричит уезжающему: «Ты хоть NLAW оставь нам!» А тот в машину садится и с такими глазами: «Как „оставь“? Я на войну еду!» «Слышишь, ты, на войну с такими глазами не едут, война в другую сторону». «Нет, не оставлю». И уехал.
Через час где-то отбили эту атаку, их технику пожгли — опять эти приехали айкосы курить. В Буче такие тоже были. Потом будут рассказывать, какие они крутые. Немного таких, но такие персонажи тоже были. Мерзкие. Но в основном все были нормальные, воевали.
Мы ехали очередной раз в серую зону, откуда была тропа на Бучу, по которой местные ребята туда ходили. Там же — точка, откуда мы летали. Русские уже практически рядом — но конкретно в этом месте их не было. Вдруг на Т-образном перекрестке нас тормозит солдат, кричит: «Кто такие?». Мы окна опускаем: «Свои, украинцы». Вижу краем глаза: в забор въехала БМД-4 спряталась, — у нас таких нет. Солдат начинает поворачиваться, показывается триколор-нашивка. Короче, его я застрелил. А из БМД начали расстреливать нас. Игорь-проводник погиб сразу.
В водителя чудом не попали, я ему кричу: «Поехали!», а он «завис». Через пару секунд мне попало в правую руку — перестал ее чувствовать, думал — оторвало. Я левую на плечо водителю кладу, уже спокойно ему говорю: «Ну, пожалуйста, нажми на газ, вывези нас». Он нажал и вывез. Причем, он местный и спрашивает, куда ехать. Я литра два крови потерял, теряю сознание — и приходится «рулить»: «Прямо, туда, налево…»
Выехали, там носилки, эвакуация. Медики работали очень быстро — постоянный поток убитых и раненых. И работают как перевозчики на реке Стикс: сразу берут «плату» за перевоз — оружием. Мол, ты уже отвоевался, а оружие тут пригодится. А у меня был «трофейный» автомат — украинского десантника с той разбитой колонны. Неудачливый, короче, оказался — и тот хозяин погиб, и меня ранили. Сняли его с меня и повезли в ближайшую больницу в Киев. И второго парня тоже увезли. К сожалению, тело проводника мы потеряли по дороге — вывалилось из машины, а остановиться мы не могли. А вторая машина ехала за нами метров за сто — когда огонь открыли, они смогли пешком отойти, там только один получил ранение.
«Ехали воевать против режима, за россию. Теперь на рашку насрать. В идеале — ее вообще быть не должно»
— Сейчас пропагандируется «Легион «Свобода России», организованный из российских пленных…
— Пошли они на х…
— Некоторые сравнивают их с РОА, в которой было много бойцов, набранных из военнопленных, и которые особо ожесточенно сражались с Красной армией, понимая, что их ждет в случае пленения красноармейцами.
- Я сам эмигрант из россии. Поэтому имею право относиться к ним максимально негативно. Это просто люди, у которых единственная мотивация — не сидеть в тюрьме. Ни о какой идейности, осознаниях и речи быть не может. Они восемь лет войны против Украины сидели в рашке и сюда ехали осознанно — воевать. Такие же орки, такие же гон… ны — вот и все.
В РОА в основном воевали такие, как нынешние добровольцы, приехавшие в Украину в 2014 году. Идейные, те, для кого гражданская война не закончилась, и дети тех эмигрантов. А пленные красноармейцы — это все фигня, ни о чем. Вот если бы нас всех, приехавших в 2014—2015, собрали в отдельное подразделение — это да. Все, кто хотел, тогда приехали.
И пропагандистский эффект от него никакой. На них будут смотреть как на предателей и поливать грязью. Сейчас в россии их вообще игнорируют. А для украинцев — те же орки, которые хотят намутить, чтобы не сидеть в тюрьме. Для пропаганды надо было выстраивать максимально грамотную медиаподдержку. Чтобы был умелый спикер, преподносилась четкая идеология — за что они воюют.
— Сейчас у нас есть Интернациональный легион, формируются или уже воюют подразделения по национальному (или языковому) признаку: батальон имени Кастуся Калиновского, полк «Пагоня», «Грузинский легион»… Есть ли смысл и возможность создавать российское подразделение не из перебежчиков, а из идейных?
- Все идейные, кто хотел, приехали в 2014—2015, все здесь воюют. В 2014 об этом говорили, просили, тогда это было актуально. Но мы здесь прожили уже 8 лет, ассимилировались, половина спокойно по-украински разговаривает. Я тоже скоро перейду на украинский, стыдно говорить на русском — лежа на больничной койке это осознал. У всех поменялись мотивы, уже большинство ощущает себя украинцами. Я, вот, ехал бороться с путинским режимом. А сейчас мне этот режим до… Я воюю за Украину, ощутил свои украинские корни — и так очень многие: ехали воевать против режима, за россию, рассматривая Украину как инструмент этой борьбы. Но за эти годы в головах много чего изменилось. Теперь на рашку насрать. В идеале — чтоб не было ее вообще как государства. Свободной, несвободной — ее вообще быть не должно.
— А что останется на ее месте?
— В любом случае, это будет процесс, контролируемый крупными игроками, Западом, Китаем. Поделят. Русские будут потихоньку вымирать, будут им подзатыльники чеченцы раздавать. Главное — чтоб там не было ядерного оружия, не было угроз, чтоб она не была мировым игроком. Пусть будут там какие-то условно пять ханств — сырьевых придатков мира.
«Их надо физически утилизировать. Это такой биомусор. Не изменится россия — это сама нация такая, столетиями сложилось»
— Кстати, о чеченцах. Было много разговоров о приезде кадыровцев. Но, как оказалось, лучше всего они «воюют» в Тик-Токе.
- Бояться кадыровцев — это абсолютно русский нарратив. В россии действительно их боятся — лучше под пули пойти или сгореть в танке, чем получить подзатыльник от кадыровца. А в Украине я вообще не видел тех, кто их боится. Вообще. Ни среди гражданских, ни среди тех, кто воюет. А многие мечтают их убить, чтобы еще и что-нибудь модное с них затрофеить. Единственный раз, когда я их видел — с расстояния где-то в 1300 метров в оптический прицел, с какого-то двадцатого этажа в Ирпене. Тогда снайпер из Грузинского легиона снял двоих. Почему подумали, что кадыровцы — они были очень «запакованные». А на передовой я их не видел.
Судя по видео — они вообще азов военной науки не знают, не понимают: как сменить позицию, например… Такая показушная карманная армия. Но им уметь ничего не надо — русские боятся чеченцев до потери пульса. Это одна из причин, почему я уехал. Можно быть ветераном всех войн, полковником «Альфы» ФСБ, зятем губернатора, суперзаслуженным «всягрудьворденах» — и просто попасть в ДТП с чеченцем. И тот выведет этого полковника за ухо, на колени поставит, еще и жену изнасилует — и ничего ему не сделают, никакое «боевое братство офицеров» не поможет. И каждый русский это знает, что он — просто опущенец в такой ситуации.
У меня однокурсник — тоже опер фсбшный. В Чечне служил. На футбольном матче ему фсбшную ксиву просто порвали, в лицо кинули. Максимально опустили. Потом его перевели куда-то в другой регион служить.
Потому, в частности, они так здесь ведут себя по зверски — у себя на родине они опущенные, те, кого е… ут. Вот здесь и «отыгрываются».
Чеченцы — самое крутое, что есть в россии, их там все боятся. Кадыровцы — это мафия в погонах. А тут их заставили воевать. Но какая из бандитов армия, тут их никто не боится, тут они — клоуны, тут их просто убивают и все. Воевать они не умеют.
Кстати, для русских «безымянный солдат» на «безымянной высоте» умер — это норма. А у кадыровцев психотип разбойника, им прославиться надо — потому тик-токи и снимают. Они лишний раз рисковать собой не будут, берегут себя, им со светофором лучше воевать.
— Россияне совсем не ожидали, что им окажут сопротивление…
— Судя по той тактике, что мы видели — да. Безумная тактика десантов одиночной техники на Берестейской, Оболони, в Василькове — это было что-то невероятное, рассчитанное только на моральное подавление.
— Но с другой стороны их больше, чем украинских солдат, у них техника вроде бы получше была…
— 150 тысяч на страну в 40 миллионов — недостаточно. Плюс — незнакомая местность. Меня они неприятно удивили, когда разбили колонну с нашими десантниками — то есть наступление вели очень дерзко и иногда умело. Но я видел, как они на «Жирафе» ехали по единственному целому мосту, — и артиллерия там работала, и наш танчик выехал туда, и пехота с «джавелинами». И русские все это видели, знали. Это тоже психотип русского солдата — знает, что не проедет, бессмысленно сгорит, но все равно едет.
— Сейчас высказываются разные прогнозы. От того, что Путин сдохнет со дня на день и все оккупанты отсюда убегут, до того, что война будет длиться, то затухая, то разгораясь, десятилетиями…
— У меня там еще остались знакомые, периодически я смотрю тамошние паблики, читаю обсуждения на форумах — у них там «все прекрасно». Бодрятся, хотят этой войны, победы, у них эйфория и все такое. Поэтому война будет продолжаться однозначно. Пока им не нанесут военного поражения — война не закончится.
— Но те, кто попал сюда, не всегда в эйфории.
— Почитайте переписки тех, кто побывал в Украине, и кого уже вывезли: они не отказываются возвращаться: «Не надо было штурмовать эту Бучу, надо было просто отбомбиться, стереть ее с лица земли». У них такие настроения. Их просто надо физически утилизировать. Это такой биомусор. Горбатого могила исправит. Я сам оттуда, я понимаю всех своих однокурсников, всех, с кем служил — они конченные, они реально верят в эти кремлевсике нарративы.
— А насколько эта вера зависит от того, кто у власти в россии находится?
- Нисколько. Власть отражает коллективную волю народа, коллективную сборную душу народа. Даже не разум. Разум бы подумал: «Это невыгодно, нерационально». А душа народа гнилая этой войны хочет, их так воспитывали столетиями. Не Путин. Вспомним чеченскую войну — там у власти был конченный алкаш Ельцин. Ни его, ни вообще центральную власть никто не уважал, но шли на войну. Почему русским чеченцы резали головы? Потому что те так же жестоко проводили там карательные операции.
Не изменится россия, будь там слабый лидер или сильный. Это сама нация такая, столетиями сложилось. Иллюзия думать, что если придут либералы, будет свободная россия, то что-то там поменяется. Ни хера не поменяется.
Кстати, вслед за Беларусью, где партизанское движение развязало «рельсовую войну», похоже, широко распространяется оно и в глубоком тылу оккупантов. Ведь там то и дело падают самолеты, взрываются склады, рушатся мосты и горят нефтебазы. Причем не только в прилегающих к Украине регионах, но и далеко за Уралом.
Читайте также: «Что-то радикальное и серьезное должно случиться до конца лета», — Владимир Ельченко о Рамштайне, ленд-лизе и ходе войны
Фото из архива Ильи Богданова
7142Читайте нас в Facebook
