ПОИСК
Інтерв'ю

«Ил-76 начал снижаться, и вдруг – вспышка на полнеба! На землю упал огромный горящий шар»

16:59 14 червня 2018
14 июня 2014 года в 0.51 обломки самолета, сбитого ракетой из переносного зенитного ракетного комплекса «Игла» и снарядами зенитной установки ЗУ-23, рухнули около села Красное, совсем недалеко от аэропорта «Луганск», куда Ил-76 заходил на посадку. Погибли 49 человек: 40 десантников 25-й Днепропетровской воздушно-десантной бригады, летевших на помощь своим товарищам, и девять членов экипажа под руководством подполковника Александра Белого. Тогда такое количество жертв стало крупнейшим за всю историю ВСУ…

Вооруженное противостояние в районе воздушных ворот областного центра началось 8 апреля 2014 года. Оно обострилось к началу июня, поэтому из-за постоянных стычек и обстрелов были прекращены гражданские рейсы. Однако военно-транспортные самолеты, доставлявшие бойцов, технику и боеприпасы, прибывали регулярно. Всего за первую половину июня было осуществлено 19 вылетов.

9 июня боевики полностью блокировали аэропорт. «Осталось 300 спартанцев», — шутили тогда ребята, не знавшие, что круговую оборону им предстоит держать 146 дней. Основной удар приняли на себя бойцы 25-й бригады, 80-й отдельной аэромобильной бригады и 1-й танковой бригады.

После трагедии, случившейся 14 июня, о полетах не могло быть и речи. Объект был полностью отрезан от внешнего мира, поэтому еду и боеприпасы «блокадникам» сбрасывали на парашютах. 6 июля по аэропорту начали работать вражеские «Грады». Кроме них здание постоянно обстреливали тяжелая артиллерия и танки. Неоднократные попытки прорвать кольцо окружения с внешней стороны были безуспешными. Лишь ночью 1 сентября бойцам удалось выйти из района разрушенного практически до основания аэропорта, взорвав перед этим взлетную полосу.

Что до расследования катастрофы, то в марте 2017 года суд приговорил первого заместителя руководителя АТО — заместителя начальника Генштаба генерал-майора Виктора Назарова к семи годам лишения свободы с сохранением воинского звания. Его обвинили в служебной халатности: генерал накануне переброски войск имел информацию, что у боевиков появились мобильные ракетные комплексы, способные сбивать самолеты, и при этом отдал приказ на доставку людей и грузов по воздуху. С другой стороны, по его словам, незадолго до этого при попытке прорваться к аэропорту по земле погибли 20 военнослужащих ВСУ.

РЕКЛАМА

Об обороне аэропорта «ФАКТАМ» рассказал непосредственный участник тех событий Андрей Моруга.

—  Андрей, вы очевидец катастрофы. Что было той адской ночью?

РЕКЛАМА

- Когда мы ждали очередной борт, очень ненадолго включали огни на взлетной полосе. Для этого мы с ребятами обычно дежурили в пункте резервного питания на летном поле, поэтому всегда видели, как приземлялись самолеты. Зрелище, конечно, завораживающе: из-за туч на фоне луны в небе появлялись громадные самолеты. Они садились практически наощупь, так что с гордостью констатирую, что наши летчики — боги авиации, всегда все делали мастерски.

14 июня в аэропорт направили три грузовых самолета — два Ил-76 и один Ан-26 — с десантниками из 25-й транспортной авиабригады и бронетехникой. Они должны были приземлиться друг за другом с интервалом в 10 минут. Первый Ил совершил посадку благополучно. Потом появился второй. Начал снижаться, и вдруг — ракета одна, вторая, трассеры зенитки, вспышка на полнеба и на землю упал огромный горящий шар. Это сбили второй Ил. Ан же отменил посадку и повернул обратно.

РЕКЛАМА


* В ночь на 14 июня Андрей Моруга дежурил на летном поле и видел трагедию воочию

— Звук при взрыве был сильным?

— Мы ничего не слышали. Когда принимали самолеты, у нас работало абсолютно все — пулеметы, автоматы, минометы. Мы вокруг аэропорта обстреливали каждый кустик, чтобы никто не мог вообще голову поднять в радиусе километра. То есть самолет приземлялся под непрерывную канонаду. Грохотало очень здорово.

— Боевики ведь выпустили не одну ракету.

—  Первая угодила в тепловую ловушку, выпушенную самолетом. Это так называемые ложные цели — пиротехнические устройства, выделяющие большое количество тепла при сгорании горючего состава. Когда ракета приблизилась к самолету, ее целью стал один из светящихся горячих элементов. Ловушка сработала, и ракета взорвалась. А вторая угодила в двигатель самолета.

— Почему не в ловушку?

—  Дело в том, что тепловые заряды отстреливают с интервалом в пару секунд. Второй ПЗРК выпустил ракету буквально через секунду-полторы после первого. Сразу замечу, что такой финт мог проделать только опытный профессионал высочайшего класса. Это не под силам никаким «ополченцам», никаким шахтерам и трактористам. Вы же понимаете, откуда были эти профессионалы?

— Да все понимают.

- Так вот, даже с горящим двигателем лайнер мог бы приземлиться (на трех двигателях — вполне возможно), но дело в том, что по самолету еще отработала ЗУ-23, которая и сбила борт. Это и сыграло роковую роль.

Забегая вперед, скажу, что у боевиков наготове стояли три ракетно-зенитных комплекса. Два отработали, а третий мы притащили в аэропорт и потом взорвали.

Официально установлено, что самолет сбили на высоте 700—900 метров. А упал он на расстоянии 6666 метров от взлетной полосы. Мистическая цифра…

В первые минуты еще была надежда, что вдруг случилось чудо и кто-то остался жив. Очень быстро поняли, что это невозможно. Поэтому стали быстро освобождать ящики из-под мин, чтобы туда положить тела. Собранные останки лежали в прицепе пять дней. Вечером 18 июня их забрали представители Красного Креста, потом переправили через линию фронта и передали в бюро судебно-медицинской экспертизы Днепропетровска.


* «Самолет упал на расстоянии 6666 метров от взлетной полосы. Мистическая цифра…» — говорит Андрей Моруга

— Сепары помпезно сопровождали эту колонну, — продолжает Андрей. — Мол, смотрите, какие мы благородные. Но это же танцы на костях…

В соцсетях полно фотографий: «ополченцы» запечатлели себя на месте катастрофы, держа в руках значки наших погибших пацанов с эмблемой Воздушно-десантных войск — парашют на фоне крыльев. Они хвастали этим, понимаете?

У них тогда была эйфория, ведь за неделю до этого, 7 июня, под Славянском сбили военно-транспортный Ан-26. Он был поражен на высоте 4500 метров из новейшего российского переносного зенитно-ракетного комплекса «Верба», который есть только в Российской Федерации. Погибли три члена экипажа.

И ребят, летевших в Ил-76, расстреляли тоже из российского оружия.


* Снимок сделан 13 июня, за несколько часов до гибели. Ребята-десантники летели на помощь своим товарищам, оборонявшим Луганский аэропорт

— Теперь немного о вас. Как вы попали на войну?

- Я киевлянин, работал в компании, которая занимается энергетическим оборудованием, строительством подстанций и промышленных объектов. В военкомат призвали в марте 2014 года. Мне было 38 лет. Растили с женой дочь.

Уже тогда понимал, что дело идет к войне, хотя все вокруг не верили. Думал, что где-то за год все закончится.

Попал в минометную батарею первой танковой бригады.

— Когда прилетели в Луганск?

- 2 июня. Гражданских рейсов уже не было. Перед нашим приземлением на своем самолете куда-то отбыл Ефремов (глава Луганской облгосадминистрации с 1998 по 2005 год; возглавлял фракцию Партии регионов в парламенте с 2010 по 2014 год. — Авт.), после этого больше никто не летал.

Два дня все было более-менее спокойно. Аэропорт жил своей жизнью. Работал обслуживающий персонал, мы ходили покупать мороженое в duty free. А потом начался кошмар.

Рано утром 7 июня, после первого серьезного обстрела, всех гражданских быстренько погрузили в микроавтобус и увезли. Больше туда уже никто не возвращался. Мы остались одни.

Подстанцию боевики подорвали 8 июня. Правда, местный электрик показал нам, как запускать генераторы и включать взлетку. Мы разобрались в автоматике, отремонтировали генераторы, так что электричество было.

— А связь?

- Звонить домой мы могли. Хотя не всегда это удавалось, потому что иной раз были очень заняты. Когда жена заявила, что сама убьет меня, если не буду давать знать о себе, быстро исправился. Для нее ведь любая sms-ка была важной.

Я все время заверял, что у меня все нормально: «Никаких обстрелов, все спокойно». Хотя по нам с четырех сторон лупили. Как-то она спросила: «Почему так? В новостях по телевизору карту АТО показывают. Там где заварушка, там и ты?»

— С водой и едой как обстояло дело?

- Сначала вода была. Потом они водопровод перекрыли. Но все равно вода просачивалась — благо, задвижки, которым лет по 60, слабо держались. Через неделю-полторы сепары поняли, что вода у нас есть, и то ли подорвали, то ли обрезали, то ли заглушки поставили, короче, вода пропала.

Когда шел дождь, натягивали клеенки, ставили на крыши емкости. На мытье и стирку расходовали только дождевую воду.

Пили же из пожарного резервуара. Правда, однажды какой-то деятель зачерпнул оттуда воду ведром, в котором раньше была солярка. Только потом, когда оказался в Трускавце, понял, почему ребята говорили, что мы пьем «Нафтусю».

Основная еда — галеты. Из остатков тушенки и круп готовили какое-то месиво. Похудел на 10 килограммов. Все там вес сбросили.

Самый большой праздник у нас был, когда случился «дождь из консервов»: разорвался поддон с консервами, сброшенный на парашюте (боеприпасами и едой нас снабжали с воздуха, никаких «дорог жизни» вообще не было) и с высоты шесть тысяч метров с неба падали банки. Мы бегали, собирали их по всей взлетно-посадочной полосе, выколупывали из грунта.

Знаете, нам очень здорово помогла штурмовая авиация. Если бы не ребята, нам было бы намного тяжелее удерживать этот напор. Когда сильно зажимали с четырех сторон, прилетали один-два самолета, красиво заходили и уничтожали все вокруг. После этого наступала полная тишина. Боевики, едва завидев в небе борт, бросали технику и разбегались в панике в разные стороны.

Надо отдать должное нашим пилотам, они показали высочайший класс в этой войне.


* Андрей Моруга: «Я все время заверял жену, что у меня все нормально, никаких обстрелов. Хотя по нам с четырех сторон лупили»

— Было чем оказать помощь раненым?

— В этом плане обошлось без особых проблем. Препараты и перевязочный материал имелись. Медики справлялись со своей работой, даже иногда выполняли какие-то мелкие хирургические вмешательства, консультируясь в телефонном режиме с «большой землей».

— Диверсионные вылазки боевиков к зданию случались?

- Нет. Дело в том, что аэропорт находится за чертой города, причем на высоте. Он как остров — возле нет ни примыкающих населенных пунктов, ничего. Мы были рассредоточены по всему периметру. Все вокруг заминировано, везде растяжки, то есть подобраться к нам было практически нереально.

— Читала, что до катастрофы к вам приходили переговорщики с той стороны. Что предлагали?

- «Освободить помещение». Навещали и представители «Беркута», перешедшие на сторону «ЛНР», еще какая-то братва из Луганска. Мол, «сдавайтесь, все равно мы аэропорт возьмем».

Мы прекрасно понимали, что окружены. В радиусе 40 километров — ни одного нашего солдата. Очень плотное кольцо.

— Кто вами командовал в тот момент?

— Сергей Андреевич Маленко (позывной «Кобра»). Это эталон настоящего офицера. Очень хороший порядочный человек, это вам скажет любой, кто был тогда в аэропорту. Он молодец. Всегда рядом, всегда на месте, очень грамотный, думающий, принимающий правильные решения. Такой людей в котел никогда не отправит. С Маленко нам повезло.

— В документальном фильме «49» Снежаны Потапчук человек, чье лицо не показали, сказал, что у него нет ответа на вопрос, зря ли погибли эти 49 ребят.

- Понимаете, можно спросить по-другому: могли ли они остаться живыми или нет? Мой ответ: могли. Если бы с ними летел хотя бы один штурмовик, не думаю, что кто-то стрелял бы по Илу. Боевики понимали: если они сделают хотя бы один выстрел, когда в небе находится Су-25, даже сопровождающий кого-то, они — покойники.

Это же штурмовая авиация. Там система наведения работает с высокой точностью. Так что из тех стрелков (в октябре 2017 года глава СБУ Василий Грицак заявил, что к уничтожению Ил-76 причастна российская частная компания Дмитрия Уткина, позывной «Вагнер». — Авт.) никто не выжил бы.

Когда сбили Ил, штурмовики кружили в том районе часа четыре. Что позволило нашим съездить на место падения и вернуться.

— Что было в аэропорту после катастрофы?

- Постоянные провокации. В июле начали утюжить «Градами». Постоянно, с утра до ночи. Стреляли из Луганска. Мы же видели исходящие: откуда-то между домами вылетали светящиеся огоньки.

Бывали дни, когда 10−15 кассет «Града» ложились на наших позициях. Кассета — 40 ракет, это где-то 400−500 штук в день. Они торчали из земли, как карандаши. Как мы там выживали, не знаю.

— Где прятались, ведь уже все было разрушено?

- Да как вам сказать? Было даже большое штатное бомбоубежище, плюс какие-то подвалы, помещения, еще мы что-то достраивали и окапывали. Желание жить научит и заставит не искать причины, а искать возможности.

В заблокированном Луганском аэропорту мы провели два месяца. В конце июля прорвалась колонна с нашими, правда, к сожалению, с очень большими потерями. Части ребят удалось выйти.

Потом мы перешли под Металлист (поселок в 10 километрах от Луганска. — Авт.). Там было еще хуже. Боевики совсем не давали передышки.

— Осенью 2014-го вы попали из огня да в полымя — в Пески, рядом с Донецким аэропортом.

- В сентябре мы сдали все оружие в ремонт, потому что оно было просто ушатано, и отправились в отпуск. Через месяц вернулись, забрали оружие, пристреляли, проверили и переехали в Волноваху, на место дислокации бригады. В какой-то момент нас резко сдернули, дали час на сборы — и отправили в Пески, где мы сразу вступили в бой, прикрывая аэропорт. Мы — с одной стороны взлетки, а «киборги» — с другой.

Интенсивность стрельбы была такой, что минометы не выдерживали, ремонтировали их на ходу как могли, потом составляли из двух-трех один.

Меня ранило 13 января, во время очередного штурма. Мой наводчик и друг Рома Корзун только произнес: «Сейчас последнюю даем и уходим», — и тут сзади что-то разорвалось. Рома погиб, а меня нашпиговало осколками.

— С его семьей общаетесь?

— Да, постоянно. Родители Ромы остались абсолютно одни. Так что периодически созваниваемся.

— Чем сейчас занимаетесь?

— Мы с ребятами разработали программный продукт, который позволяет людям без специального артиллерийского образования стрелять из различного типа оружия.

— Это новшество?

- Ну да.

Еще, поскольку у меня колоссальный опыт, участвую в проекте благотворительного фонда «Повернись живим» — обучаю военных вместе с другими инструкторами. То есть в основном работаю в зоне АТО, иногда езжу на полигон и в академии к курсантам.

— Почему не вернулись к мирной специальности?

— Не знаю. Как сказала моя жена: «Вы с войны пришли, но не вернулись». Было ощущение, что я не закончил что-то важное, что надо что-то доделать.

Изначально было желание подписать контракт с ВСУ, но потом появилась возможность поучаствовать в этой разработке. Пришел к выводу, что если я сейчас научу несколько тысяч профессионалов, тогда они выполнят то, что должен был сделать я. Морально стало легче. К тому же то, что я бываю на фронте, помогло проще адаптироваться к нормальной жизни.

— Были какие-то проявления поствоенного синдрома?

— У меня, слава Богу, все более-менее обошлось. У любого, кто прошел жесткую войну, они есть. Самое обидное, что страдали самые дорогие люди — жена и дочь. Я, особенно после госпиталя, вообще два месяца в каком-то анабиозе пребывал, мне казалось, что вокруг виртуальный мир, а реальный — там, на фронте. Были и злость, и агрессия, и обостренное чувство справедливости появилось. Видишь какую-то грубость — не проходишь мимо, вмешиваешься во все конфликты. Но потихоньку заставил себя как-то контролировать эмоции. Такой стресс не проходит быстро. Но ведь человек не виноват, что ему пришлось воевать. Иногда людям, которые возмущаются поведением фронтовиков, говорю: «Нельзя так обращаться. Ответьте на логический вопрос: тот, кто убивал, может быть нормальным? Нет, он априори ненормальный. Он в этом виноват? Нет».

Часто общаюсь с военными. Вот человек говорит: «Все, я увольняюсь». А я ему: «До встречи через три месяца». Он приходит на гражданку, видит, как тут обстоят дела, и возвращается на войну, потому там ему все понятно, там абсолютно другие взаимоотношения, другой мир, в принципе все по-другому.

— В завершение спрошу вот о чем. Стоило ли удерживать Луганский аэропорт столько времени и такой ценой?

— Однозначно, это стратегический объект. Артиллерия, которая там стояла, полностью контролировала трассу Краснодон-Луганск и всю южную часть города. Донецкий аэропорт — то же самое. Плюс ко всему мы там российской армии хорошо по зубам дали и всем показали, что она не самая сильная в мире.

— Когда война закончится?

— Сколько будет гореть костер, если в него подбрасывать дрова? Пока каждый месяц на нашу территорию из России заходят эшелоны и колонны с сотнями тонн боеприпасов и техникой, война будет продолжаться. Когда перекроют границу, ее можно закончить за считанные месяцы. Все войны в истории человечества всегда завершаются миром. Эта тоже когда-то все равно закончится…

4715

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів