«Как говорил мой комбат, против нас воюют еще худшие долбо… бы, чем мы», — Мартин Брест

— Олег, прошлой весной, когда враг стоял возле Киева, фронт и тыл были единым организмом. К счастью, рашистов быстро выгнали отсюда и вскоре постепенно и незаметно война отдалилась от нас. Недавно президент Зеленский возмутился тем, что сегодня многие граждане за пределами линии фронта «мысленно находятся далеко от войны». С другой стороны, жизнь продолжается и всегда берет свое. Люди празднуют дни рождения, женятся, рожают детей, читают не только сообщения Генштаба, слушают музыку, смотрят фильмы и представления. То есть, пока одни живут от звонка до звонка с фронта, у других существенный отрыв от реальности. Одним словом, тыл «поплыл». Почему это происходит?

— Смотрите. Вот вы сказали, что в начале полномасштабного вторжения мы работали как единый организм. Я с вами кардинально не согласен.

— Почему?

— Потому что в первые недели одновременно контактировал с мирными людьми и с теми, кто взял в руки оружие или продолжал его держать. Тогда страна пребывала в страхе. И те, кто сейчас считает нужным говорить что-то негативное, отделяя себя от войны, ничего другого не делали и в тот период. Они не включились в оборону, а просто закрыли рот — перестали озвучивать свою позицию. Поэтому считалось, что если он молчит, то разделяет наши ценности. А это неправда.

Фактически все, ушедшие воевать или начавшие помогать армии, разделяли наши ценности на протяжении всех девяти лет. Наш мобилизационный резерв сложился именно из людей, не живших отдельно от войны. Возможно, они не донатили ежедневно на ВСУ, но были в теме. А те, кто был вне темы, там и остались.

Поэтому, если отсечь слова, которые являются просто сотрясением воздуха, то ничего не изменилось. Знаете, почему я так говорю? Из-за фразы «верю в ВСУ».

Читайте также: «У нас есть все возможности и все шансы разгромить россию на поле боя», — генерал Виктор Муженко

РЕКЛАМА

— Я всегда ее повторяю.

— Да все так говорят. Но когда человек говорит «верю в ВСУ», это значит, что он себя в душе отделяет от Сил обороны и армии. Он нашел какого-то богатыря, какого-то героя и в него крепко верит.

В себя нужно верить — не в ВСУ. ВСУ реально по х… ру, верите вы в них или нет. Силы обороны — это люди. Докладываю вам: великую войну всегда начинает армия контрактная, а заканчивает армия мобилизованная. Это закон жизни, который наблюдается в течение двух с половиной тысяч лет.

Задача контрактной армии — выиграть время для того, чтобы народное ополчение, то есть мобилизованная армия, обрело военный опыт, знания, умения и смогло затем эту войну закончить. Во время Второй мировой кто видел конец войны? Призыв 1944—1945 годов. Именно они были теми самыми победителями, которые вошли в Берлин, Варшаву и Прагу. А призыв 1940—1941 годов остался лежать на полях боев.

— Лидер движения «Демократина сокира» Юрий Гудыменко на днях написал: «Во время долгой войны одним из ключевых кризисов является кризис социального напряжения, которое может измеряться примитивной формулой «усталость и недоверие = напряжение». Он констатирует, что «мы уставшие и злые», и считает, что «в одной лодке все должны и работать и, самое главное, страдать одинаково».

— У меня есть своя позиция по этому поводу. Усталость украинцев не от войны, скажем правду, а от неопределенности. Больше всего человек устает потому, что не понимает, что ему делать. Она постоянно думает: «А может, мне бросить все, срочно продать жилье и имущество и ехать навсегда в Румынию? Блин, а как там? А может, все-таки все будет нормально — мы выиграем, я останусь здесь и продолжу работать? Но надо понимать тогда — а какое будущее ждет нас? Нужно ли ребенку поступать здесь? Или, может, пусть едет в Польшу и там поступает?» Весь этот год человека дёргает, его носит по десять раз в день слева направо с этими мыслями.

У нас очень модная позиция — рассказывать, что тыл устал от войны и не поддерживает военных. Это хер… вая тема. Знаете почему? Потому что это называется «надеть погоны героя». Человек, утверждающий такое (вот вы говорите или я), себя тылом не считает. «Я-то не устал, я молодец, я продолжаю борьбу».

Понимаю, почему так говорят военные (хотя они очень редко это говорят), но ох… ваю, когда слышу такое от тех, кто точно так же, как и я, пьет кофе утром в теплом Киеве и упрекает, что кто-то устал от войны. Да идите вы на х… с вашей позицией. Достаточно манипулировать, потому что это разделение людей на неуставших «качественных украинцев», которые продолжают донатить на ВСУ и всячески поддерживать оборону, и «некачественных». Эту историю мы уже проходили не раз, начиная с XV века. «Качественные украинцы и некачественные», «недограждане и полноценные граждане» — это все полная фигня.

Люди устали от того, что не знают, каким будет будущее. Есть хорошая фраза, что больше всего человеку нужна стабильность. Сегодня он хочет понять — нам ж… па или нет. В зависимости от этого он будет самостоятельно принимать решения, что делать.

Читайте также: «На месте российских военачальников я ни в коем случае никакого результата их руководству не гарантировал», — Михаил Забродский

Может, кто-то скажет: «Да ну его на фиг. Я понимаю, что будет ж… па, поэтому сейчас собираю семью, отдаю ей все деньги, продаю на хрен эту квартиру, пусть они валят в Румынию и там ищут жилье. А я остаюсь здесь и воюю». Но через полчаса он поговорит с кем-то, послушает телемарафон, почитает пост Мартина Бреста, Гудыменко, еще кого-то и думает: «Да нет, все вроде бы неплохо. Смотрите — люди возвращаются домой, светофоры работают, а в аптеках есть лекарства. Все норм». И успокаивается.

То, что бесит тыловых защитников, тех людей, которые вечно возмущаются, что кто-то, как им кажется, не устал от войны, это попытка человека спасти свой разум. Когда я слышу, что кто-то устал, мне хочется сразу сказать: «Смотри. Я пойму, если это брякнет в сердцах воин где-нибудь в Авдосе. Потому что он приехал оттуда за тачкой ко мне в Киев и здесь увидел потенциальных пулеметчиков, которые ходят по городу, пьют кофе и продают мобильные телефоны в торговых центрах. Но когда тыловые люди кому-то рассказывают, что «вы устали от войны», а сами гордятся собой: «Я же не устал, я молодец», это, блин, кугутство.

— Подруга в выходные проехала по окрестностям Киева и увидела, что убрали много блокпостов. Как это толковать? Война закончилась?

— Война превратилась в одно большое АТО. За это надо благодарить Силы обороны. Они снова смогли осадить противника на определенных рубежах и превратить это в какую-то дальнюю войну, которая напрямую не касается людей здесь.

— Еще один показатель. По ее словам, студентов стали принуждать возвращаться на обучение в вузе. Даже тех, кто находится за границей.

— Да никто никого не заставляет. Уходи из института и вали обратно в Польшу. Какие проблемы? А хочешь учиться, да еще и на бюджете, тогда п… дуй в Киев и учись. Можешь по субботам еще улицы убирать. Эти все студенты посъе… лись, когда мы х. ярились в Киевской области. Так что пусть учатся. Это же будущая элита нации, да? У которой одна цель — учиться на шару в институте, а потом съе… ться работать куда-то в Венгрию.

— Однако я знакома с очень патриотической молодежью.

— Я тоже знаю патриотическую молодежь. Но когда приехал под Гостомель, там все были тридцать плюс. А в принципе да — она патриотическая.

— В одном интервью, рассказывая о том, как мы устояли в первые недели, вы сказали: «Вообще украинское везение нужно вносить в формулу расчета». Что имеете в виду? Наш народ столько страдал — войны, голодоморы, репрессии. А вы о везении.

— Мы как страна должны были закончиться еще пятьсот лет назад, но все не заканчиваемся и не заканчиваемся. Петляем где-то между струйками воды.

Смотрите. 2014 год. Тысяч двадцать — двадцать пять боеспособных войск плюс потом мобилизованные. И мы сдержали армию, которая на тот момент была в одиннадцать раз больше нашей. Все экономические и военные факторы говорили: до свидания, Украина. Повезло? Реально повезло.

Повезло во время этих «освободительных соревнований» в начале ХХ века. Точно так же повезло в 2022 году. Повезло, что ракетные атаки не достигли цели, которую поставило перед своими военными высшим руководством россии. Потому что Киев и другие города жили и работали. Да вообще куча везения нашего. Я уже к нему спокойно отношусь. Потому что в сухом остатке, если смотреть на экономические и военные факторы, мы должны проиграть раз десять. Но мы с вами сейчас разговариваем, в том числе о будущем страны.

Читайте также: «Никто не проявлял во время войн большей жестокости и садизма, чем россияне», — генерал Виктор Назаров

— В конце прошлого февраля, когда вокруг был ужас, на мой вопрос, выдержим ли мы это нашествие, знакомый военный ответил: «Должны победить». Сейчас ситуация тоже очень тревожная. Вы разделяете оптимистические прогнозы о Победе?

— Отвечу развернуто. Это моя личная позиция. Я уверен, что любой оптимизм или пессимизм должны строиться не на чьем мнении — эксперта, человека из телевизора, из «Фейсбука», а на фактах и аргументах. Мой оптимизм основывается на фактах.

Во-первых. Против нас воюют еще худшие долбо… бы. Мой комбат часто повторял: «Вы, конечно, долбо… бы, но, слава Богу, напротив вас стоят еще худшие долб… бы».

Во-вторых, это наше везение, разумеется.

В-третьих. Страна потеряла где-то 50−53 процента экономики. В принципе, по всем законам (у меня второе образование экономическое, поэтому считаю нужным это говорить) и по всем раскладам у нас сейчас должно быть то же, как в Албании в 1996—1997 годах, когда там произошел мощный экономический кризис.

Чтобы восстановить все до уровня, который был до полномасштабного вторжения, нужно лет 40−50. Но мы с вами живем, работаем, ездим на такси. Почему? Потому что в нашу экономику вставили капельницу — вливают деньги других государств. Однако об этой внутривенной инфузии речь не идет в телемарафоне. Поэтому у рядового человека возникает мнение, что наша экономика работает. Мол, да, партнеры дают нам (может, не так быстро, как хотелось бы) оружие и учат наших военных. Когда люди слышат, что будет пакет пособия на пять миллиардов, у них создается впечатление, что это о деньгах. Но ведь это помощь артиллерийскими снарядами, танками Abrams, Leopard и т. п.

В экономику Украины уже в течение 13 месяцев очень мощным потоком идут чужие деньги. Часть из них придется отдавать, другая часть — безвозвратная помощь. И как любая помощь она когда-нибудь кончится.

Когда это произойдет? Прямую финансовую поддержку нам оказывают два государства, насколько мне известно. Это США и Великобритания. В 2024 году пройдут выборы президента США и парламентские выборы в Британии. Вопрос макрофинансовой помощи, в том числе безвозвратной помощи Украине (не вооружением, а просто баблом) обязательно будет в повестке дня этих выборов. Каждый кандидат должен высказаться на эту тему.

Все помнят, как американцы вбрасывали деньги в Афганистан, а когда они вышли оттуда, Афганистан слег в течение двух месяцев. Наверное, многие американские и британские избиратели зададут вопрос: «Ребята, мы уже год поддерживаем Украину. Может, уже хватит? Давайте им еще танков дадим, а денег — нет». Известна аксиома — чтобы выиграть гонку, нужно отвечать требованиям людей.

Читайте также: «Война для нас закончится, когда будет полностью перезагружен российский режим», — Павел Климкин.

На днях Рада проголосовала за возврат выплат в размере 30 тысяч гривен военнослужащим, полицейским и работникам Государственной службы по чрезвычайным ситуациям. Однако мало кто знает, что будут урезаны зарплаты бюджетным организациям, потому что нужно до конца года найти 240 миллиардов гривен, чтобы обеспечить эти доплаты.

Возвращаюсь к вашему вопросу. Оптимистично ли я смотрю на общую ситуацию? Да, оптимистично. Потому что верю не в ВСУ и Силы обороны, а в нашу удачу. И в то, что она уже стоит в формулах расчета будущего. Это во-первых.

Во-вторых. Будет ли ухудшение условий жизни в стране? Тоже на самом деле правильный вопрос, верно? Обязательно будет. Потому что я думаю, что в 2024 году из нас вытянут эту экономическую иглу. Согласно нормальным расчетам, сейчас курс доллара должен быть 180−190 гривен. А у нас он сегодня где-то 37.

Только один пример. Мы в «Укроборонпроме» занимаемся, в том числе, темой разминирования. Вы ведь в курсе, сколько процентов бюджета нам давало сельское хозяйство? Но сейчас агрохолдинги не могут проводить нормальную посевную и уборочную кампании, поскольку заминированная площадь полей почти равна площади всей Румынии.

— Ужас!

— И вот давайте тогда еще больше оптимизма и больше слов «верю в ВСУ». Да по х… р. Нам дают деньги и оружие другие страны. Возможно, будут продолжать снабжать оружием. А когда перестанут давать бабки, ситуация изменится, по моему мнению. Не знаю, это оптимизм или пессимизм.

— Это реализм.

— Ну, простите.

— Из-за войны в Украине настоящий ренессанс переживают американский и европейский ОПК, российский еще осенью перешел на работу в три смены. А как мы наращиваем объемы? Какие у нас проекты по изготовлению артиллерии, танков, самолетов, кораблей, средств разминирования? Наш ОПК способен производить современное вооружение и технику в большом количестве?

— ОПК нашей страны делится на две части — частную и государственную. В большинстве своем они сотрудничают. Например, когда мы строим танк, то пользуемся услугами более десяти подрядчиков, когда ракету — более двадцати, большая часть которых является частными фирмами (их тоже можно относить к отечественному ОПК).

Но в чем мерить то, что мы, «Укроборонпром», как часть оборонно-промышленного комплекса страны, сделали в 2022 году? В штуках, килограммах, гривнах? Танк стоит 25 миллионов гривен, пулемет — 315 тысяч. Как отвечать людям? Посчитать в штуках или в килограммах железа, насколько мы сократили или нарастили объемы? Поэтому, конечно, когда мы говорим о ряде продукции, то вынуждены мерить только в деньгах. Хотя в них тоже нельзя впрямую сосчитать, только условно.

Частью государственного концерна были государственные компании-спецэкспортеры, продававшие наше вооружение. Они брали свои три процента прибыли по закону, а все, что более того, складывали в казну. Сейчас уже ничего не продают. То есть госбюджет потерял часть поступлений. Но благодаря тому, что пошли закупки вооружения, мы нарастили и нашу производственную способность, и количество изделий. Если привести к деньгам, показатели будут примерно в восемь раз выше, чем в предыдущие годы.

В принципе ОПК сейчас работает так, как никогда не работал. Причем я говорю не о концерне «Укроборонпром» (это двести человек), а именно о предприятиях. Потому что в нас нет смысла, если они не работают. Мы просто управляющая компания. Но предприятия работают. В 2022 году набрали несколько тысяч человек на работу и продолжают набирать.

Наши предприятия чем характерны? Наращиванием объемов производства знакомой продукции и, конечно, овладением продукцией, которой раньше никто не занимался.

Армия имеет определенный ряд вооружений и военной техники. «Укроборонпром» никогда не производил всю номенклатуру. Не было у нас необходимости, например, производить серийно артиллерийские боеприпасы. А сейчас это десятки тысяч штук.

Читайте также: «Мы не должны врать себе о цене, которую заплатим за Победу», — генерал Сергей Кривонос

— Извините, но девять лет прошло с начала событий в Крыму и на Донбассе. Почему этим никто не занимался? Военные точно знали, что будет большая война.

— Спасибо. Спросите тех, кто руководил этой отраслью все эти годы. Я здесь работаю год. За это время у нас появилось очень большое количество разных новых штуковин. Это во-первых.

Во-вторых, если мы говорим о современных средствах, ракета «Нептун» — это современное средство? Да. Нормальная противокорабельная ракета — летает, отрабатывает, крейсер «Москва» утопила.

У нас нет своего танка Leopard. Но есть, например, «Оплот». Изготавливаем ли мы его серийно? Не могу сказать. Как и о РСЗО и прочем.

— В каком состоянии российский ОПК? Мы читаем, что там все советское, все отстойное, нет комплектующих. Но если объективно посмотреть?

— В нормальном состоянии. У них очень большой оборонно-промышленный комплекс, во много раз больше нашего. Это несколько государственных концернов типа «Укроборонпрома». Там тоже есть государственные и частные институции.

Что касается сказок о том, что им капец. Ну, смотрите. Они не делают микрочипы для ракет (мы также) — нет импортозамещения, но ракеты продолжают производить. Как и всю необходимую номенклатуру. И разрабатывают новую. К примеру, за этот год в сегменте радиоэлектронной борьбы сделали мощный шаг вперед.

Они, как и наши Силы обороны, тоже используют большое количество инновационного. В дроностроении и других областях. Потому нельзя сказать, что у них там стагнация. Они работают и имеют большие заказы. Потому что россия — страна с восстановительным денежным потенциалом. Они выкачивают бабло из земли (газ и нефть), продают и каждый месяц получают несколько десятков миллиардов долларов. И в эту игру можно играть очень долго.

Однако некоторые позиции вооружения они не могут производить совсем.

— Например?

— Сейчас не могут полностью поднять широкомасштабное производство «Кинжалов» и «Калибров». Но это не значит, что они не разрешат эту проблему.

Санкции в основном затронули бытовой сектор — условно говоря, McDonald's и производство туалетной бумаги. А их ОПК хоть и зависел от иностранных комплектующих, однако многие страны (Иран, например) спокойно продолжают продавать необходимые им штуки. Да, втридорога и не очень много, но продают.

То есть там производство, торговля — все идет. У них мощный ОПК, ему сейчас много внимания и много вложений делается.

Читайте также: «Никакой экономической катастрофы в России пока не произошло», — Андрей Клименко

— Как концерн «Укроборонпром» готовился к войне? Специалисты же понимали, к чему все идет.

— Мы обслуживающая организация. Мы производители, у нас есть клиенты. До начала полномасштабного вторжения их было три вида. Первый и самый главный — Министерство обороны (оно должно делать у нас и не только государственный оборонный заказ — ГОЗ). Второй — наши клиенты за границей. Некоторая часть того, что мы производим, уходила туда. Скажем, «Скиф» — экспортные варианты «Стугны». Третий — это заказчики внутри страны, использующие нашу определенную продукцию. Например, предприятиям, производящим большие газотурбинные электрогенераторы или большие двигатели, нужны некоторые детали.

А теперь у нас один заказчик — Министерство обороны. Это орган исполнительной власти, на который возложена реализация государственной политики в сфере обороны. Задача подготовиться к войне была на нем, а не на «Укроборонпроме». Мы просто группа заводов, которые всегда предлагают: «Мы готовы произвести вот это и это. Давайте контракт, давайте аванс, обсудим условия и производим. Нет контракта и аванса — сидим дальше». Это называется рынок с единственным заказчиком, и все.

— Отдельный и очень важный сегмент — ремонт техники. Наши танки и пушки постоянно повреждаются плюс россияне много своего добра оставляют. «Русский ленд-лиз», как шутят ребята.

— Ремонтируем, что можем. Единственное, что не всегда можем сделать, — это замену двигателя. А остальное — да.

— А западную технику?

— В тех пределах, которыми можем овладеть. Есть некоторые штуки, которые не можем произвести ни в коем случае. Тогда приходится технику отправлять на Запад на ремонт.

Ремонт в принципе освоен. Это нормальное требование Сил обороны. Наши предприятия работают с военными напрямую. Не отказывают им, даже когда (знаю ситуации и сам участвовал в них), условно говоря, под ворота завода подгоняют БТР: «Ребята, почините, нам послезавтра на выезд». Восстановление первого «Тигра» я видел в конце марта прошлого года в Харькове.

Мы не можем позволить себе выё… ться типа «мы не хотим, а у нас с вами контракта нет». Нет, нужно делать. И очень быстро.

Вооруженные Силы изымают у нас все, что им нужно. В первую неделю после вторжения мы раздали с наших заводов все вооружение и технику, которые там находились либо на восстановлении, либо на модернизации, либо на хранении. А потом еще кучу автотранспорта, потому что тысячам военных не на чем было ездить. Была даже ситуация, когда просто открыли двери предприятия и предлагали ближайшим военным частям: «Автобусы надо?» У них даже руки начинали дрожать, когда слышали, что есть автобусы или грузовики. А утром прибежали моряки с артиллерийской установкой АК-306: «Сделайте, пожалуйста, она не работает». Никто же не откажет в таких ситуациях.

Читайте также: «В войне дронов у нас есть все шансы проиграть россии», — Максим Музыка

— Наверное, у нас есть украинские кулибины, которые могут все отремонтировать.

— Никакой кулибин не сможет заменить микросхемы в российском противотанковом ракетном комплексе «Корнет» или отремонтировать охлаждающий контур зенитно-ракетного комплекса «Стрела 10». Просто невозможно это сделать, потому что нужно иметь всю документацию, еще советскую, и понимать — что, как, где, какой толщины должен быть волновод на этой конкретной плате.

У нас очень много хороших специалистов, незаслуженно забытых государством. Рабочие и инженеры, которые уволились с заводов уже давно, пришли 25 февраля: «Да, ребята, я сорок лет отработал. Что здесь? Танк? Давайте будем делать танк». Именно они (не государственный концерн, который находится в Киеве) реализуют планы, согласованные с главнокомандующим ВСУ и начальником Генерального штаба.

Несмотря на то, что в Украине уничтожены рабочие специальности, а толкового инженера вообще очень трудно найти, потому что ни один институт не готовит специалистов для оборонных предприятий, мы людей набираем и учим. Надо несколько месяцев, чтобы научить электрика, как правильно запихнуть в танк здоровенный жгут из разных проводов. Потому это непростая история.

— О чем мы с вами будем говорить через год — о восстановлении Украины или все еще о продолжении войны?

— Думаю, что о продолжении войны. Думаю, что через год она сильно изменится. Это не будет так, как в начале полномасштабной агрессии, и точно не так, как сейчас. Будет какой-нибудь третий вариант. Не знаю какой.

Читайте также: «Думаю, честно будет сказать, что мы не знаем, когда закончится эта война», — Павел Казарин

6204

Читайте нас в Facebook