Дмитрий Оскин: «Директор филармонии послушал меня и сказал: „Из тебя такой конферансье, как из меня Юрий Гагарин“»
Артистом Дмитрий Оскин мечтал стать всегда. Поэтому его желанию поступать в Киевское эстрадно-цирковое училище никто из близких не удивился. Дмитрий лучше всех вел школьные вечера, играл в спектаклях и умел очаровать любую девчонку. Его карьера конферансье началась в Туле, затем стал ездить с концертными бригадами. С Александром Барыкиным, Валентиной Легкоступовой, группой «Красные маки» Оскин гастролировал по всему Советскому Союзу. Но в конце концов Дмитрий вернулся в родной Киев. Стал сниматься в кино, участвовать в телепроектах, все реже занимаясь конферансом. Оскин считает, что сейчас эта профессия умерла. Временно. Очень скоро должна возродиться вновь.
Пока же Дмитрий Оскин самый востребованный ведущий корпоративов. Говорит, что совершенно счастлив, поскольку в жизни у него есть практически все, а главное, живы и здоровы его близкие. 14 февраля, в День влюбленных, Дмитрий вместе со своими родственниками отпразднует юбилей. А еще пригласит друзей, которых с каждым годом становится все меньше. Среди гостей обязательно будет Илья Ноябрев. «Мне кажется, он лучший в мире конферансье», — признается скромный и удивительно обаятельный Дмитрий Оскин...
— Что это, Дмитрий, у вас такая странная мелодия на вызове стоит?
— Отчего же она странная? Ведь у вас наверняка поднялось настроение, когда вы услышали: «Я Водяной, я Водяной, поговорил бы кто со мной...» А мне приятно. Знаете, до сих пор иногда ощущаю себя ребенком, хочется, чтобы человек, который мне звонит, получил заряд позитива. Людям ведь очень не хватает праздника в жизни. Особенно в наше сложное время...
— Что вас поддерживает сейчас?
— Конечно, бывают тяжелые дни. Особенно когда смотрю на телефон, а он молчит. Тогда меня охватывает паническое состояние: «Все пропало», приходит отчаяние. Но кто-то сказал очень правильную фразу: «Для того чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь». Как правило, после паузы наступает творческий всплеск. К сожалению, паузы бывают уж слишком затяжными. Тогда спасают только близкие. Слава Богу, у меня еще жив отец, есть супруга, сын, внучки. В этом смысле я счастливый человек. Хотя, признаться, в канун дня рождения пребываю в немного грустном состоянии. Не люблю я этих праздников. Мне даже немного неловко, когда за столом, поднимая чарку, друзья рассказывают, какой я хороший.
— Странно, что вас не назвали Валентином.
— Ничего необычного здесь нет. В то время, когда я появился на свет, никто и слыхом не слыхивал о таком празднике, как День святого Валентина. Хотя имя Дмитрий, которым все меня называют, на самом деле не мое. Родители назвали Даниилом, но, признаться, никогда ко мне никто так не обращался. А что касается Дня святого Валентина, то в молодые годы я чаще всего встречал его где-нибудь на гастролях, соответственно, там же праздновал и день рождения.
— О каком подарке мечтаете? Ведь как-никак юбилей!
— Действительно, цифра очень красивая получается — 55. И сил полно, и зрелость пришла. Но сейчас для меня самый большой подарок — это работа и здоровье близких. С годами на первый план выходят другие вещи, нематериальные. Когда становишься старше, то благополучие родных гораздо важнее новой машины или квартиры. К тому же у меня есть и первое, и второе. Даже большой дом.
— Наверное, так было не всегда?
— Когда мы только поженились с супругой, то первое время жили у меня в коммуналке (на улице Леонтовича в Киеве). Потом переехали в квартиру жены на Шулявку, там у нас была проходная комната. Своего у нас не было ничего. Как только появилась возможность строить кооперативы, мы с супругой первым делом стали копить на... мебель. Каждый месяц из зарплаты откладывали по пять рублей. Но где-то в
*Различные светские мероприятия Дмитрий Оскин посещает со своей супругой Лидией (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
— Другие были времена. В вашем голосе сквозит ностальгия.
— Возможно. По крайней мере, в советское время были какие-то моменты, от которых я бы не отказался и сейчас. Помню, в восьмом классе у меня появились первые джинсы. Мамин подарок на день рождения. Джинсы для советского школьника — предел мечтаний. Приобрести их можно было только у спекулянтов на городской толкучке. И вот мы с мамой пошли на этот базар и купили индийские джинсы «Милтонс». Они стоили 70 рублей. Боже, каким счастливым я тогда себя чувствовал! Иногда кажется, что в то время причин для радости у нас было больше. Когда мне исполнилось 18 лет, папа с мамой подарили приемник «ВЭФ». Сейчас даже трудно объяснить, что это такое. Он позволял слушать всего несколько станций: «Маяк», какую-то румынскую радиостанцию и «Голос Америки». Огромный прибор, который, в принципе, ни на что больше не годился. Но обладать им молодому человеку было очень модно. Если я говорил девушке, что у меня есть «ВЭФ», то смело мог рассчитывать на успех.
Помню, как впервые по приемнику послушал роман Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Казалось, что мы такие диссидентствующие люди, хотя на самом деле я был глубоким «совком». Как только мне исполнилось 14 лет, я тут же подал заявление в комсомол. Мечтал об этом! После окончания эстрадно-циркового училища меня «купила» Тульская филармония, и я практически сразу подошел к ее директору и сказал: «Хочу вступить в Коммунистическую партию». Директор Иосиф Александрович Михайловский был тоже еврей, он посмотрел на меня и произнес: «Хватит в партии одного Михайловского». Дальше со мной никто и разговаривать не стал.
— Простите, а что значит «купила» Тульская филармония«?
— Это была обыкновенная практика всех творческих вузов. На выпускной концерт нашего эстрадно-циркового училища приехали директора всех филармоний Советского Союза. Они подбирали себе молодые кадры. В конце смотра директора подходили к артисту и предлагали работу. У меня было три предложения: работа с трио «Мареничи», директор Ворошиловградской филармонии приглашал выступать в программе с Валерием Леонтьевым...
— И вы отказались?!
— Признаться, в 1981 году имя Валерия Леонтьева не очень гремело. А третье предложение было от Тульской филармонии. Там работали ансамбли «Красные маки», «Лейся, песня», Валентина Легкоступова, Саша Барыкин с «Карнавалом». Это была одна из лучших филармоний Советского Союза. В то время каждый выпускник творческого вуза был обеспечен работой.
— Почем же вас «купили», Дмитрий?
— Мне дали ставку 5 рублей 50 копеек с одного концерта. В месяц набегало 88 рублей. Лаборант в каком-нибудь институте, закончив 10 классов, получал 70 рублей. Конечно, зарплата у меня была малюсенькая. Зато плотный гастрольный график, всевозможные переработки — в итоге получалось гораздо больше денег. Я проработал в Тульской филармонии четыре года, при этом все время жил в общежитии. Правда, в самом городе появлялся редко. Из Киева приезжал в Тулу, и мы сразу же отправлялись с коллективом на гастроли.
Больше всего запомнилась первая концертная поездка. Мне предстояли гастроли с ансамблем «Красные маки». Первый мой опыт выступления на большой сцене. Я выучил три-четыре монолога, которые хороши для выпускных экзаменов, но совершенно не смешны на сцене. Директор филармонии послушал меня, покачал головой и констатировал: «Хороший ты парень, но ни хрена не умеешь. Из тебя такой конферансье, как из меня Юрий Гагарин». Я должен был уезжать в Горький (сейчас Нижний Новгород), но вместо этого меня направили с ансамблем «Русские узоры» в город Ефремово. Это оказалось в 140 километрах от Тулы. Дыра жуткая! Мы выступали такой сельской бригадой, которая давала по четыре концерта в день. Дороги просто убитые. Край был совершенно голодным. Самым популярным продуктом в гастрономах Тулы был студень, стоивший 50 копеек за килограмм. Редкая дрянь.
— Но вы все-таки выжили?
— Не то слово. Я даже благодарен директору филармонии за то, что подарил мне такую возможность проверить свои силы. Наш гастрольный график был просто сумасшедшим. Наверное, поэтому у меня в дальнейшем в жизни что-то и получилось. Сейчас, конечно, проще. Если ты попал в струю, то быстро становишься звездой, хотя так же быстро можешь и погаснуть.
— Что касается жанра конферанс, то, по-моему, его уже практически не осталось.
— Он исчез! Солисты, приезжающие к нам на гастроли, обходятся собственными силами. Того, кто выходит и просто читает какие-то тексты, трудно назвать конферансье. Ведь наша профессия — это полная импровизация. Хотя я как убежденный оптимист думаю, что такая ситуация временная. В конце концов придет поколение, которому нужен будет нормальный разговор со сцены. Все эти кавээнщики, заполонившие нынче эфир, — последствие
Читайте нас у Facebook
