«Я не прошу наград, прошу лишь человеческого отношения», — мать бойца о его мытарствах после плена

«Вы что, не понимаете, что он там пережил?»

— Елена, ваш сын добровольно пошел на фронт или его мобилизовали?

— Добровольно. Я поддержала его решение, хотя понимала, что все может плохо закончиться. Была б моложе, тоже пошла бы защищать Украину.

Артем три месяца осаждал военкомат и все-таки добился своего. Перед тем, как попасть на передовую, он продиктовал мне позывные и контакты побратимов и командиров — все вплоть до номера его автомата.

Накануне того злосчастного боя он позвонил: «Если через два дня не выйду на связь, начинайте меня искать». За день до этого мне приснился сон. Четко видела взрыв возле танка, бежала к этому огромному шару огня и кричала: «Там мой сын». Оказалось, что все примерно так и происходило. Их танк подорвали.

Выждав два дня, мы стали звонить Артему. Увы, он был вне зоны доступа. Потом раздался звонок с телефона его командира (лишь мобильный этого офицера там «ловил»). Артем сообщил, что их несколько человек, они живы, забрели в тыл русских, видят их окопы. Они дали свои координаты.

Мы набрали замполита части. Он сказал: «Мы проехали туда, всех забрали, их не видели». Мой второй сын Миша спросил: «Вы будете их спасать? У нас же есть координаты». — «А что я могу сделать? Я человек маленький». В военкомате мне тоже сказали, что ничем не могут помочь. А вот в СБУ отнеслись замечательно. По их линии дали добро, чтобы попытаться вытащить парней. Но не успели, как говорят.

В общем, они провели несколько суток без еды и воды. К тому же у них были раненые. Когда вернулись к этому обгоревшему танку, там их и взяли.

Естественно, с тех пор я думала только об Артеме. Засыпала под утро. Что интересно, у меня постоянно около часа ночи начинало бешено колотиться сердце и гореть щеки. Было ощущение, что он со мной разговаривает. Не могу объяснить эту связь, но я ее чувствовала. В свою очередь рассказывала ему, как мы живем, что у нас происходит, как борюсь за него, как обращаюсь во все инстанции. Заверяла, что у нас все нормально, хотя наш город постоянно атакуют. Еще ставила ему защиту — мысленно заматывала в энергетический кокон, чтобы никто с ним ничего не сделал. Верила, что его не сломает никакая мразь.

В церковь не ходила, сразу скажу. Молилась сама, как умею. А второй сын, когда ложился спать, держал в руках иконку Божьей Матери и просил, чтобы его сила ушла к Артему. А Артем, оказывается, именно в это время читал молитвы за нас.

Очень долго мы не знали, где он. Ему лишь раз дали позвонить, когда они были в колонии на оккупированной территории. Сказал, что, скорее всего, их повезут в рашку. Вскоре поняла, что он уже там.

Читайте также: «На ужин давали „деликатес“ — немытые вареные шкурки от картофеля, перемешанные с какой-то непонятной рыбой»: рассказ о пребывании в российском плену

— Как вы не рехнулись?

— Спасало творчество. Много рисовала, что-то вязала. Если бы ничем не занималась, наверное, с ума сошла бы. Меня очень поддерживали сын, отец, друзья. Я верила, что Артем вернется.

Правда, первые два месяца провела как в тумане. Ничего не помню. О себе вообще не думала. Потом, когда очнулась, начались проблемы с кожей. Непонятно что, даже к онкологу ходила.

Мне постоянно снился сон, что я покупаю Артему летнюю одежду. Удивительно, но так и получилось в итоге.

В день, когда их меняли, меня начало трясти с самого утра. Хотя даже намеков ни от кого не было. В начале одиннадцатого ночи позвонили из координационного штаба по обмену пленными. Кстати, я им очень благодарна за психологическую поддержку, там для таких, как я, находят нужные слова.

Я была в наушниках, пока их отключала, звонки прекратились. Услышав, что звонят Мише, сказала: «Это новость про Артема». Когда до нас дошло, что его обменяли, у меня случилась настоящая истерика. До этого не позволяла себе плакать. Держала себя в руках, потому что считала, что Артему от этого будет хуже, ведь у нас очень сильная ментальная связь. И вот дамбу прорвало — хлынули слезы, которые накопились за этих два с половиной года. Через несколько минут позвонили ребята из СБУ и поздравили меня.

Мы очень ждали звонка от Артема. Но он набрал нас лишь рано утром, потому что из-за этих чудовищных пыток забыл мой номер.

Тут же к нему поехали. Конечно, ощущения непередаваемые. Когда обняла его, мне стало стыдно, что я за это время немного поправилась, поскольку заедала стресс сладким. У него был хребет, как у динозаврика. Рост уменьшился на четыре сантиметра. Ноги тоньше рук Миши. Тем не менее так крепко меня обнял, что подумала: Боже, откуда у него такая сила?

Наверное, он выжил благодаря силе духа, его английскому юмору и огромному желанию вернуться в любимую Украину. Мне он всего не рассказывает, через что прошел. Что-то узнаю от других или когда он проговорится. И то волосы дыбом стоят. Вообще уму непостижимо. Не каждому дано такое пережить, если уж на то пошло.

Мне подруга сказала, что у сильной матери сильные дети. Я растила сыновей одна. Очень ими горжусь.

— И вот после этого счастья наступил следующий этап — лечение, реабилитация, восстановление документов. Вы говорите, что таких сложностей не ожидали.

— К такому нельзя быть готовым. Хотя хочу сказать, что благодарна государству, потому что оно все сделало, чтобы вытащить Артема. Он не провел там двадцать лет, его встретили обалденно хорошо, проблем с выплатами — зарплата, компенсации и т. д. — не было вообще. У меня нет претензий к нашим высшим органам, потому что куда только ни звонила, везде выслушивали и поддерживали. Реабилитация в санатории — тоже никаких вопросов.

А дальше началось. В областном госпитале вообще не отреагировали, что у него кровь в моче. ВЛК написала, что он здоров, что часть болезней связана с защитой Родины, а часть — нет. Конечно, мы возмутились. Вы что, не видите, какой он? Не понимаете, что он там пережил?

Да, он не раненый, снаружи вроде все нормально. Поседел, похудел, от жизни отстал на два года и одичал — то такое дело. Но внутри не осталось ничего живого. Вообще ни одного органа здорового. У стариков нет таких букетов. Он был здоров до этого. Небольшой сколиоз, как у всех нас, да проблемы с носовой перегородкой — плохо запахи ощущал. Теперь вообще не ощущает. Зрение упало, хотя было идеальное. Позвоночник весь в протрузиях, диски сместились, потому что током пытали. Все угроблено — голова, внутренности, колени, суставы. Не знаю, будут ли у меня внуки после всего этого. Недавно опухоль нашли, слава Богу, доброкачественную. И вы пишете, что он здоров?

Да, он остался живым. Но это не значит, что он готов дальше воевать. Да, повезло, что не получил инсульт после пыток, как случилось с его товарищем два года назад. Повезло, что не убили. Ведь для андрофагов, которые населяют эту страну, мучить людей удовольствие. Они настоящие садисты. Я так россию ненавижу, что всем своим потомкам на десять поколений завещаю, чтоб держались подальше от них. Не ожидала от себя такой ненависти, хотя очень уравновешенный человек по жизни.

«Я боролась и борюсь за своего ребенка, как зверь какой-то»

— Благодаря хорошим людям Артема удалось полечить в госпитале нашего города, — продолжает мать бойца. — Там его хорошо дообследовали. Еще куча болячек добавилась.

А затем надо было ехать в часть, чтобы взять направление на лечение в столичный профильный институт и попросить отпуск. Это где-то 500 километров, если не больше. Поехал туда. Не дали ни направления, ни отпуска. Хотя я читала, что после плена обязаны его дать.

Читайте также: «Никто не проявлял во время войн большей жестокости и садизма, чем россияне», — генерал Виктор Назаров

— То есть «возвращайся на фронт»?

— Ну да. Ты же здоров. Хотя и месяца не прошло. Лишь после того, как я позвонила на горячую линию Кабмина, ему дали отпуск на 15 дней, половину из них он провел в части.

Место в институте за это время уже заняли. Он вернулся домой, встал в местном ТЦК на учет. Когда позвонили волонтеры (спасибо им за все), что появилось место в институте и надо поспешить, пошел в ТЦК за направлением. Там услышал: «Мы не можем в этот институт дать направление. Даем только в областные больницы». Он ушел. Ничего не стал доказывать.

То есть часть не может дать направление в этот институт, потому что он находится в отпуске: «Это должен ТЦК давать». А в ТЦК никто никому не нужен. Хотя в отделе, который занимается пленными, работают два замечательных сотрудника, которые во всем мне помогали. И до сих пор помогают, если возникают какие-то вопросы.

В общем, отфутболивали его туда-сюда, в результате усугубились все его болячки.

Артем все равно попал в этот институт. Направление дал семейный врач. Оказывается, так можно. Трудно было подсказать?

Пока он в части ждал отпуска, написал все рапорты — о восстановлении военного билета, об утраченном в бою вооружении и имуществе. Уже находясь на лечении, узнал, что рапорты утеряны. Хотя он видел, что их положили в почту и повезли? Это халатность, дебилизм, равнодушие или специально все устроили? Месть за то, что он выжил, и может рассказать что-то не то? Ничего не утверждаю, это просто мое личное предположение. Но как это все объяснить? Вариантов много может быть, сами понимаете. Его первого освободили из тех, с кем он тогда в плен попал. Может, боятся, что правда о том бое выплывет наружу?

Говорят: «Приезжай, пиши новые рапорты». Но зачем нездоровому человеку ехать на огромное расстояние, если работает система «Армия+», которая, как утверждают, создана для победы над бюрократией? Почему в ХХI веке, чтоб написать заявление на отпуск, надо потратить несколько дней? Если не приедешь, получишь СОЧ. Почему гоняют туда-сюда? Как можно потерять документы? Почему в части такое отношение к солдатам?

Он, конечно, не поедет. Я наняла адвоката.

— Для чего?

— Чтобы все эти вопросы решить без поездки, по электронке, как другие ребята делали.

Следующий момент. Мне пришлось еще раз звонить на горячую линию Кабмина и жаловаться, что не восстановили военный билет, что не готово удостоверение УБД и нет акта расследования. Должны были провести расследование того случая. То есть зафиксировать, кто погиб, кто попал в плен, какая техника и вооружение пропали в результате того боя, и составить акт.

Читайте также: Достойны ли вы того, за что ежедневно сражается украинская армия: военный об отношении власти и общества к защитникам

— Кто проводит такое расследование?

— Часть. Довольно быстро после звонка акт расследования прислали на имя Артема в военкомат. УБД вроде сделают, хотя неизвестно когда.

— Артем наверняка общается с ребятами из других подразделений. Такая ситуация типичная? Везде такое?

— Не знаю. Из тех, с кем он освободился, только у него такой мрак, похоже. Хотя говорят, что после предыдущих обменов подобное тоже было.

Почему не хотели давать отпуск? Почему дают всего пятнадцать дней, если он вернулся из плена? Почему нет нормальной полноценной реабилитации? Как за двадцать один день в санатории можно восстановить здоровье после таких пыток? Почему надо везде звонить, чтобы кто-то где-то пошевелился? Вот это возмущает до глубины души. Да, везде есть неравнодушные люди. Но вы не представляете, сколько равнодушных.

У Артема нервная система сорвана. Постоянные обиды и вспышки гнева: «Вы меня не понимаете». Он прав. Ни работникам ТЦК, ни офицерам в части, ни врачам на ВЛК — да всем, собственно, вообще не понять, каким человек возвращается из плена. Ему психологи не помогли. Потому что им страшно его слушать. Сейчас он немножко успокоился, потому что получилось попасть на лечение.

Честно говоря, я представляла, что к людям, которые пережили ужасы плена, должны как-то по-другому относиться. Почему надо всего добиваться? Я боролась и борюсь за своего ребенка, как зверь какой-то. По-другому никак. Я столько всего пережила за это время. У меня теперь глаза постоянно на мокром месте. Плачу по каждому поводу.

Человек не виноват, что попал в плен. Это подвиг — выжить после тех пыток. Я не прошу наград, ничего не прошу сверхъестественного. Прошу только понимания и человеческого отношения к таким людям.

Читайте также: «Россиян надо забить под землю на полтора метра за все, что они натворили», — писатель Ян Валетов

589

Читайте нас в Facebook