«Людей били током, железными палками и надевали на голову пакеты»: военкор Дарья Литовченко о работе в освобожденном Херсоне
В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Дарья Литовченко рассказала о днях, проведенных в оккупации, ужасах херсонских пыточных и двух тысячах гектаров арбузных полей.
«Я слышу свист и… прилет возле нас»
— К сожалению, почти каждый день Херсон находится под обстрелами.
— Да, ситуация сложная. Обстрелы проходят практически все время. Сложнее всего людям, живущим в районах ближе к Днепру, по которым чаще всего работают вражеские минометы. Российские войска бьют неприцельно. Просто хаотично, по большей части попадая по жилым кварталам. Центральный рынок города под обстрелами уже в пятый или шестой раз.
— И тем не менее местные не очень охотно покидают Херсон…
— Я не имею права кого-то в чем-то обвинять. Херсон действительно живой огород. Особенно много людей на улицах в первой половине дня. А после трех часов жители уже не выходят из домов. И Херсон становится словно призрак. Мы постоянно спрашиваем жителей, почему они остаются? У всех разные причины. Конечно, есть люди, работающие в коммунальных службах, или медики. Но распространенная позиция — люди не хотят покидать свои дома, пережив оккупацию. Есть иллюзия, что хуже оккупации уже ничего не может быть.
— Остаются и дети?
— К сожалению, дети есть. Хотя, находясь в городе, никогда не знаешь, куда и когда прилетит. Безопасных мест в Херсоне вообще нет.
— Вам тоже приходилось попадать под обстрелы?
— Это случается постоянно. Последний такой обстрел был на небольшой площади перед мостом, который ведет в самый отдаленный район Херсона — Остров. Там есть остановка общественного транспорта. Был прилет, погибли на месте два человека, еще несколько были ранены обломками. Мы с оператором приехали на место обстрела, я только начала подходить к остановке, и россияне открыли повторный обстрел из минометов по тому же месту. Мы так быстро побежали, как никогда в жизни. Вместе с полицией, военными просто упали на землю. И вот ты лежишь и даже слышишь вылет из миномета — такое небольшое расстояние. Я слышу свист, две-три секунды — и прилет возле нас. Тогда на остановке еще лежали тела, просто покрытые пакетами. И у одного из погибших начал звонить мобильный. Это было ужасно: человек ехал по делам или домой, и вот его нет… Смерть стала ежедневным явлением.
«Я осталась под оккупацией и не выходила из дома»
— Когда для вас началась война?
— Я из Славянска, поэтому война для меня началась еще девять лет назад. Сейчас там остаются мои отец и бабушка. В первые дни вторжения я вывезла маму и сына. В тот период было невозможно выдавать прогнозы, будет ли сразу захвачен Славянск или нет. Но мы как люди, уже видевшие зверства россиян, понимали, что журналисты, волонтеры будут первыми, к кому они придут.
— Что говорят ваши родные, которые остались в Славянске?
— Папа говорит, что уедет из города только в крайнем случае. Хотя кто может знать, когда он наступит… Славянск очень близко к Бахмуту, где-то 40 километров. В последнее время обстрелы города продолжаются почти каждый день.
Читайте также: «Взрывная волна подняла женщину в воздух и выбросила из квартиры»: военкор Елена Грамова о работе в Краматорске
— В 2014 году россиянам удалось ненадолго захватить Славянск. Помните это время?
— Те воспоминания у меня очень четкие. 12 апреля мы собирались ехать с друзьями на поддержку Евромайдана в Донецк, но этого не случилось. Мне позвонили по телефону и сказали, что на нашем отделении полиции вешают триколор. У меня был шок. Тогда я впервые столкнулась с российским военным, который просто зашел в магазин полностью вооруженный и в балаклаве с вопросом: какой у вас здесь мобильный оператор? Все было заготовлено к оккупации: грузовики с песком появились как по команде и начали сооружаться баррикады.
— Сколько Славянск находился под оккупацией?
— Три месяца. Его освободили 5 июля. У нас в городе был штаб Игоря Стрелкова и пыточные, куда свозили активистов. За проукраинскую позицию забирали «на подвал», и не факт, что оттуда можно вернуться. Я оставалась в Славянске всю оккупацию и практически никуда не выходила из дома. Сначала казалось, что это скоро кончится, потом был страх уезжать. Железнодорожное сообщение было перекрыто, а проезжать блокпосты — опасно.
«Человека просто выбрасывали за ворота на улицу»
— Наверное, вы были среди тех, кто понимал, что большая война неизбежна?
— До 24 февраля 2022 года у меня было странное чувство, что это вот-вот произойдет. Я понимала это давно, когда линия фронта была замершей. Просто знала, что россияне не остановятся. Но до последнего оставалась какая-то надежда и я не собирала тревожный чемоданчик. 24 февраля меня разбудил звонок подруги в 4 утра. Взрывы были уже слышны в городе. Она сказала: «Ты права, началось. Собирайся». Мы выехали на запад страны, потом маму с сыном я оставила в Киеве и периодически к ним езжу.
Читайте также: «Мой дом сгорел на моих глазах»: воинкор Анастасия Волкова о работе в Луганской области
— Сколько лет вашему сыну?
— 12 лет. Он уже взрослый. Видит и понимает, что происходит в стране и чем занимается его мама. Я за него спокойна. Но о том, чтобы уехать за границу у меня и мысли не было. Я просто там не выдержала бы. Мне даже на Западной Украине было некомфортно, потому что я понимала — сейчас каждый должен делать то, что умеет лучше всего. Ради нашей победы. Простить то, что делают россияне в Украине, невозможно. Каждый освобожденный город говорит об этом.
— Известно, что и в Херсоне захватчики устроили пыточные.
— Через несколько дней после освобождения города мы снимали в местном СИЗО, которое полностью обустроили под пыточную. Людей держали в маленьких камерах. Вынуждали их учить наизусть русский гимн, слова которого были нацарапаны на стенах. В основном людей били током, железными палками, надевали на голову пакеты, противогазы. СИЗО находится среди жилых домов, и местная жительница рассказывала сквозь слезы, как постоянно слышны были крики. А иногда человека просто выбрасывали за ворота на улицу, и он продолжал там стонать, не в силах даже вспомнить, откуда и как его зовут. Практически все жители города говорят о том, что россия проводит геноцид украинцев.
— После нашей победы будет еще много работы…
— Да, чтобы разоблачать преступления россиян. К сожалению, будет много ужасающих находок. Но после победы мы будем показывать и возрождение Украины. А я мечтаю о путешествии в украинский Крым. И если во время войны это казалось чем-то нереальным, то сейчас в это верится.
— А сможем ли летом полакомиться херсонскими арбузами?
— Уверяют, что они будут. Ситуация сложная, потому что область заминирована. Но фермеры начинают работать. Областные власти обещают, что 2 тысячи гектаров будут засеяны арбузами. Надеюсь, полакомимся!
Проект «Репортеры на войне» создан при участии CFI, Французского агентства по развитию СМИ, в рамках проекта Hub Bucharest при поддержке Министерства иностранных дел Франции.
Читайте также: «Не исключаю, что мне придется взять оружие»: военкор Анна Калюжная о поездках в Бахмут
Фото предоставлены Дарьей Литовченко
1444Читайте нас в Facebook
