Владимир Петренко: "Из плена я сбежал, выбравшись из окна по веревке, которой были связаны мои ноги"
Волонтер из Киева 47-летний Владимир Петренко уже дважды был в плену у сепаратистов. Первый раз — в октябре. Тогда, страшно избитого, его вытащил товарищ. Второй раз — в декабре, и, к счастью, самостоятельно сумел совершить побег. Спастись от преследования помогли неравнодушные люди, спрятавшие волонтера. Пробираться к своим он решил через Россию. Когда Владимир ночью переходил границу, молился и целовал мамин крестик, и это помогало — в кромешной тьме по наитию выбирал верную дорогу.
«Такой нечеловеческой злобы, как у „дээнэровцев“ с блокпоста, я прежде не видел»
— Моя волонтерская деятельность началась 22 мая, когда мы с двумя предпринимателями за свои деньги накупили для солдат продуктов, зубной пасты, стирального порошка, трусов, носков, футболок, — говорит Владимир Петренко. — Все это, а также стиральную машинку и морозильную камеру, отвезли на джипе в 72-ю механизированную бригаду, которая стояла на границе Запорожской и Донецкой областей. Потратили тогда тысяч пятьдесят гривен.
Вскоре моему сыну Александру позвонили друзья, с которыми он проходил срочную службу в спецназе, и рассказали, что не хватает самых необходимых вещей. Мы с Сашей взяли у друзей полсотни бронежилетов, рации, продовольствие, другие припасы и повезли на своей машине на Донбасс, в Амвросиевку, где находились сослуживцы сына.
Решил, что на этом нельзя останавливаться. С женой Ириной и сыном Александром создали Центр помощи АТО, собранные всем миром припасы начал возить на передовую. В октябре я одиннадцать дней жил в Дебальцево, в расположении 25-го батальона территориальной самообороны «Киевская Русь», чтобы в подробностях разобраться, в чем в первую очередь нуждаются военные, и прочувствовать на себе, каково им приходится на войне. Познакомился тогда с известным военным корреспондентом Андреем Цаплиенко, с которым договорились потом отправиться в Донецкий аэропорт. Но руководство телеканала дало ему другое задание, и поездка, к сожалению, сорвалась. Я вернулся домой, планировал заняться ремонтом машины для ребят из спецназа (Владимир -- владелец станции техобслуживания автомобилей, в прошлом занимался автоспортом. — Авт.), как вдруг позвонила волонтер из Киевской области Оксана Герасименко, попросила поехать с ней в Волноваху с очередной партией продуктов и вещей. Составить нам компанию я пригласил друга — режиссера Ивана Семенца, ведь он хочет снять документальный фильм о событиях на Донбассе. Помню, еще предупредил его: «Долго там не задержимся — уже завтра вечером вернемся в Киев». Однако все сложилось иначе — мы попали в плен.
*Этот снимок сделан в Киеве перед поездкой в зону АТО, обернувшейся пленом. Слева направо: волонтеры Владимир Петренко и Оксана Герасименко, в кабине — водитель Сергей Хоменко, рядом с ним — режиссер Иван Семенец и провожавшие их люди (фото предоставлено Владимиром Петренко)
— Как это произошло?
— Случайно. Расскажу по порядку. Оксана приехала на микроавтобусе, за рулем был водитель Сергей Хоменко, которого я до этого не знал. Добрались в зону АТО. По пути мы проехали четыре блокпоста украинской армии, нас нигде не останавливали. На капот микроавтобуса я наклеил две вертикальные ярко-желтые полосы, залепил лентой номерные знаки, на лобовом стекле разместил сине-желтые флажки, на передней панели лежал большой украинский флаг. Бойцы, дежурившие на крайнем блокпосту, не могли не понимать, что мы направляемся прямехонько в лапы врага, однако об этом нас почему-то не предупредили.
Ехали мы всю ночь. Водитель спал, а мы с Иваном по очереди садились за руль. Я включил два GPS-навигатора — они сразу предложили маршрут через оккупированный Донецк. Я внес поправки, чтобы не заехать на территорию, контролируемую сепаратистами, но, как оказалось, прибор вновь все пересчитал и проложил курс к Донецку. Машину в это время вел Иван. Что показывает навигатор, я не видел, так как передо мной стояла большая коробка, на которой лежали бронежилет и автомат. И вот, представьте, наступило утро, мы сонные, расслабленные подъезжаем к блокпосту. Вижу -- люди в форме засуетились. Это меня насторожило, я говорю Ивану: «Тормози». И тут замечаю на рукавах бойцов георгиевские ленточки. На некоторых — приплюснутые шапки-кубанки. Один из них начал что-то кричать, указывая на нас, к нам бросились несколько десятков человек.
— Стало страшно?
— Нет, страха или растерянности у меня не возникло. Мозг заработал четко и быстро. Взял автомат. Пронеслась мысль: первым уложу самого прыткого из сепаратистов, который поднял тревогу. Перевел взгляд на Оксану и Ивана, подумал: открою огонь -- погибну не только я, но и мои товарищи. Отложив оружие, сказал: «Выходим сдаваться».
Нам приказали лечь на землю, одели наручники. Сепаратисты сосредоточились на мне -- видимо, потому что я был в камуфляже. Один кричал: «Дайте я вспорю ему живот!» Другой намеревался отрезать мне уши. Меня начали бить и при этом страшно материться. Прежде не видел такой нечеловеческой злобы. Поостыв, принялись расспрашивать, кто мы, что здесь делаем? Я отвечал, старался заинтересовать их разговором, ведь пока шло общение, нас не били. «Да вас, волонтеров, надо мочить в первую очередь! — завопил кто-то из толпы. — Если бы не вы, „укропы“ давно бы по домам разбежались». Другой тыкал мне свой паспорт, доказывая, что он не российский наемник, а житель Петровского района Донецка. Тем временем бандит, обыскивавший микроавтобус, заорал: «Так здесь автомат!» Оказалось, он обнаружил карабин. «Чье оружие?» — спросил кто-то из сепаратистов. «Мое», — ответил я. Меня снова начали беспощадно избивать руками, ногами, прикладами. Скорее всего, забили бы до смерти, если бы не подоспел один из главарей бандитов Игорь по прозвищу Амбал, остановивший своих подчиненных. Когда он приехал, я подумал, что это российский офицер: у него такой акцент, как у уроженцев России, форма и обувь — чистые. Он представился комендантом Петровского района, капитаном так называемой армии «ДНР» (сепаратисты не ленятся сами себе присваивать звания). Самостоятельно я встать не мог, тем более руки были скованы за спиной наручниками. Меня подняли с земли. Вдруг почувствовал, что наручники расстегнулись — в них оказался стертый механизм. Обратился к Амбалу: «Может, снимете с меня это „железо“, все равно оно не держит». Тот возмутился, приказал застегнуть. Однако наручники снова раскрылись. Пожилой сепаратист в кубанке отреагировал на это нервно: «Расступитесь, я его расстреляю!» Бандиты выстроились вокруг меня полукругом. Я стоял у обочины лицом к ним, голову опустил, понимая, что прямо в глаза смотреть не стоит, чтобы не вызвать еще большую агрессию. Амбал дал команду: «Огонь!» Первая очередь прошла слева, вторая — справа. Психологически я эту экзекуцию выдержал, разве что дернулась рука. Кто-то из толпы крикнул: «Молодец — не обделался!»
«Все время думал, как бы расквитаться с мучителями»
— Я держался, даже когда меня избивали, не просил о пощаде и не кричал, — продолжает Владимир Петренко. — Видимо, это вызвало у Амбала уважение, поскольку он в дальнейшем относился ко мне более-менее нормально. Ему вздумалось провести «экскурсию»: сказал, чтобы я сел с ним в машину, повез показывать разрушенные дома, утверждая, что это результат обстрелов украинской артиллерии. В автомобиле был еще один вояка, небрежно державший в руках пистолет. Я понял, что, скорее всего, смогу наказать его за беспечность — отнять оружие, застрелить, взять Амбала в заложники и выехать с ним к нашим. Однако сдержался, чтобы не подставлять своих товарищей.
Вернулись обратно на блокпост, нашу команду волонтеров повезли в комендатуру Петровского района. Там избиение продолжилось. Лупили в основном по бицепсам и по мышцам ног -- они у меня аж черными стали. К вечеру я еле передвигался. «Сепары» подозревали, что я офицер и веду разведку. Вообще меня выбрали в качестве «груши» — основная часть ударов досталась мне. Амбал то смотрел на это молча, то говорил: «Хватит уже». Когда он уходил, появлялся отморозок с куском резиновой ленты от транспортера и лупил ею по головам всем троим. А от сильнейшего удара милицейской дубинкой у меня появилась внушительных размеров гематома на голове. Амбал даже отругал этого садиста, на что тот ответил примерно следующее: «Он подготовленный. Бьешь -- а ему, вроде, нипочем». Это потому, что я был, как сжатая пружина. Организм выбрасывал столько адреналина, что обезболивающее не требовалось. Оксану, слава Богу, не трогали.
— Вам дали возможность сообщить родственникам о случившемся?
— Амбал предложил мне позвонить домой. Я отказался, заподозрив подвох. Затем все же спросил: «Если предложение остается в силе, я позвоню». Игорь дал телефон, я набрал номер жены Ирины. Договорились, к кому она обратится за помощью. Кстати, в тот день нашей дочери исполнилось 13 лет.
Под конец дня нас отвезли в здание Донецкой СБУ. Там побои продолжились. Об этом можно долго рассказывать. Я все думал, как бы расквитаться с мучителями. Например, у так называемого следователя на тумбочке лежал штык-нож. Я прикидывал, удастся ли схватить это оружие и покончить с тремя бандитами, находившимися в комнате. Меня остановила мысль о том, что нож специально положили на видном месте, чтобы провоцировать узников.
Нас допрашивали всех вместе, а затем меня отвезли в какой-то жилой дом -- в квартиру, где находился уголовник и наркоман по прозвищу Сармат. Он родом из-под Мариуполя, из поселка Сартана. Я потом узнал, что ему 34 года и он сидел за убийство своего отца. У Сармата имелся бейджик с надписью «Старший офицер управления специальных операций прокуратуры ДНР», Медведев Александр Владимирович. С ним были его телохранители и приближенные.
Неожиданно этот бандит предложил отправиться в баню вместе с ним и его компанией, заявив, что я уже не в плену, а в гостях. С чего вдруг такие послабления -- не объяснил. На следующий день мы поехали в ресторан. Пили виски. Меня алкоголь практически не брал, но боль притупил. Сармат давал мне телефон позвонить, обещал, что чуть ли не завтра отпустит на свободу.
За столом был человек, к которому бандиты относились с подчеркнутым уважением, называли по имени-отчеству — Тамерлан Борисович. Оказалось, это бывший заместитель министра обороны Южной Осетии, о котором сообщала украинская пресса, когда бойцы добровольческого батальона «Айдар» задержали его, а затем обменяли на наших пленных.
— Что Сармату было от вас нужно?
— На 11 декабря планировалось рассмотреть кассационную жалобу по делу его брата, который уже четыре года отсидел по приговору за убийство. Сармат надеялся, что я каким-либо образом посодействую в пересмотре дела брата, твердил, что тот невиновен. Бандиты всегда так говорят. Еще он попросил: «Мой паспорт у „укропов“, найди его, пусть будет у меня, хотя мне он и не нужен». На самом деле документ был необходим Сармату для получения российского гражданства.
Забирать меня из плена приехал мой товарищ Александр Туренко. За несколько месяцев до этого он тоже побывал в руках сепаратистов. Мы с друзьями добились его освобождения, причем переговоры об этом вели с Сарматом — тот отпустил нашего друга в расчете на то, что Александр посодействует в пересмотре дела его брата. Когда я поинтересовался у Саши, что требовали за меня, он ответил: «Об этом не думай — ты ведь не сидел сложа руки, когда я был в плену». После возвращение в Киев я лечился около трех недель.
— Ваши товарищи остались в Донецке?
— Да, вначале они находились в подвале донецкого СБУ. Оксану не били, но она постоянно слышала, как страшно пытают пленных — ее держали в помещении, рядом с которым сепаратисты вели допросы. Затем Сармат забрал моих друзей на свою базу, расположенную в бывшем пионерлагере «Солнышко» возле Новоазовска, в селе Безымянное. Оксане позволили связаться со мной. Тогда я узнал, что и она, и Ваня с Сергеем имеют возможность свободно перемещаться по лагерю, к ним даже охрану не приставили.
Спустя месяц после моего освобождения Сармат прислал смс-сообщение: «Троих ваших „укропов“ готов обменять на брата». За него можно было получить еще не меньше десяти наших пленных, поэтому я обратился с этой идеей к властям. Ответа так и не дождался. Тем временем Сармат предложил обменять водителя Сергея на свой паспорт. Затем я нашел его в Днепропетровске, в штабе батальона «Днепр-1». За документ бандит отдал Сергея, позже отпустил Ивана.
Второго декабря Сармат вновь вышел на связь: «Оксана закатывает истерики, всех достала. Давай десятку -- и забирай ее». Ответил ему: «Где я возьму такие деньги? Уменьши хотя бы до пяти». Он согласился. Нужную сумму помог собрать Руслан Сольвар, который тогда активно занимался освобождением наших ребят. Я взял с собой мужа Оксаны Юрия. Когда подъезжали к блокпосту бандитов, предупредил: «Юра, с „сепарами“ мы должны вести себя дружелюбно, возможно, я даже буду с ними обниматься. Но ты ни на секунду не забывай — они наши злейшие враги».
Сармат на блокпост не приехал. На «Ниве» прибыли его подручные. Оксану они не привезли, сказали, что поедем на базу, разгрузим мою машину, и после этого я заберу пленницу. Ее муж остался на вражеском блокпосту (кстати, на этот же блокпост я приезжал за Иваном).
«Моя жена сказала бандитам: «Вы мне еще доплатите, чтобы я забрала мужа»
— Мы подкатили к одному из корпусов пионерлагеря «Солнышко», — продолжает Владимир Петренко. — Только я вышел из автомобиля, как со всех сторон посыпались удары, Мне на голову натянули капюшон, а поверх него — куртку и замотали ее скотчем. Поместили в маленькой комнатушке на втором этаже. Она не отапливалась, окна снаружи и внутри были заделаны фанерой, кусками картона и пленкой. Ноги мне связали, руки сковали слишком тесными наручниками за спиной. Через некоторое время путы на ногах расслабили, чтобы я мог хоть как-то ходить и тем самым греться. На следующий день нашел на полу канцелярскую скрепку и попытался расстегнуть с ее помощью наручники. Мне это удалось. Скрепку спрятал в манжет рубашки. Впрочем, на третьи сутки наручники с меня сняли, развязали ноги, веревку (длиной около трех метров) оставили на подоконнике. Как только бандиты вышли, я намотал ее на себя в расчете, что она поможет мне бежать.
Сепаратисты стали приходить ко мне просто пообщаться. Один из них (его называли Батей) распорядился, чтобы принесли кровать и электрическую плитку. Уголовник по прозвищу Дон однажды явился выпившим с бутылкой водки и банкой консервов, рассказав, что это трофеи с только что отжатой машины у мирных жителей. Интересовался, смогу ли помочь его приятелю, которого разыскивает украинская милиция, перебраться на оккупированную территорию. Я подыграл ему -- мол, можно попробовать. В процессе разговора я попросил телефон, чтобы позвонить жене. Так, лишь на шестой день плена, удалось сообщить Ире о случившемся. Оказалось, Сармат соврал ей по телефону, что не знает, где я. «Не соглашайся платить за мое освобождение, я сам разберусь», — сказал я жене. Когда после этого «сепары» позвонили ей, Ира заявила: «Вы еще доплатите мне, чтобы я забрала мужа назад».
Спустя три дня бандиты избили меня палками за то, что я позвонил жене, а под утро впервые повели на допрос к Сармату. Он был очень злой, обвинял меня в том, что не удалось выиграть кассацию по делу брата. Но разве я мог решить этот вопрос? Кричал, что мой звонок Ире спутал им карты. Видимо, он планировал шантажировать семью, чтобы получить еще один выкуп. В порыве гнева Сармат выпалил, что заманит Александра Туренко, который помог меня освободить в октябре, и расстреляет нас обоих. Во время «допроса» Сармат доставал из кармана один за другим пакетики с белым порошком, разбивал его на дорожки и с помощью стодолларовой купюры втягивал ноздрями. То же самое делали его приближенные.
В комнате находись люди из ближайшего окружения Сармата. Рассказал при них, что выкуп за меня он получил, что разыскал его паспорт, привез деньги и продукты за Оксану. Он же слово не сдержал, поступил, как говорят бандиты, не по понятиям. Кстати, недавно «дэнээровцы» накрыли из «Градов» его родной поселок Сартану под Мариуполем. Скорее всего, этот обстрел организовал Сармат — отомстил землякам за обиды. Из своей комнаты я слышал и видел, как во время перемирия примерно в 800 метрах от лагеря стреляли «Грады» в сторону Мариуполя. А между обстрелами из этих установок ежедневно «работала» артиллерия в нашу сторону.
Мы с ним еще несколько раз разговаривали, когда он был в адекватном состоянии. Главарь банды убеждал: «Дождись 19-го числа -- и я вас отпущу». Эта дата меня очень тревожила, я не верил ему — видимо, в тот день он предполагал заманить Сашу Туренко. Я решил во что бы то ни стало бежать до 19 декабря. Разобрался, как снять закрывавшие окно фанеру и картон, копил питьевую воду. Чтобы легче было спускаться по веревке, навязал на ней узлы. Бежать решил вечером -- рассчитывал, что мое исчезновение будет обнаружено только утром. Приучал бандитов к тому, что долго сплю: по утрам о себе не напоминал, в туалет не просился (благо, в комнату поставили тазик). Бандиты являлись ко мне не раньше одиннадцати, а то и позже.
— Вам удалось увидеться с Оксаной?
— В один из дней я услышал ее голос, попросил одного бандита встретиться с ней. Он ее завел в комнату, мы перекинулись парой слов. А потом я раздобыл карандаш и писал Оксане записки, прятал их в окурки, брошенные «сепарами». Она свободно ходила по территории, и когда ее видел в щелку над дверью, подзывал и бросал весточку. Оксана поставила себя так, что в лицо говорила бандитам практически все, общалась с ними исключительно на украинском языке, причем они тоже переходили на украинский. Видимо, ее подсознательно воспринимали как маму.
На протяжении четырех дней я передавал Оксане записки, уговаривая ее бежать, но она отвечала: «Если попадемся, меня, может, и пожалеют, а тебя расстреляют». Кстати, мы с ней стали свидетелями того, как бандиты прострелили обе ноги своему боевику по прозвищу Инженер, попытавшемуся бежать из лагеря.
Во время совершения побега я несколько раз оказывался на волоске от провала.
Чтобы осуществить свой план, в первую очередь нужно было освободить оконный проем от «сендвича» из пленки, картона, фанеры. Поздно вечером 16 декабря я приступил к этой работе. Почти справился с ней, как вдруг явился нежданный гость — я услышал, как кто-то раскручивает проволоку, которой «сепары» закрывали дверь моей комнаты. Пришлось на скорую руку вернуть все, как было. Тут же дверь распахнулась, боевик настороженно спросил: «Что ты там прячешь?» До этого я вытащил из стены металлический прутик, сделал из него нечто вроде заточки. И вот теперь пришлось пожертвовать этой полезной «железкой». Пояснил, что с ее помощью отмечал на стене и на тумбочке прожитые в неволе дни и продемонстрировал соответствующие надписи. К счастью, враг не понял, чем я занимался до его прихода. Оказалось, меня хочет видеть Сармат. Со своими приближенными он нюхал наркотики. Узнав о заточке, отчитал меня, затем стал рассказывать, мол, чуть ли не раскаивается за то, что поступил со мной нечестно, обещал отпустить нас к Оксаной в ближайшие дни. Сообщил, что запросил за меня символический выкуп — одну гривну. Меня это насторожило, я заподозрил очередную подлость.
Когда меня привели обратно в комнату, продолжил начатое: снял с оконного проема пленку, фанеру, картон. Осталось убрать лист ДВП (древесно-волокнистая плита. — Авт.), но сделать это тихо не удалось. Бандиты послали своего человека проверить, что за шум. Боевик начал раскручивать проволоку на двери, я метнулся к кровати, скрипнул пружинами, спросил: «На выход?» С сильным кавказским акцентом человек ответил: «Нэт, спы!» Выждав определенное время, я начал осторожно спускаться по веревке из окна. Но не повезло — сорвался, падая, задел за подоконник на первом этаже. Сильно поранил пальцы на левой руке и повредил пятку. Оказавшись на земле, присел, осмотрелся и стал быстро уходить от окна. Вскоре возле корпуса забегали дозорные с фонариками. Как потом рассказала Оксана, они не разобрались, что это был за шум, поэтому мое исчезновение обнаружили только около десяти часов утра. В это время я пробирался вдоль берега Азовского моря в сторону Мариуполя. Услышав гул приближающейся машины, упал лицом в грязь, закрылся прихваченной с собой фуфайкой — взял ее в надежде, что с ее помощью удастся стать невидимым для тепловизора. С машины меня не заметили, но если бы я продолжил двигаться в сторону украинских войск, скорее всего, вновь попался бы бандитам или напоролся бы на мину либо растяжку, которыми, по словам сепаратистов, изобиловали окрестности.
Нужно было переиграть врага, и я пошел в обратном направлении. В одном из сел постучался в хату. Хозяева согласились меня спрятать. По понятным причинам пока не могу подробно рассказать об этих смелых и отзывчивых людях. Я им безмерно благодарен за мое спасение. Отсидевшись у них четверо суток, ушел в сторону российской границы. Когда уходил, попросил их на следующий день передать жене такой текст: «Иришка, привет. Извини, что не связывался на выходных -- понимаешь, почему… Вчера, в воскресенье, я ушел на Россию. Надеюсь, что быстрее перезвоню, чем ты получишь это сообщение. На все воля Божья! Ждите, надеюсь, скоро буду!
Когда я стал волонтером, мама дала мне крестик. При переходе границы он меня неоднократно спасал. Подходя к очередной лесополосе, я его целовал, молился — и все складывалось благополучно. Например, через забор из колючей проволоки перебрался по упавшему на него дереву. Я не зацепил сигнализацию на земле, даже обошел видеокамеры. Российские пограничники потом очень удивлялись, что не засекли меня. Оказавшись на территории сопредельного государства, вышел на ростовскую трассу. Один водитель согласился меня подвезти, дал телефон, чтобы я позвонил жене. Пришлось сказать ему, что я из Украины. Он настоятельно рекомендовал заявить о себе пограничникам. Впрочем, я и сам собирался так поступить. Этот человек связался с заставой, предупредил, чтобы встречали. Там меня посадили в камеру, затем перевезли в Ростов. Допросы вели сотрудники ФСБ. Мытарили меня несколько дней, угрожали отдать на растерзание Сармату. Я им пояснил, что семья знает — я в руках ФСБ. Если они отдадут меня бандитам, мои родственники обратятся к журналистам, будет крупный скандал.
Кстати, о своих союзничках-уголовниках с Донбасса эфэсбэшники отзывались с явным пренебрежением. Я вспоминал слова Сармата о том, что россияне обещали им деньги, бизнес. Напрасно надеются — как только бандиты станут не нужны России, спецслужбы их ликвидируют, тем самым уберут свидетелей. И правильно сделают: кому надо отребье, предавшее Родину. К банде Сармата приставлен сотрудник Главного разведывательного управления России с позывным «Дым», который не скрывает, где служит.
О моем пребывании в застенках российских спецслужб можно отдельную статью написать. Главное -- россияне передали меня нашим властям. Оказавшись в Украине, я узнал, что Сармат отпустил Оксану. Офицер погранслужбы отвез меня в Харьков, дал 500 гривен на билет до Киева. В канун Нового года я вернулся домой. Попытался дозвониться до Сармата, но телефоны не отвечали. Удалось связаться с одним из его подручных, я попросил бандита: «Передай привет Сармату». Тот, не узнав меня, спросил: «От кого?» — «От того, кто от бабушки ушел и от дедушки ушел — от Петренко Владимира».
«ФАКТЫ» в Интернете читают повсюду, поэтому обращаюсь к тем боевикам, кто не запятнал себя кровью: не верьте вашим командирам -- они обманут и предадут. Прикрываясь лживыми лозунгами о защите своего дома, они разграбили Донбасс. Получив русское гражданство, они и теперь думают о том, как бы понадежнее спрятаться. Многие из них уже это сделали, и вы сами об этом знаете. Подумайте что ожидает вас в будущем, если, конечно, останетесь живы…
*Ирина Петренко: «В каждую партию вещей для фронта кладем детские письма и рисунки, ведь они очень ценны для бойцов» (фото Сергея Тушинского, «ФАКТЫ»)
Читайте нас в Facebook
