Павел Фельгенгауэр: «Большая война выглядит практически неизбежной»
С тех пор наши СМИ невозможно представить без сводок штаба АТО. Причем даты, когда сообщения с фронта начинались фразой типа «ночь прошла относительно спокойно», можно пересчитать по пальцам. Вместе с тем с горечью приходится констатировать, что для многих граждан ежедневная информация о погибших и раненых военнослужащих давно стала привычной. Реакции на нее у большинства нет.
Что касается статистики, то она такова. С начала российской агрессии на Донбассе и аннексии Крыма погибли свыше 10 330 человек (информация ООН по состоянию на декабрь прошлого года). По данным на март, погибли 2383 военнослужащих ВСУ, из них четыре женщины; ранены 8607 военных, в том числе 24 женщины. Погибли 242 ребенка. Вдовами стали 1404 женщины. 2220 — потеряли сыновей. Миссия ОБСЕ зафиксировала 1200 подрывов на минах, при этом пострадали 403 мирных гражданина, искалечены 68 детей. 318 человек официально числятся пропавшими без вести. 410 километров украинско-российской границы нам неподконтрольны…
Спустя почти четыре года, 20 февраля 2018-го, президент Порошенко подписал закон об особенностях государственной политики по обеспечению суверенитета Украины над временно оккупированными территориями в Донецкой и Луганской областях, который назвали законом о реинтеграции Донбасса. Согласно документу, АТО переформатируется в операцию Объединенных сил, конечная цель которой — «освобождение территорий и восстановление конституционного порядка на них, защита прав, свобод и законных интересов граждан Украины, пострадавших в результате агрессии РФ, укрепление независимости, государственности, обеспечения единства и территориальной целостности».
Многие из нас тешат себя иллюзиями, что война вот-вот завершится. Однако российский журналист, независимый военный обозреватель, эксперт и аналитик Павел Фельгенгауэр считает по-другому.
— Павел Евгеньевич, за четыре года проведения АТО случилось много трагических событий — Иловайский и Дебальцевский котлы, бои за Саур-Могилу, оборона Донецкого и Луганского аэропортов, были и прорывы, и отступления, и отвод вооружений, и провокации, и множество перемирий. В настоящее время обе стороны находятся примерно на тех же позициях, что и зимой 2015 года. Не раз общалась с военнослужащими, они заверяют, что не пропустят дальше боевиков ни при каких обстоятельствах.
— Могу сказать, что оборона ВСУ на Донбассе достаточно надежная и прочная. Хотя плотность не такая, как во времена Второй мировой войны (тогда она была раз в десять выше). Сейчас нет сплошной линии фронта. Скорее, это цепь опорных пунктов.
Да, оборона жесткая, однако из этого не следует, что такая ситуация будет продолжаться бесконечно долго. Вот все говорят о возможности замораживания этого конфликта по аналогии, например, с Приднестровьем (там формально конфликт длится с 1992 года, но никакие боевые действия не ведутся очень давно) или с непризнанными республиками Абхазия и Южная Осетия, где случаются инциденты, но боевых действий нет. Однако я сейчас не вижу никакой перспективы долгосрочного замораживания конфликта на Донбассе и постепенного снижения уровня боевых действий до нуля. К слову, этого же мнения придерживается и господин Хуг (первый заместитель Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ в Украине. — Авт.), который считает, что две стороны интенсивно готовятся к большой войне. Я с ним совершенно согласен. Большая война в принципе выглядит практически неизбежной.
Некоторые временные передышки (назвать их перемирием нельзя, потому что боевые действия все же идут — хотя на невысоком уровне и стационарно, поскольку больших передвижений фронтов нет) продолжаются и будут продолжаться, пока не начнется большая эскалация.
— Можете назвать какие-то сроки?
— Конечно, нет, потому что не заседаю в штабах и не знаю военных планов сторон. Но полагаю, что следующий самый опасный период — конец июля и август.
— Чем это объяснить?
— Причины самые разные. Во-первых, в середине июля закончится чемпионат мира по футболу, который принимает Россия. Во-вторых, конец июля — август самое лучшее время для той местности. Я был в зоне АТО с украинской стороны прошлым летом. На Донбассе ужасные дороги. Они в жутком состоянии, узкие, малопроходимые. И их мало. Посему настоящие маневренные боевые действия возможны либо в середине зимы, когда грязь замерзает, либо летом, предпочтительнее к августу, когда она высыхает и можно передвигаться, в том числе и на колесном транспорте, по разбитым грунтовым трассам и даже по полям. К тому же в августе хорошая погода, больше солнечных дней, что важно для использования авиации. Ведь если начнется большая стычка, в небе появятся российские самолеты. Думаю, не только над Донбассом, но и над всей Украиной.
— Что-то не по себе от такого прогноза.
— Ну, я говорю о том, что может быть, если начнется что-то серьезное. Конечно, это вероятностные вещи: может, будет в следующем августе, а может — нет. Все зависит от очень многих факторов. Однако коренная проблема в том, что для России нынешний статус-кво Украины и Донбасса неприемлем. Впрочем, он также неприемлем и для Украины. По большому счету, состояние дел не устраивает никого, чтобы «включить морозильник».
Для России удержание «ЛНР» и «ДНР» обходится все дороже с каждым днем. Экономика там вконец развалилась, потому приходится кормить местное население. Хотя оно привыкло жить не слишком богато, все равно это существенные траты.
Стратегического же смысла в удержании этого кусочка Донбасса практически нет никакого. То есть получается, что за совершенно бесполезную вещь приходится дорого платить. Но и возвращать ее никак нельзя. Потому что для Кремля ведь проблема не в Донбассе. Проблема в Украине.
Для России абсолютно неприемлем продолжающийся дрифт смещения Украины на Запад и стремление интегрироваться в трансатлантические структуры, поскольку это взламывает стратегический периметр обороны РФ (он проходит по Арктике, Дальнему Востоку, югу и западу). При этом руководство страны полагает, что если начнутся какие-то проблемы, то, скажем, в Харькове, Полтаве и Сумах появятся западные военные базы, танки и ракеты, нацеленные на Москву.
Украина смещается, и ничего невозможно пока с этим сделать. И то, что россияне удерживают этот кусок Донбасса, им ничем не помогает.
Вот потому-то и звучит неоднократно, в том числе и от российских официальных лиц, условие примирения на Донбассе: Украина должна официально принять статус неприсоединившейся к каким-либо военным блокам страны, отречься от всяких поползновений вступать в НАТО или даже сотрудничать с ним и, по сути, вернуться в пресловутый «русский мир». То есть быть чем-то типа Беларуси. Только такой вариант устраивает Кремль. И вот тогда можно договариваться о всяких частностях: как именно распорядиться «ЛНР» и «ДНР», что делать с Захарченко. Наверное, с ним всегда что-то можно сделать. Вот был один руководитель «ЛНР», и нет его (речь о сбежавшем в ноябре прошлого года в Россию «главе республики» Плотницком. — Авт.). Это не проблема.
А вот что делать с Украиной, как добиться, чтобы она вернулась в российскую сферу влияния, для России большой вопрос. Тут возможны разные пути, в том числе и военные. При этом некоторые в Москве всерьез надеются, что ваша страна развалится сама собой, что воевать не понадобится, что появится или более лояльно настроенная к Кремлю власть, или в противном случае опять начнутся какие-то сепаратистские поползновения в русскоязычных областях — в Харькове, Одессе
Еще раз повторю, что для Москвы стратегическая цель всей этой истории, в том числе с «ЛНР» и «ДНР», не достигнута. Украина продолжает смещаться на Запад.
— В последнее время многие политики и эксперты стали активно обсуждать хорватский сценарий освобождения Донбасса. Он возможен?
— Пока абсолютно невозможен, если вы говорите об операции «Буря» (4 августа 1995 года после неудачных попыток мирного разрешения конфликта хорватская армия начала операцию, которая через 84 часа завершилась ликвидацией самопровозглашенной республики Сербская Краина. — Авт.).
Дело в том, что эти два корпуса (речь о так называемых 1-м «армейском корпусе ДНР» и 2-м «армейском корпусе ЛНР». — Авт.) подчиняются командованию 8-й армии, у которой сейчас штаб-квартира находится в Новочеркасске Ростовской области. Там стоят солидные резервы, в том числе очень мощная 150-я дивизия российской армии. Так что никакого югославского сценария не будет, поскольку при малейшем продвижении ВСУ тут же вмешается Россия, как это случилось в августе 2014 года.
Известно, что сепаратисты надеются, что Москва перестанет сдерживаться и вмешается, и вот тогда они, мол, снова двинутся вперед. Они явно желают дестабилизации ситуации, обострения обстановки, чтобы дойти хотя бы до административных границ Луганской и Донецкой областей, а там, дескать, видно будет. Они рассчитывают, что после этого начнется масштабная фронтовая операция, которая будет включать отнюдь не только Донбасс. Однако Кремль пока везде официально заявляет о необходимости выполнения Минских соглашений, то есть в принципе стояния на месте.
— Недавно случилась беспрецедентная со времен окончания холодной войны акция. 29 стран объявили о высылке более 150 российских дипломатов и сотрудников диппредставительств в знак солидарности с Великобританией, где нервно-паралитическим газом «Новичок» отравили бывшего офицера ГРУ Сергея Скрипаля и его дочь Юлию. СМИ тут же заговорили о создании антипутинской коалиции.
— Вообще-то, антипутинская коалиция существует с 1949 года. Она называется НАТО. Я на днях участвовал в международной конференции в Вильнюсе. Там выступал генерал-лейтенант Бен Ходжес, бывший командующий сухопутными войсками США в Европе. Послушать его в сессионный зал сейма Литвы пришли юные местные кадеты. Ходжес обратился к ним: «Пройдет 40 лет, некоторые из вас уйдут в отставку, как и я, генералами, а противостояние с Россией и исламскими экстремистами будет продолжаться».
— Совсем безрадостная перспектива.
— Да, по меньшей мере, на два поколения вперед. Я потом спросил Ходжеса: «Может, пораньше как-нибудь договоримся?» Он ответил: «Не знаю, попробуйте».
В принципе, Запад перешел от политики, какая была в начале 2014 года, когда к российско-натовской границе выдвигали небольшие формирования, чтобы заверить бывшие восточноевропейские страны, что их защитят, к политике полномасштабного сдерживания. Идет подготовка к войне с Россией в Европе: переброска и наращивание сил, быстрое разворачивание новых батальонов, эскадрилий, боевых кораблей. Логика такая: русские не полезут, если будут знать, что Запад готов к войне и он в военном отношении силен.
Однако замечу, что Украины все это впрямую не касается. За Украину никто воевать не будет. Вот за Прибалтику они готовы, а за вас — нет.
— То есть, ежели начнется что-то более серьезное, не дай Бог, мы так и будем, как и сейчас, один на один с Россией?
— Ну, какую-то моральную поддержку Запад вам выскажет… Мне планы российского военного командования неизвестны, сами понимаете, а то бы я с вами не разговаривал. Но как аналитик могу полагать, что у России нет сил на полную оккупацию (чтобы до польской и румынской границы) Украины по-любому. Но на серьезную операцию в Левобережье (Одесса
Так вот, в рамках нарастающего бесконечного противостояния, о котором говорил генерал Ходжес, Украина оказывается на нейтральной полосе — между блоками — и в результате может быть как бы перетертой. В общем, можно получить с обеих сторон.
— Что-то вы рисуете совершенно страшную картину.
— Она и для меня не очень приятна. Но генерал Ходжес прав: это реальное противостояние, и оно всерьез и надолго.
— Ресурсов России хватит на это противостояние?
— В долгосрочном плане — нет. Но чтобы Россия взяла и вдруг развалилась на ровном месте, тоже маловероятно. Российская экономика не растет, это проблема, но основа ее очень прочная. Мы экспортируем газ, нефть, цветные и черные металлы, удобрения, пшеницу. Это биржевые товары, нельзя сказать, что они вообще никому не станут нужны, как, к примеру, устаревшие телефоны Nokia.
Экономический кризис задержал наше развитие, но не свалил страну. Безусловно, Россия без инвестиций и технологий да со слишком большими военными расходами развиваться будет хуже. В конце концов наступят серьезные последствия. Но совершенно непохоже, что в самое ближайшее время Россия внезапно рухнет.
Скажу немножко о другом. 24 марта начальник Генштаба генерал Герасимов выступил на заседании военной академии в Москве с программной речью. Информагентства сообщили, что он рассказал о тотальной войне с Америкой во всех сферах — политики, дипломатии, спорта, финансов, науки. Мол, США стремятся сохранить глобальное господство, а Россия вместе с другими нежелательными для США странами (наверное, имел в виду Иран, Северную Корею, может, еще кого-нибудь) этому противостоит, — вот такая основа конфликта, который становится все более острым и серьезным, хотя пока не носит военный характер. Так что в Москве рассматривают ситуацию так: конфликт одновременно фундаментальный и тотальный. Это практика и риторика первой холодной войны.
— Еще вопрос. Наша армия очень мотивирована защищать страну. Какие настроения царят сейчас в российских Вооруженных Силах? Готовы ли там жертвовать жизнями и здоровьем за «русский мир» и Путина?
— В общем, да. Сейчас в этом смысле вполне благополучная ситуация. Вооруженные Силы резко повысили боевую готовность. Есть, конечно, отставание во многих военных технологиях, но этого факта никто и не отрицает. Говорят о разных процентах, правда, непонятно, как их считают. Читал неделю назад, что на Северном флоте 42 процента современного вооружения. Откуда именно такие цифры?
Еще, например, до сих пор вообще нет никаких ударных беспилотников. Разведывательные беспилотники вроде есть, причем их очень эффективно использовали против ВСУ в боях под Иловайском и Дебальцево (и сейчас они там летают). Эти «форпосты» сделаны по израильским технологиям и по израильской лицензии.
По количеству танков мы в сумме раза в два превосходим все страны НАТО. Согласно некоторым сведениям, довели их численность до 20 тысяч. Правда, это в большинстве своем старые, еще советские танки, но их модернизируют до более-менее современного уровня. Сейчас в войска, в наиболее боеготовые части, массово поступают танки Т-72Б3, модернизированные в Нижнем Тагиле на «Уралвагонзаводе». Постоянно боеготовых тактических батальонных групп в армии, ВДВ и морской пехоте — больше 120. Это тоже очень много. Для региональной войны хватит.
* «Постоянно боеготовых тактических батальонных групп в российской армии, ВДВ и морской пехоте — больше 120. Это тоже очень много. Для региональной войны хватит», — говорит Павел Фельгенгауэр
— Насколько современно ядерное вооружение России?
— 17 декабря прошлого года, когда отмечали День ракетных войск, Путин посетил профильную академию. Там в одном ангаре собрали образцы всех баллистических межконтинентальных ракет, которые у нас есть. Так вот, командующий ракетными войсками стратегического назначения сказал Путину (это услышали журналисты), что неточность наших боеголовок компенсируется их повышенной мощностью. Типа одной ракеты хватит на три американских штата. Так что гарантированное взаимное уничтожение действует как фактор ядерного сдерживания.
Теперь поговорим об украинских Вооруженных Силах. Они тоже находятся в достаточной боевой готовности. В Москве признают, в том числе и аналитики, связанные с Министерством обороны, что ВСУ теперь лучше, чем были. Хотя в 2014 году они выглядели такими «боеготовыми», что не так уж сложно стать лучше.
Главная проблема ВСУ — техническая отсталость. Она даже хуже, чем у россиян. У России имеются новые системы связи, РЭБ (радиоэлектронной борьбы), боевые самолеты, боевые танки, беспилотники, которые показали очень высокую эффективность в сочетании с артиллерией и системами залпового огня во время боев 2014—2015 годов на Донбассе. У Украины хороших беспилотников нет. Хорошей артиллерии тоже маловато. Вооруженные Силы Украины, по сути, советского типа. Кроме вооружения, много организационных недостатков. В подготовке командиров тоже большие проблемы. В боях на Донбассе украинские командиры показали себя не очень хорошо. То, что ваши солдаты и младшие офицеры в ходе боевых действий чему-то научились, — правда. Но коль генералы негодные, это мало чему поможет.
Тем более что ход и характер боевых действий, если начнется эскалация, будут отличаться от того, что было до сих пор. Скажем, мало использовалась авиация (в начале войны Украина, понеся потери, прекратила вылеты, решив сохранить силы на случай более серьезного конфликта). Однако в случае обострения, наверное, будут серьезные бомбежки с использованием высокоточного оружия, как в Сирии. Насколько к этому готовы украинские ВСУ, я не знаю. Тут, как в футболе: чтобы узнать результат матча, надо его сыграть. Хотя, конечно, ясно, что сборная Бразилии выиграет у команд Ямайки или России.
В общем, скажу следующее. То, что всем более-менее понятно. В случае серьезного обострения боевых действий и вмешательства российских Вооруженных Сил у Украины, по большому счету, шансов нет. Однако есть шансы оказать сопротивление, задержать и измотать врага. В надежде, что это может привести к неким политическим проблемам для Москвы, если окажется, что это не блицкриг, а затяжная и кровопролитная война. Надежда только на это. Но утверждение, что обе стороны более-менее готовы к противостоянию, верно.
— Вы рассуждаете о неизбежности большой войны. Получается, нет оснований говорить о мире во всем мире, как раньше писали в газетах?
— Вообще-то, не очень. Сейчас на земном шаре три основных очага войны (есть еще не основные): европейский — бои на Донбассе (любое обострение на востоке Украины приведет к опосредованному обострению ситуации в балтийском и черноморском регионах); ближневосточный — бои в Сирии и не такие интенсивные в Йемене и в Ираке, плюс Иран и Израиль, готовые вцепиться друг в друга в любой момент; дальневосточный — где боевых действий нет, но есть потенциальная возможность войны в Северной Корее. Сейчас самым опасным выглядит сирийский, поскольку там воюют и американские, и российские войска. Вроде бы не против друг друга…
В одном из названных регионов в этом или в следующем году может произойти эскалация насилия, которая рискует стать неуправляемой. Есть вероятность (она не кажется серьезной, но и не равна нулю), что все начнется не в одном очаге, а сразу в нескольких, и что они потом сольются в одну глобальную войну. То есть мир стоит на пороге больших региональных войн, которые способны развиться в нечто большее…
3598Читайте нас у Facebook
