Волонтер из Донецка: "В госпитале, среди солдат без рук, без ног, гораздо страшнее, чем на передовой"
Есть волонтеры, которых знают только бойцы на передовой. Эти люди везут помощь непосредственно на линию фронта — в Донецк, на Майорский блокпост, в Горловку. Всякий раз они не знают, вернутся ли обратно живыми, увидят ли снова свои семьи. Их не только может настичь шальная пуля, за ними охотятся боевики.
Коренная дончанка Татьяна буквально днем и ночью за рулем. Для молодой женщины ее автомобиль — первый помощник и второй дом. В нем она ночует чаще, чем в теплой постели. А сколько раз машина в прямом смысле спасала ей жизнь!
— Когда начались события на Майдане, я не поддерживала тех людей, которые пытались что-то изменить в стране, — честно признается жительница Донецка Татьяна. — Была активным членом Партии регионов, на выборах голосовала за Януковича. Как председатель комиссии избирательного участка «не замечала» подтасовок. Вместе с многими дончанами искренне верила, что знаменитый «земляк» сделает лучше и богаче не только Донецк, но и всю страну.
Однажды в Киев поехала моя подруга. Напитавшись на Майдане «воздухом свободы», она резко изменила свои взгляды и попыталась повлиять на меня. Но я была еще слишком далека от всего того, что позже стала горячо защищать. Так вот, подруга привезла с Майдана желто-голубую ленточку и подарила моему ребенку. Девятилетний сын прикрепил ее на портфель и пошел в школу. Домой он вернулся избитым, ленточка была в крови. Оказалось, что между детьми произошла потасовка за «украинский атрибут». Сыну помогали драться еще два мальчика, на следующий день они тоже пришли в школу с ленточками. Мама одного из них позвонила мне и сказала: «Наши мальчишки воевали за Украину». Но я отругала сына, потребовала выбросить ленту. Он не послушал и снова отправился с ней в школу. Больше ребенка никто не трогал. За год лента истрепалась, пятна крови на ней потемнели. Я купила новую желто-голубую ленточку, но сын категорически отказался расставаться с прежней. Объяснил, что это его талисман.
— Почему вы изменили свое отношение к событиям в Украине? — спрашиваем Татьяну.
— Когда на Майдане стали убивать студентов, мы, дончане, поняли, что это произошло с нашего молчаливого согласия. Произошел перелом в сознании. Захотелось исправить ситуацию, как-то помочь согражданам. Если для Украины Майдан и война — это потрясение, то для Донбасса — переоценка ценностей.
— Как вы стали волонтером?
— Часто проезжала мимо блокпоста на трассе Донецк — Славянск. Помню, был май, бойцы стояли измученные жарой, мне показалось, что им не хватает воды. Заехала в магазин, купила воду, сигареты, семечки, конфеты, влажные салфетки. Вернулась на блокпост и спросила, можно ли все это оставить. Ребята удивились, поблагодарили. Через несколько дней я снова ехала той же дорогой. В то время бойцы еще дежурили на блокпосту вместе с гаишниками. Так вот, останавливает меня сотрудник ГАИ. Я подумала, что нарушила правила и настроилась платить штраф. Предъявила документы, а гаишник, держа в руках семечки, посмотрел мои права и с улыбкой сказал: «Теперь мы знаем, как вас зовут. Счастливого пути, Татьяна!» Оказывается, мою незначительную помощь запомнили. Так я стала частым гостем на этом и других блокпостах.
Между тем украинская граница «перемещалась» то в одну, то в другую сторону. Татьяна находилась то на украинской территории, то на оккупированной. Иногда ей приходилось прятать у себя дома одновременно несколько украинских разведчиков. Женщина понимала: если соседи ее выдадут, то боевики расстреляют всю семью.
— Когда начались дожди, бойцы попросили резиновые сапоги, — продолжает Татьяна. — Купить сразу, например, сто пар в оккупированном Донецке нереально. Местные жители за премию в 50 гривен запросто могут дать боевикам информацию, что кто-то приобрел большое количество обуви. Так что одну пару сапог купила я, еще пару приобрела подруга, две купил ее муж, по паре принесли все мои соседи и соседи моих родственников. Таким же образом приобретаю носки и стельки. Даю людям деньги, а потом хожу по квартирам и собираю «товар». Ведь если все явятся ко мне, это тоже вызовет подозрение. Чтобы привезти для всех бойцов сдобные булочки, мы с подругами надеваем… черные повязки и идем в магазин. Приговаривая со слезами «Дедушка, зачем ты так рано от нас ушел», заказываем несколько сотен булочек.
Все секреты конспирации не раскрываю, ведь вашу газету читают и боевики. Не хотелось бы, чтобы они получили информацию, как и на чем нас можно подловить.
Однажды бойцы заказали наждачную бумагу-"нулевку" для чистки автоматов. В магазине продавец мне объяснил, что понятие «нулевка» устаревшее. Бумага, мол, делится на «200», «400», «1000». Все эти наждачки можно назвать «нулевкой», но при этом они сильно отличаются. Позвонить и уточнить было невозможно, посоветоваться не с кем. Продавец увидел, что я задумалась, и спросил: «Вам для чего нужно — для дерева, для металла?» Ответила, что для металла. Снова вопрос: «Краску снимать?» После продолжительной паузы сказала: «Нет, оружие чистить». Думаю, продавец решил, что я шучу, но дал мне именно то, что заказывали ребята.
Кроме всего прочего, мы стираем бойцам одежду. Например, ребята с Майорского блокпоста из-за частых обстрелов не имеют возможности этого делать, приходится им помогать. Каждый раз, когда я, выгрузив из автомобиля воду и продукты, собираюсь уезжать, слышу от бойцов: «Ты только вернись живой, только вернись!»
Когда террористы взорвали мост между Дзержинском и Горловкой, продукты приходилось возить, делая 30-километровый крюк. С приходом холодов бойцы стали чаще хворать: у одного воспаление легких, у другого — гайморит. Они не обращают на болезни внимания, хотя это очень опасно. Конечно, мы их лечим.
Стараемся привозить помощь непосредственно на блокпост. Если оставляем еду или одежду в штабе, все это таинственным образом… исчезает. Например, мне интересно, кто именно ходит в хваленых берцах от Минобороны, которое отчиталось, будто обуло всех бойцов. Потому что многих ребят на передовой обули простые бабушки, которые за свои пенсии купили бойцам бурки и валенки.
Когда украинские военные пытались выйти из Иловайского котла, они звонили не в штаб, потому что считали, что их предали, а нам, волонтерам, и просили помощи. Как правило, звонили ночью, называли свои координаты и спрашивали, что им делать.
Очень странно вел себя уважаемый Семен Семенченко. На своей страничке в «Фейсбуке» он писал примерно следующее: «Ура, сегодня девятерым нашим бойцам удалось покинуть Иловайск. Но под такой-то деревней осталось еще сто человек. Спасибо местным за помощь». И в этот населенный пункт сразу же направлялись боевики. Я лично писала Семену, ругала, что он подставляет наших. Ведь патрули сепаратистов вылавливали украинских военных, брали в плен или убивали.
Татьяна рассказывает, что бойцов выводили небольшими группами — от нескольких человек до нескольких десятков.
— Пока они ожидали помощи, то прятались в кустах — раненые, жутко уставшие и голодные, — объясняет волонтер. — Но больше всего их мучила жажда. По телефону ребята просили привезти воды. Я забила багажник едой и водой и отправилась в путь. Бойцы указали ориентир, где я должна была все это оставить: мол, на таком-то километре у дороги в кустах будет стоять ржавое ведро.
Чтобы сепаратисты меня ни в чем не заподозрили, надела короткое белое платье с рюшами. Совершенно одна ехала по трассе мимо догорающих украинских БТРов, рядом лежали тела наших бойцов. Останавливаться не могла, не имела права: меня ждали живые. Наконец заметила условленное место. Вышла из машины и, осмотревшись, забросила в кусты бутылки с водой, пакеты с продуктами, одежду. Только захлопнула багажник, на бугре показался вражеский БТР. На нем сидели несколько «кадыровцев», один из них смотрел в бинокль. Что делать? Вдруг бандиты поинтересуются, почему я здесь, и обнаружат в кустах большое количество воды, еды и мужской одежды? Времени на размышление не было. Я быстро… подняла юбку и… присела возле машины, будто остановилась по нужде. «Кадыровцы», стыдливо отвернувшись, проехали мимо… Как добралась домой, не помню. Едва переступила порог, как меня стало трясти так, что не могла стакан воды донести до рта.
— Как вы рискнули одна ехать на оккупированную территорию?!
— Ребята звонили практически каждый час и просили пить. Они спрашивали, везу ли я воду, скоро ли доеду. Отвечала, что уже в пути, а сама оставалась дома — боялась. Но чувство долга взяло верх, я собралась и села в машину. Родителям ничего не сказала: они бы не отпустили. Ехала под прицелом, автомобиль постоянно обстреливали. Зато назад неслась на всех парах: педаль газа вдавила до предела. На какой скорости летела, понятия не имею.
— Страшно ездить на передовую?
— Страшнее бывать в госпитале, видеть молодых ребят без рук, без ног. После первого посещения мне понадобился психолог… В больнице для раненых поют, танцуют, просят с ними сфотографироваться. Но потом инвалид возвращается домой, и о нем забывают. В результате такой человек может спиться или даже наложить на себя руки. Нельзя инвалидов оставлять без внимания. По вечерам в соцсетях слежу, выписали ли из госпиталя того или иного бойца, как прошел у него, например, день рождения. Пишу письма, поддерживаю, как могу.
Раненые, которые лечились в Львовском госпитале, поделились со мной шокирующей информацией. Реанимация там находится на верхнем этаже здания, так вот, бойцы рассказывали, что не раз видели… «летающих» солдат. Тяжелораненый приходил в реанимации в себя и, осознав, что с ним произошло, выбрасывался из окна, если ему удавалось до него доползти.
К бойцам с ампутированными конечностями нужно сразу приглашать психолога. Специалист должен объяснить, что человек нужен обществу, что ему благодарны за тот вклад, который он внес ради мира. Что его не забудет государство и окажет содействие, например, в приобретении качественных протезов. Эти люди — настоящие герои, им нужно помочь адаптироваться.
На передовой ходишь под пулями, зато заряжаешься от бойцов невероятной энергией. Волонтеры, которые бывают там, поймут меня. Это как наркотик, попробовал и уже не можешь остановиться. Каждое утро волонтер думает, как и чем помочь. Бойцы — закопченные от пороха, но очень светлые, похожие на ангелов. Ты едешь туда постирать, везешь что-то вкусное, смотришь на их улыбки и отдыхаешь душой. Я говорю им: ребята, для меня честь общаться с вами, дотрагиваться до ваших рук. Горжусь, что украинка, что живу на одной с вами земле.
Очень храбрые бойцы в добровольческих батальонах. Официально им ничего не положено — ни оружия, ни одежды, ни питания, но они умудряются воевать. Мне рассказывали, как добровольцы «Правого сектора» попросили у военных немного оружия, а через несколько дней все вернули и даже поделились трофейным.
Я видела отца с сыном, которые вместе воевали. Сын получил тяжелое ранение в живот, отец ему каждый день звонил в госпиталь, справлялся о здоровье. Так вот, раненому еще даже нельзя было вставать с постели, а он уже просил, чтобы его автомат никому не отдавали, потому что скоро вернется в строй. Эти люди — настоящие патриоты. В «Новороссии» таких нет, поэтому им с нами не тягаться.
Когда ехала от Мариуполя до Киева, то раздала на блокпостах по дороге флаги. Чтобы было видно: здесь стоит украинская армия. Во время обстрелов полотнища горят, поэтому бойцы рады таким подаркам. Они любят крепить флаги.
— Как живет сегодня Донецк? — интересуемся у Татьяны.
— В городе неспокойно. Застрелить или ранить могут прямо в магазине. На моих глазах ополченец играл автоматом, крутил его в разные стороны, пока оружие не выстрелило в покупательницу супермаркета. Раненую увезли. Не знаю, удалось ли ее спасти.
В донецком микрорайоне Щетинино сепаратисты под утро подкатили к многоэтажке гаубицу и стали палить. Грохот стоял жуткий, люди думали, что расстреливают жилой квартал. Паника началась невообразимая. Все ожидали ответного огня со стороны украинской армии, но его не последовало. В таких ситуациях осознаешь, кто действительно находится на стороне обычных граждан. Все больше дончан прозревают и не поддерживают «ДНР». Все чаще здесь можно услышать: «Путин не пройдет!»
Люди из приграничных городов молятся, чтобы их не пришли «освобождать» «дэнээровцы». Говорят, мол, сейчас есть и пенсия, и зарплата, а придут «освободители» — не будет ни того, ни другого.
Когда украинская армия освободила небольшой райцентр в Донецкой области, я позвонила подруге и сказала, что бойцы, наверное, голодные, нужно что-то придумать. Она меня ошарашила ответом: «Мы уже отнесли им ведро горячих пирожков и два бидона борща!» Украинцы — великий народ, это говорю вам я, жительница Донбасса.
Есть волонтеры, за чьи головы боевики дают больше, чем за некоторых военных. Не скажу, что много обещают за мою смерть, но мне приятно, что я «мешаю» террористам и они хотят поквитаться со мной.
Недавно ехала в киевском метро, передо мной стояла девчушка и держала в руках надувной шарик на палочке. Он неожиданно лопнул. Люди, стоящие позади, отпрянули, предполагая, что это теракт. У меня же не дрогнул ни один мускул на лице. Попутчики даже подумали: глухая. А я просто привыкла слышать залпы «Градов» и выстрелы из автомата.
Однажды на донецкой трассе заметила машину ОБСЕ, обогнала ее, открыла окно и, вытянув руку с флагом Украины, ехала так километров десять. Хотела показать, что в Донецке есть люди, которые за единую страну.
Я отдаю себе отчет в том, что сепаратисты могут меня застрелить. Но никуда не уеду. Это наша земля, украинская. Всю оккупированную территорию нужно вернуть. Всю…
P.S. В целях безопасности мы не раскрываем настоящего имени этой отважной женщины. Но верим, что придет время, когда страна узнает своих героев.
9283Читайте нас в Facebook
