«Одного бойца привезли на эвакуацию как погибшего. А медики его воскресили»: защитник Украины о войне «на нуле»

— Алексей, не раз убеждалась, что военных, которые находятся на передовой, очень раздражают, мягко говоря, наши вопросы о сценариях контрнаступления, о сроках окончания войны, о том, когда же, наконец, будут хорошие новости. Тем не менее уже довольно длительное время нам постоянно говорят о том, что вот-вот ВСУ нанесут удар врагу и что он будет очень ощутимым. Какой настрой сейчас у ребят?

— Все ждут того, что надвигается. Мы готовы к любому развитию событий.

— Понятно, что вы все очень устали. Больше года длится этот ад и неизвестно, сколько испытаний еще предстоит выдержать.

— Усталость то такое. В любом случае войну надо заканчивать. Никто не знает, сколько она будет длиться. Может, долго. А может, как-то резко все завершится. Наш успех зависит от того, насколько правильно все будет спланировано.

Читайте также: «На месте российских военачальников я бы ни в коем случае никакого результата их руководству не гарантировал», — Михаил Забродский

РЕКЛАМА

— Расскажите немного о себе. Почему стали военным?

— Я из Днепра. В 15 лет поступил в Криворожский лицей с усиленной военно-физической подготовкой, затем учился в Одесской военной академии.

— Уже ведь вовсю шла война. Родные не возражали против такого выбора?

— Во-первых, тогда все надеялись, что к моменту получения диплома война уже будет в прошлом. Во-вторых, мой отец участвовал в АТО. Когда начались боевые действия на Донбассе, пошел защищать страну. В-третьих, это было мое решение. Я к нему долго шел. Поэтому никто особо не возражал.

Окончил академию в июне 2021 года. А в августе мы выехали в сектор под Авдеевку.

— То есть сразу попали в самый эпицентр событий. Когда поняли, что грядет что-то страшное?

— В декабре-январе, наверное. Потому что на нашем участке вдруг стало очень тихо. А 19 февраля все резко изменилось. Россияне подкатили «Гвоздики» (советская 122-миллиметровая самоходная артиллерийская установка) и начали по нам стрелять. Сразу возникло ощущение, что скоро что-то случится.

Читайте также: «Россияне еще даже не показали всего, на что реально способны», — Роман Костенко

— В первые недели враг наступал очень быстро. Несмотря на то, что ВСУ давали достойный отпор, все равно поначалу были растерянность, хаос, непонимание масштабов происходящего. А что на вашем направлении происходило?

— Поначалу были лишь стычки. Было даже обидно, что везде война, а к нам не лезут. Однако вскоре нас перекинули в другой населенный пункт. Там и приняли первый стрелковый бой. За этот год мы воевали в районе Новобахмутовки, Славянска, Соледара, Углегорской ТЭС, потом участвовали в штурме Изюма, Лимана и т. д.

— Будучи раненым, вы несколько часов командовали боем.

— Это было под Новобахмутовкой 12 или 13 апреля прошлого года. Я повредил ногу — вывих, растяжение связок. А когда добирался на взводный опорный пункт, в эту же ногу еще и осколок попал. К счастью, он зашел в ткани не очень глубоко.

Как раз в тот момент нас сменили. Однако чуть позже бойцы были вынуждены покинуть этот взводный опорный пункт. Примерно часов через пять, уже вечером, мы обошли его с другой стороны и стали штурмовать. Удалось отбить часть территории. После этого мы с одним офицером зашли еще на одну позицию, где находились орки. Мы тогда их, грубо говоря, чуть-чуть надурили.

— Это как?

— Поскольку мы с этим побратимом русскоязычные, общались больше на русском. Было темно, потому сначала не поняли, ч то за бойцы стоят неподалеку от нас. Вступил с ними в диалог на расстоянии. Они говорят: «Мы из 7-й роты». У нас тоже есть такая. Через время они сказали что-то о своей 2-й бригаде. Я сразу подумал: «О, это же 1-й армейский корпус. Ни хрена себе». Когда они спросили, кто мы, ответили: «Мы свои» и попросили позвать старшего по званию. Наговорили ему про то, что мы обошли опорный пункт, что идет подкрепление. Он нам поверил. Мы быстро слиняли оттуда. Отбежав метров 150−200, задавили их огнем, насколько смогли. Затем отошли, взяли подкрепление и вернулись. Они к тому времени уже начали бежать. А мы их подгоняли.

Что касается наших врагов, там есть разные экземпляры — и реально дебилы и алкоголики, и профессионалы. Однажды два наших бойца взяли в плен двенадцать россиян. Причем из элитного штатного подразделения.

У их мобилизованных подготовка практически никакая. Наших обучают перед отправкой на фронт, потом мы их здесь натаскиваем, чтобы они могли стрелять из всего, что есть, чтобы меньше боялись, морально пытаемся подготовить. А россиян просто кидают в бой как пушечное мясо.

Однажды орки засели в трех небольших посадках. Когда по одной отработала наша артиллерия, оттуда выбежало человек 10−15. При этом из соседней посадки туда тут же направились два-три десятка их солдат. Естественно, наша артиллерия и по ним ударила. Какой-то круговорот получился.

Читайте также: «Как говорил мой комбат, против нас воюют еще худшие долбо… бы, чем мы», — Мартин Брест

— В окопах страшно всем. К ужасам, которые происходят вокруг, можно привыкнуть?

— Человек ко всему привыкает.

— Случались моменты, когда вы понимали, что уже все — конец?

— Нет. Думаю, что у каждого есть судьба, которую пишет не человек, а Бог. То есть, если суждено чему-то случиться здесь и сейчас, так и будет. Однако ты можешь погибнуть на войне как герой или где-то в тылу — как непонятно кто. Это уже твой выбор.

— Наверняка у вас бывали ситуации, которые будете помнить всю жизнь?

— Их много. В любом случае не особо хочется вспоминать такие моменты.

Часто парни рискуют собой ради спасения товарищей. Возьмем ту же эвакуацию раненых. В Новоселовке в мае прошлого года ранили моего побратима, с которым воевали бок о бок больше полугода. Выносили его под обстрелом. По комплекции он в два раза больше каждого из нас. Поверьте, было очень непросто.

Однажды в Славянске боец взялся вывести в безопасное место группу раненых. Напоролись на противника. Он погиб.

Не раз во время эвакуации раненых по нам стреляли ПТУРы (противотанковая управляемая ракета) или артиллерия. Но эвакуация все равно шла. Обычно это происходит так. Медицинская машина влетает на позиции, туда быстро грузят бойцов, и она мчится на максимальных скоростях под обстрелами.

Самые теплые слова могу сказать в адрес наших медиков, которые оказывают первую помощь реально в адских условиях, рискуя собой постоянно. От их действий напрямую зависит, довезут ли ребят до госпиталя. Как-то я бинтовал голову бойцу, у которого осколком рассекло череп. Потом узнал, что его спасли. А одного бойца привезли на эвакуацию уже как погибшего. Перегрузили в «медичку». Медики попробовали восстановить ему дыхание. И получилось. По сути, человека просто воскресили.

Читайте также: «Раненый военный с отсутствием двенадцати с половиной сантиметров кости уже проходит реабилитацию»

— Какой период войны был самым сложным для вас?

— Октябрь-ноябрь прошлого года. В начале вторжения было как-то все равно, что будет со мной. Война есть война, не мы ее придумали. Нам просто надо выполнять свою работу. Однако, когда появился любимый человек, мысли стали совсем другими.

Моя девушка из Бахмута. Мы познакомились в соцсетях. А когда после ранения я находился на базе бригады, смогли встретиться в Днепре. И пошло-поехало.

Теперь мне как-то легче морально. Знаю, что меня ждут не только родственники и друзья. Мечтаю создать крепкую семью.

— Вы побывали в разных переделках. Жалели ли о выборе профессии?

— Нет. Даже если бы чем-то другим занимался, в любом случае пошел бы на войну…

Читайте также: «Не могу понять, почему сейчас все говорят о контрнаступлении», — комбат Дмитрий Кухарчук

2257

Читайте нас в Facebook