«Россия хочет приостановить войну, и катастрофа на АЭС идеально подходит для этого», — командир взвода специального подразделения ГУР «Артан» Андрей Мельник

— Андрей, обычно военные разведчики скрывают свое лицо. Но вы не делаете этого. Почему?

— Да как-то так пошло с самого начала службы в Главном управлении разведки, а потом уже не было смысла прятаться.

— Каким было для вас утро 24 февраля?

— Если честно, где-то за полгода до того мне сказали, что будет большая война. Часто пытался представить, как все будет, но при этом ложился спать и думал: «Какая масштабная война в современном мире? Это невозможно». Однако все увидели, как это произошло.

23-го вечером раздался звонок: «Утром точно начнется, будь готов». Предупредил родных, чтобы собрали вещи, подготовились уезжать и т. д. Когда проснулся от звука ракетных взрывов, позвонил тем, кто предупредил меня: «Вот и началось». У меня все вещи уже были сложены. Поехал к маме (я коренной киевлянин), хотел вывезти из Киева ее и моего семилетнего сына, потому что знал, что скоро начнется паника. Но только напрасно потратило время — все мои отказались уезжать. Накануне мы договаривались об одном, а утром все пошло по-другому.

Уехал в Васильков, где работал советником городского головы. Успел быстро проскочить еще до больших пробок.

У меня юридическое образование. Но я стал политтехнологом, специализировался на выборах. Провел множество избирательных кампаний мэров и народных депутатов. В Василькове тоже занимался выборами, а потом решил там остаться работать.

— До того с войной не сталкивались?

— Нет. Только была военная кафедра в вузе. То есть имел элементарные навыки на минимальном уровне и хорошую спортивную подготовку.

— В то ужасное утро повсюду царил хаос.

— Людей, конечно, пугала неизвестность. Что касается военных, наблюдал в первые часы некоторую дезориентацию и отсутствие коммуникации. К примеру, в Василькове находятся шесть воинских частей, но, как оказалось, они между собой вообще не коммуницировали. К сожалению, врагу удалось посеять панику, многим казалось, что вокруг только ДРГ.

В Василькове ситуация сложилась таким образом, что люди приходили ко мне и спрашивали: «Что делать?» Хлебом-солью врага никто не встречал. Наоборот, мы в первый день начали формировать отряд «Щит Василькова». А официально зарегистрировали его позже, потому что тогда было не до этого.

Мэр Наталья Баласинович молодец — не испугалась и тоже участвовала во всем. Мы создавали какие-то штабы, записывали желающих, выясняли, какая помощь нужна людям и какие средства нужны для защиты города. Я не отказывал никому, брал всех подряд. Как ты откажешь человеку, если он говорит: «Хочу защищать город, буду делать все»? Просто проводил какой-то отбор — кто способен делать то, а кто другое.

Читайте также: «Русских нужно забить под землю на полтора метра за все, что они натворили», — писатель Ян Валетов

— Где брали оружие?

— Это было тяжело, но с помощью знакомых в разных силовых структурах как-то наскреб. У меня в первый день было около 70 единиц оружия. Раздал его тем, кто уже имел хотя бы опыт.

На пике «Щит Василькова» насчитывал около 1200 человек. Конечно, это были разные люди. Впоследствии у нас появились инструкторы, мы проводили обучение. Я руководил этим движением, то есть работал как менеджер. Самому тоже пришлось быстро учиться военному делу.

Мы перерыли вокруг города все, что можно, — построили три линии обороны. Люди и техника работали круглосуточно. Целыми селами выходили копать. Когда специалисты видели, что мы что-то сделали не так, подсказывали, как правильно, и мы переделывали. К нам приезжали репортеры с «1+1». Они сказали: «Ваши окопы одни из лучших в Киевской области». Мы делали все, как должно быть у военных. Колоссальная работа была проведена.

— 7 сентября, в День военной разведки Украины, вы написали в «Фейсбуке»: «Более года назад не мог представить, что стану частью этой большой семьи сверхлюдей. Война внесла свои коррективы. И я очень горжусь, что имею возможность защищать свою страну, воюя в рядах военных разведчиков. Их миссия очень важна. Но всегда скрыта и незаметна. Это мужественные, выносливые, взвешенные, мудрые и решительные люди. Они прячут лицо. Их как будто нет». Как вы оказались в рядах ГУР? Вам предложили туда пойти или было ваше желание?

— Когда в Василькове более или менее стабилизировалась ситуация, и мы понимали, что все хорошо, я с небольшой частью местных жителей выезжал с ребятами из Главного управления разведки на какие-то задачи. Они тогда работали в Дымере, мы там вместе с ними что-то делали. Даже вражескую технику однажды захватили. В Интернете можно прочесть, как это сделал «Щит Василькова».

В общем-то, все банально, если честно. Просто еще до войны были знакомства в ГУР. Видел, как они разбираются в войне, какие дают дельные советы. Для меня они были подлинными авторитетами. Считал, что в ГУР лучшие воины Украины. Потому попросился к ним, чтобы быть максимально полезным.

— Простите, но все-таки вы человек с улицы. А в этой структуре специалисты высочайшего класса. У военных разведчиков мозг по-другому работает.

— В «Щите» обрел какие-то навыки, много учился. Когда уже попал в ГУР, нас где-то три месяца тренировали опытные инструкторы перед первыми боевыми выходами. Но на самом деле это примерно десять процентов от того, что ты должен знать и уметь.

Читайте также: «Это реально третья мировая война, которая набирает обороты», — Тамара Гориха Зерня

— Как вас проверяли?

— Меня знали лично, поэтому, может, проверок было меньше. Но все равно заполнял анкеты, проходил полиграф, физические и психологические тесты. Просто в тот период эта бюрократия была немного упрощена. Однако потом, когда мы уже добирали бойцов, для них уже все было как раньше. Требования к людям очень серьезные.

Наш батальон вообще формировался таким образом: ребята приводили тех, кого знают. Например, я пришел, со мной из «Щита» еще двадцать человек. Почти у каждого есть друзья, которые хотели попасть к нам.

«Артан» состоит исключительно из добровольцев. У нас нет ни одного человека, который прибыл бы из военкомата. Конечно, люди очень разные. Есть чиновники, как я, или, например, первый заместитель объединенной территориальной громады из Винницкой области, есть успешные бизнесмены, есть бывший генпрокурор, тоже воюющий. То есть вообще такая сборная солянка. Но большинство — это спортсмены: кандидаты в мастера спорта, мастера спорта по разным единоборствам. Четырехкратный чемпион мира по тайскому боксу Олег Примачев недавно был награжден орденом первой степени «За заслуги».

А есть бойцы с криминальным прошлым. Если кто-то попал за решетку, нельзя осуждать, потому что есть разные обстоятельства. Все зависит от человека. Эти ребята показали себя с очень хорошей стороны как воины. Они отчаянные, быстро учатся, выкладываются максимально. За столько времени не было ни одного замечания.

Большинство людей в составе батальона — те, кому есть что терять, кто добился определенного успеха в мирной жизни.

Я являюсь командиром взвода. У меня больше тридцати подчиненных. Выполнял с ними все задачи. Причем формат такой, что каждый раз возле меня работают разные люди. Так вот, сегодня я доверяю каждому и знаю слабые и сильные стороны любого. У нас нет таких, кто пойдет к врагу с поднятыми руками. Мы не бросаем раненых. Было очень много ситуаций, ни разу даже мысли об этом ни у кого не было. Это уже давно проверено.

У нас, наоборот, людей нужно сдерживать. Потому что много горячих голов. Я им всегда говорю, что нужно не умирать за Украину, а убивать за Украину, и правильно и четко выполнять задачи.

На войне на самом деле, если ты делаешь все правильно, погибнуть трудно. Это гражданским кажется, что человека в бою убить просто. Однако я лично считаю, что, если у тебя профессиональная подготовка, ты многое умеешь и делаешь правильно, все будет хорошо. Хотя, конечно, ранения можно получить. Командованию, с которым нам очень повезло, важно, чтобы мы возвращались с заданий живыми и невредимыми.

— Известно, что вражеские военные разведчики тоже неплохие специалисты. Кто кого обыгрывает в этом противостоянии?

— Недооценивать врага нельзя. Как у нас есть очень толковые бойцы, так и у них.

Что касается противостояния с их военной разведкой, трудно сказать, кто сильнее. Там не такое большое количество суперспецподразделений. У нас то же самое. Просто там много людей. Но толковых и обученных мало.

Читайте также: «Россияне ненавидят указанного им врага, но еще больше — друг друга», — Роман Безсмертный

— Вы участвовали в драматической обороне Бахмута. Там был настоящий ад.

— Да. Я там пробыл месяц, встретил Новый год и Рождество. Бои за этот город для меня, пожалуй, были одной из самых трудных задач.

Большинство задач, которые мы выполняли, точечные. Приехали на два-три дня, зачистили, захватили что-то — и обратно. А уже после нас заходили ВСУ, еще кто-то. А тяжело, потому что ты почти без сна, постоянно работаешь в режиме нон-стоп.

Мы фактически выполняли функцию пехоты. Сначала приехали помогать им совершать какие-то прорывы и продвигаться вперед. Но получалось так, что мы вечером заводили Вооруженные Силы на позиции, а они утром отступали. Мы так несколько раз проделали, а потом поняли, что это дурная работа.

Поэтому приняли решение растянуться по всей линии фронта группами по три-четыре человека вместе с Вооруженными Силами для того, чтобы у них появилась уверенность в себе. И действительно, это сработало. Тогда многие поверили в себя. Мы нашли способ привлечь каждого, чтобы человек был полезен. Некоторые, например, заряжали и перезаряжали нам оружие. Потому что на позициях действительно не все воины. Кто-то боится стрелять или не умеет, кто-то просто морально не может это делать. Есть и такие, чтоб вы понимали. А некоторые, наоборот, потом раскрывались как классные бойцы.

Таким образом действовал не только «Артан», но и батальоны «Шаман» и «Легион» (Международный легион при ГУР, отдельное спецподразделение Интернационального легиона обороны Украины. — Авт.). То есть благодаря этим подразделениям оборона вышла на новый уровень и стала очень эффективной. Враг быстро почувствовал разницу.

Против нас там в основном воевали «вагнера». Кстати, это, пожалуй, опытнейшие воины россии. Они умеют воевать, самая высокая подготовка и реальный боевой опыт есть именно у них, поскольку они постоянно воевали в разных горячих точках мира. А лучший воин — тот, кто имеет больше опыта.

Уже все знают, как по-дикарски они действовали. Сначала запускали вперед своих так называемых одноразовых, чтобы обнаружить наши позиции. Мы их убивали, а потом уже шла их хорошо обученная спецура. Но мы не уступали «вагнерам» и успешно выполняли свои задачи.

Читайте также: «Мы сейчас на фронте вынуждены работать как огромная мясорубка», — журналист Константин Реуцкий

— В советских и российских фильмах и книгах боевую разведку показывали так: пошли ребята за линию фронта, взорвали какой-то поезд или взяли «языка», вернулись, получили награды. Но ведь современная разведка — это совсем другое.

— Она вообще широкоформатная, то есть мы делаем абсолютно все, но лучше других. Мы такие универсальные солдаты.

В ГУР есть люди, работающие в глубине россии, это вообще отдельная история.

Что касается нас, если есть задача в воздухе, идет работа в воздухе. Наше подразделение не участвовало, но весь мир был в восторге, когда вертолеты ГУР летали на «Азовсталь» и на Змеиный. Из недавнего это блестящая спецоперация «Синица», когда российский пилот Максим Кузьминов перешел, вернее перелетел на нашу сторону на военно-транспортном вертолете Ми-8.

Если нужно быть пехотой, как показал Бахмут, мы работаем как пехота. Если на воде — работаем на воде, причем достаточно много, начиная с Энергодара. Мы почти четыре месяца добирались туда на моторных резиновых лодках. Ночью высаживаешься на берег, затем контакт. Получилось — хорошо, не получилось — возвращаешься назад.

Или какая точечная задача. Начинаем бой, понимаем, что их сил больше в разы, отступаем. Или, например, какое-то стратегически важное здание нужно было зачистить и взорвать. А оно находилось недалеко от береговой линии. Мы заходили по-тихому, отрабатывали это здание и уже с боями отступали.

Если честно, у нас реально сумасшедшие операции. Люди не понимают, как это можно реализовать. Да и мы сами, когда делаем, думаем: это выглядит со стороны очень дерзко и отчаянно.

— Сколько времени уходит на разработку и подготовку таких операций? Это ведь не кавалерийский наскок?

— Конечно, не наскок, потому что мы ценим людей. Наше командование требует бережно относиться к личному составу. У нас очень мало погибших, слава Богу. Надеюсь, что больше не будет. Наш командир батальона Виктор Торкотюк (позывной «Титан») — молодец. Для него очень важно выполнить задачу, но главное — это жизнь людей.

В россии все по-другому. Вот сегодня у них наступление и они должны хотя бы на десять метров продвинуться вперед. Они роту могут потерять, но не остановятся, пока это не сделают. Это чисто советская тема: взять какое-нибудь село, положить две тысячи человек, а потом отрапортовать наверх: «Мы уже в этом населенном пункте». Который не имеет никакого стратегического значения.

У нас такой дурни нет. Мы можем отступить, а на следующий день продавить вражескую оборону. И при этом сохранить жизни. Потому что мы все уже как семья — привыкли друг к другу, переживаем, когда ребята идут на задание. Да и вложены в каждого человека колоссальные силы, знания, деньги.

Наше подразделение постоянно растет. Когда мы начинали, у нас было сорок человек. Сейчас гораздо больше. И есть очередь из желающих. Мы создали свой Instagram. Нам каждый день пишут: «Можно к вам?» Мы там выкладываем видео, как работаем. Людям кажется, что все как в фильме. Со стороны действительно выглядит красиво, но на самом деле это трудная рискованная работа. Хотя, честно, пехоте и другим тоже нелегко. У каждого свой труд, просто наш эффектнее выглядит.

— Когда вам впервые стало по-настоящему страшно?

— Это, наверное, первый выход на Энергодар. Я и несколько ребят тогда совершали отвлекающий маневр: заходили на лодке с одной стороны города, а остальные должны были высадиться в другом месте. Ночь, темная вода. Мы подошли очень близко к берегу и начали стрелять из миномета. Но у нас был не какой-то современный катер, а буксир, у которого в итоге сломался один двигатель. Обратно шли со скоростью семнадцать километров в час. Это был настоящий стремный момент. Но все хорошо, все живы.

— Могут ли россияне взорвать АЭС в Энергодаре, по вашему мнению?

— Знаю, что в экспертной среде есть много версий на эту тему. АЭС можно взорвать по-разному — так, что накроет всю Европу, Украину и пол-россии, можно и минимальный взрыв устроить. Но если бы можно было взорвать, россияне это уже сделали бы.

Это был бы, думаю, реальный выход для россии, потому что они хотят приостановить войну, но не могут потерять лицо. И мы хотим, чтобы война остановилась. Но мы не можем отдавать свои территории. То есть возникла патовая ситуация. Для того чтобы ее решить, должно случиться что-то глобальное. Катастрофа на АЭС идеально подходит для этого. Россия скажет: украинцы взорвали АЭС, поэтому мы выводим свой личный состав, потому что бережем людей. Как вариант. Но если россияне пока этого не сделали, думаю, они ищут какой-то другой путь, чтобы приостановить эту войну.

Читайте также: «Жив ли путин, у нас будет возможность выяснить во время проведения международного трибунала», — Андрей Юсов

— Есть ли вероятность, что враг снова пойдет на Киев?

— Она, может, есть. Но враг сегодня не имеет столько сил. Чтобы пойти на Киев, ему нужно будет оставить какие-то линии, потерять многое. На сегодняшний день они истощены тоже. И у них нет такого количества подготовленных войск.

А нас за это время научили многому. Оружие у нас лучше. И коммуникация уже есть. То есть все не так, как в первые дни. Даже если они захотят, это будет невозможно.

— В День независимости была реализована очень дерзкая и громкая спецоперация: около пяти утра наш десант высадился на крымском мысе Тарханкут. Кремлевские пропагандисты говорили, что были слышны взрывы, а в ГУР подтвердили, что в этом районе произошел бой, но наши задачи выполнили. Вы тоже были там?

— Я лично в высадке не участвовал. А мои люди там были. Это происходило очень стремительно. Ты на маленькой лодочке, тебя атакует вражеский самолет, а вокруг море, то есть некуда спрятаться. Вся надежда только на шкипера, который маневрирует.

Мы можем с гордостью сказать, что вышли без потерь и ни один наш катер не был подбит. Зато мы подбили из ПЗРК один самолет прямо с лодки. Единственное, что потеряли одного человека. Об этом происшествии уже все знают. Наш солдат (позывной «Конан») просто выпал за борт при маневре катера, когда тот пытался увернуться от вражеского огня. До берега 130 км. Он провел 14 часов в море. Так получилось.

Ребята пытались его сразу найти. Но мешали волны, плюс в небе кружил вражеский самолет. Потому вынуждены были вернуться. Понятно, что мы его не бросили. Наш командир батальона «Титан» приложил максимальные усилия и подключил всех, кого нужно. Кстати, он всегда так действует, когда речь идет о судьбе подчиненных. Сразу подняли беспилотники, и, наконец, нашим БПЛАшникам (они молодцы) удалось найти тепловой след. Мы ждали момента, когда будет удобно забрать «Конана». Но его не было. Потом все же отправили группу. Они, рискуя жизнями, забрали бойца. С «Конаном» все хорошо.

Читайте также: «На День независимости запустим от Луганска до Ялты очень громкие и масштабные акции», — координатор движения «Жевта Стрічка»

— Вы сказали, что у вас нет никаких советских «калашей», то есть исключительно современное оружие.

— Это правда. Во-первых, пользуемся оружием и снаряжением лучших образцов армий НАТО. Мы работаем на базе 5,56 калибра. Если сравнить обеспечение нашего подразделения и подразделений регулярной армии, то у нас всего очень много. Хотя нам все равно не хватает, поскольку подразделение увеличивается. Во-вторых, мы стремимся, чтобы каждый боец имел все свое — тепловизор, устройство ночного видения и многое другое. В-третьих, во время боевых действий все это может теряться, выходить из строя. На задачах так получается, что одно разбили, другое потеряли. А эти вещи ценные. По 10−15 тысяч долларов.

За эти полтора года наше подразделение получило колоссальный опыт, мы фактически освоили все виды и направления деятельности военной разведки. У нас есть БПЛА-сектор, есть снайперы, минометчики. Стараемся, чтобы были специалисты всего спектра.

Мы постоянно проводим обучение. У нас вообще принцип такой: когда мы не на войне, мы учимся. Всегда выходим на боевые задания в лучшей форме. Это как в спорте. Ты долго и много тренируешься и к соревнованиям подходишь полностью готовым. Здесь то же самое. Делаешь работу, немного отдохнул, потом тренируешься дальше, снова задача.

Мы должны быть очень выносливы физически. Это требование. Потому что бывает, что нужно пройти или пробежать десять километров с грузом в пятьдесят-шестьдесят килограммов, да еще под обстрелами. Это очень сложно. А если зима, грязь, лед, то еще труднее. Поэтому нужно тренироваться. Плюс отрабатывать до автоматизма навыки быстро стрелять, перезаряжать, двигаться. Одно и то же ты выполняешь монотонно сотни раз. Если какое-то время ничего не делаешь, навыки утрачиваются. Поэтому нужно постоянно над ними работать. Нет предела совершенству.

Плюс ты должен видеть, как работают побратимы, кто что может и не может. Это называется слаженностью. Ты знаешь все сильные и слабые стороны тех, с кем на задачу идешь.

— К взрывам «бавовны» на оккупированных территориях или в россии ваше подразделение причастно?

— В ГУРе, конечно, причастны. Что касается «Артана», у нас нет своей артиллерии. Максимум, что у нас есть, это минометы. У нас есть группа БПЛА, успешно работающая. Они осуществляют аэроразведку и запускают дроны-камикадзе.

— Еще о каких дерзких операциях можете рассказать?

— О самом интересном и ярком нельзя рассказывать. Каждая операция по-своему трудна и интересна. Ты никогда не знаешь, как она пройдет. Часто бывает так: 90% того, что мы планируем, не выходит, поэтому дальше идет импровизация. А экспромты, как показывает практика, самые эффективные. Часто работаем на кураже.

— Это правда, что Буданов иногда участвует в операциях?

— Он очень отчаянный и крутой, настоящий опытный воин и командир. Разрабатывая планы спецопераций, занимаясь стратегией, предлагает нестандартные подходы. Он фанат нашего дела, он на своем месте. Нет вооружения, чтобы он не знал, сколько оно весит, какова дальность полета снаряда и т. д.

Это не афишируется, но знаю, что он иногда — не для пиара! — заходит вместе с ребятами в такие места, где реально очень опасно. Проходит так же, как мы через минные поля и другие препятствия. Каждый думает: если Буданов не пугается, почему я должен бояться? Он вдохновляет нас своим приходом. Буданов — эталон и большой авторитет для всех.

Читайте также: «Если Запад позволит вам вести эту войну как наступательную, все закончится очень быстро Победой Украины», — историк Юрий Фельштинский

— Вы участвовали в том, что на так называемых вышках Бойко снова развеваются украинские флаги?

— Мы их захватили еще за месяц до того, как об этом сообщили официально.

Эти вышки имеют стратегическое значение. До Крыма от свободной территории все-таки далеко. А вышки можно использовать как некий перевалочный пункт, если нужно работать по полуострову. Плюс там стояла российская аппаратура, которую мы уничтожили.

— Сколько времени заняла эта операция? Она была тяжелой?

— Трудной была неизвестность. Ты не знаешь, что тебя может ждать: мины в воде — да все что угодно. Плюс постоянно напрягало то, что сверху самолеты дежурили круглосуточно. В любой момент могли открыть по нам огонь.

А продолжалась она недолго. Мы захватим одну вышку, потом другую. Поочередно одну за другой. А готовились примерно месяц.

Читайте также: «Мы ужаснемся от цифры погибших воинов в этой войне, но должны выстоять», — волонтер Диана Макарова

— Один военный недавно в частной беседе сказал, что сейчас россия начала воевать по-настоящему. Это так?

— Да они и до этого воевали неплохо. И стратегически планировали свои действия. Просто теперь изменили подход и формат. Они так же делают перехваты и слушают наши переговоры по рации. У них есть крутая техника. Есть такие вещи, каких у нас даже нет. У них сильные РЭБы. Есть вертолет, на нем стоит какая-то приблуда, он поднимается и видит на двести пятьдесят километров все, что есть — от маленького челнока до большого судна. У нас таких вещей нет.

Россияне также учатся, готовятся, совершенствуются. Они в начале вторжения тупо повели сюда колонны и эшелоны, рассчитывая, что всех напугает их количество. А мы показали, что не боимся. А если даже боимся, то можем сплотиться и преодолеть свой страх. А сейчас враги уже адаптируются под нас. Они знают, как мы воюем, мы — как они. Поэтому уже начинается такое — кто кого перехитрит, кто найдет что-то новое. Выигрывают нестандартные решения и какие-то новинки.

— Можно конкретнее?

— Смотрите. Школа военного дела в принципе одна и та же. Конечно, натовские стандарты, по которым мы пытаемся действовать, несколько отличается от российских. Но все равно их спецура тоже учится по тем же натовским стандартам. То есть, по сути, мы учимся по одинаковым книгам. Но при этом мы делаем то, чего они не ожидают. Например, пойти в Крым на резиновых лодках — пять с половиной часов по морю ночью! — это нестандартно.

Нас учили и американцы, и британцы. Они все бывшие военные. Вообще я общался со многими иностранцами. В том числе с ребятами из «Легиона» ГУР, воюющими за Украину. Они удивляются нашему отчаянному подходу.

Американцам и англичанам нужно, чтобы сначала пролетела авиация, потом поработала артиллерия, и только тогда, когда на территории почти никого нет, идет спецназ, а потом уже заходят другие. Они так привыкли воевать. А у нас большинство решений непривычные. Они противоречат книгам и инструкциям. Может не быть ни авиации, ни арты, а мы уже пошли. Много необычного может происходить.

Думаю, что украинская армия станет одной из сильнейших в мире. Наши специалисты потребуются на всех континентах.

— Сейчас мы видим войну в режиме онлайн. Это мешает вашей работе?

— Думаю, что гражданские спокойнее и увереннее себя чувствуют, потому что каждый понимает реальное положение дел и что и как проходит. Люди видят какие-то успехи, что ВСУ что-то освободили, прорвали, там подбили, там захватили. То есть люди знают правду. В отличие от россии, где постоянно врут.

Что касается последних морских операций, они каждый раз, когда засекали какие-то наши катера, в новостях и телеграмм-каналах писали, что всех подбили и сбили. У нас катеров столько нет. Конечно, на нашем телевидении тоже бывает, что что-то могут добавить в новостях. Вообще никогда человечество так не врет, как на выборах и на войне. Это я уже говорю как политтехнолог.

— Кстати, о политике. У нас завешенные ожидания о тех, кто воюет. Многие считают, что вернутся ребята с фронта и наведут порядок в стране. Вы где-то сказали, что тоже видите себя после окончания войны в политике. Что будет запрос на людей, которые разбираются в проблемах защитников Украины, поэтому планируете заниматься этим сегментом.

— Страной должны руководить те, у кого есть управленческий опыт. Есть уникумы, у которых его нет, но они быстро учатся.

В 2014 году мы уже видели некоторые негативные примеры участия бывших фронтовиков в политике. Может, я тоже этим займусь. Но сегодня не о чем говорить, потому что до конца войны еще далеко. Хотя мое мнение таково, что россия все равно найдет какой-то выход, чтобы заморозить или приостановить действия, потому что у них выборы, в Америке выборы, а нельзя вести войну и выигрывать гонки. Что-то одно проиграешь. Или то и то. Иначе не бывает.

Читайте также: «Давайте сейчас не пугать себя проблемами, какие будут после войны», — Алексей Гарань

— Общество очень перегрели ожиданием наступления. Нам с телеэкрана говорили, что все произойдет быстро, что летом уже поедем в освобожденный Крым. Но каждый метр освобожденной земли — это потери, ранения, уничтоженная техника. Многие не понимают этого. Они спрашивают, почему очень медленно идет освобождение территорий.

— Если форсировать событие («вы должны сегодня в любом случае прорвать эту линию обороны и захватить такой-то населенный пункт»), будут большие потери личного состава.

В Украине все-таки ценят жизнь людей, потому все делается медленными шагами, но с меньшими потерями. Не так быстро, может, как хотелось, однако все равно есть положительная динамика, хотя, может, очень медленная. Если на одном направлении остановились, то в другом продвинулись. Вот здесь пока пауза, а там есть движение.

Да, россияне хорошо окопались и укрепились. Они тоже не хотят отдавать захваченное. Но для нас быстрое наступление — это точно большие потери. Поэтому слава Богу, пожалуй, что оно не быстрое, и что командование это все понимает и бережет людей.

— О чем мы с вами будем говорить через год — еще о продолжении войны или уже о восстановлении страны?

— Надеюсь, что все-таки о восстановлении. Если посмотреть историю, война положительно влияла на многие страны — они потом быстро развивались. Это шанс, который нельзя упустить, потому что больше для Украины его не будет. Надеюсь, что наша власть использует все возможности, чтобы мы жили лучше, чем раньше.

То есть мечтаю о восстановлении, но реальность все же показывает, что война, пожалуй, надолго, поэтому нужно адаптироваться и приучаться жить, как в Израиле. Но в Украине не должно быть никаких оккупированных территорий.

Читайте также: «Думаю, честно будет сказать, что мы не знаем, когда закончится эта война», — Павел Казарин

2650

Читайте нас в Facebook