Майкл Джей Фокс: «Мог час искать ключи от машины, а потом вспоминал, что мне нельзя водить»

«Еще вчера ты мог буквально грызть гвозди, а сегодня не можешь сделать ни единого шага»

Казалось, Майкла ждет прекрасная карьера. Однако в 1991 году (ему тогда было всего 29) врачи поставили Фоксу диагноз — болезнь Паркинсона. Он несколько лет скрывал это от поклонников и продолжал активно сниматься. Лишь в 1998 году актер заявил о болезни публично, когда был вынужден отказаться от продолжения съемок популярного сериала «Спин-сити» (известен также как «Крученный город»). Тогда же Фокс основал благотворительный фонд, который финансирует поиски эффективного лечения болезни Паркинсона.

Все четыре части мемуаров Майкл пишет от имени Оптимиста. Вот только новая книга получилась у него грустной. Фокс назвал ее No Time Like the Future: An Optimist Considers Mortality, что можно перевести как «Нет ничего лучше будущего: Оптимист задумался о смерти».

Но это вовсе не означает, что актер стал пессимистом. «Я называю это реалистическим оптимизмом. Я изведал самые разные состояния: страх, боль, ускоренное старение. Все это наложило отпечаток на мое сознание. Я попытался свести свои ощущения и мысли в одну историю — о том, что произошло со мной, о том, как я утратил и снова обрел оптимизм. Но это уже немного иной оптимизм. В нем содержится больше проверенной информации и больше реализма. И я уверен в том, что можно быть реалистом и оптимистом одновременно», — пишет Майкл Джей Фокс.

«Нет ничего лучше будущего» начинается с того, как актер, перенеся сложнейшую и очень рискованную операцию, попытался пожить несколько дней самостоятельно и вернуться к работе. Он проявил упрямство, и это оказалось большой ошибкой.

На протяжении многих лет у Майкла развивалась на спинном мозге доброкачественная опухоль. Врачи внимательно следили за ней. Ему говорили, что удалять опухоль крайне рискованно. Однако наступил момент, когда она достигла таких размеров, что могла вызвать полный паралич. Фокс решился на хирургическое вмешательство. Это тоже оказалось проблемой — подавляющее большинство врачей отказались оперировать. И только в клинике университета Джонса Хопкинса нашелся специалист, согласившийся сделать это.

Операция прошла успешно. Затем последовал длительный период восстановления. Фокс заново учился ходить. И у него получалось!

«Большинство из нас не понимает, каким бесценным даром для человека является ходьба! В молодости я постоянно двигался. Это была моя работа. Мне нравилось самому выполнять трюки, готовиться к ним. Я чувствовал себя спортсменом, пусть не очень хорошим, но зато настойчивым. И вдруг оказался в инвалидном кресле. Это двойственное ощущение. Еще вчера ты мог буквально грызть гвозди, а сегодня не можешь сделать ни единого шага…

Когда сидишь в инвалидном кресле, то чувствуешь себя багажом. Тебя куда-то везут. Из пункта А в пункт Б. Так происходит в аэропорту, в отеле, где угодно. И толкает твое кресло парень, который рассчитывает получить от тебя пять баксов в качестве чаевых. А ты полностью от него зависишь.

Эти кресла на колесах — совершенно открытое пространство. Ты весь на виду. Мне всегда хотелось, чтобы мое кресло было спрятано от посторонних глаз в каком-нибудь пузыре, желательно — непрозрачном. Лично мне не хватало анонимности", — пишет Фокс.

Поэтому, когда после операции он снова смог «занять вертикальное положение и ходить без посторонней помощи», его захлестнуло чувство радости, захотелось вспомнить, что такое — быть самостоятельным! И тут подвернулся случай. Известный режиссер Спайк Ли предложил Майклу небольшую роль в новом фильме. Это должен был быть всего один съемочный день в Нью-Йорке. И вот, что произошло…

«Рано или поздно я пропускаю хук, который заставляет меня опуститься на колени»

«13 августа 2018 года, 06:30. Я падаю. Все происходит мгновенно, как вспышка. Из вертикального положения в горизонтальное. Я лишь успеваю слегка повернуть голову, чтобы спасти лицо от неприятного столкновения с поверхностью кухонного стола. Какого черта со мной произошло? Я опираюсь на правый локоть, ожидая, что это позволит мне перенести вес моего тела влево и подняться на ноги. Сюрприз! Я не чувствую левую руку. Шок. Потом все отчетливее формируется мысль: мне нужна помощь. Переворачиваюсь на живот и пытаюсь ползти, как однорукий коммандо, по направлению к телефону, висящему на стене. Мне нужно преодолеть пересеченную местность — пространство под столом, настоящий лабиринт из множества ножек стульев. При этом моя левая рука волочится рядом как бесполезный мешок с песком. Она бесполезна и бесчувственна, как балласт.

После 30 лет жизни с болезнью Паркинсона я рассматриваю наши отношения как семейные. У нас своя история. Мы хорошо изучили друг друга. Я давно понял, что больше не контролирую полностью свое тело. Это даже не обсуждается. Вместо этого выработалось взаимопонимание, которое требует от меня умения приспосабливаться и уступать. Еще болезнь Паркинсона можно сравнить с боксом. Она изводит меня постоянными короткими джебами. Иногда мне удается уклоняться от этих неприятных ударов. Но рано или поздно я пропускаю хук, который заставляет меня опуститься на колени. А еще эта опухоль в спинном мозге, совершенно не связанная с Паркинсоном. Она росла и росла, угрожая отправить меня в состояние полного паралича. Та еще угроза! И я согласился на очень рискованную операцию, которая успешно завершилась всего за четыре месяца до этого падения на кухне. Через мучения и боль выздоровления и реабилитации я смог оторваться от инвалидного кресла и снова научиться ходить. И вот упал.

Накануне я приехал на Манхэттен с острова Мартас-Винъярд, где мы всей семьей проводили лето. Моя жена Трейси была очень обеспокоена тем, что я окажусь в Нью-Йорке один. Она говорила, что я все еще шатаюсь. Но Спайк Ли предложил мне маленькую роль, и я ухватился за эту возможность. Всего один день съемок в Бронксе, убеждал я Трейси. «Я вернусь через два дня. Не съешьте весь лобстер без меня!» — обещал я, а сам уже мечтал о коротком возвращении к своей независимости.

Скайлер, одна из наших 24-летних дочерей-близняшек, сказала, что ей тоже нужно в город по работе. И мы отправились вместе. Мы поужинали с ней взятой из дому пастой. Вытирая до блеска последнюю вилку, дочь сказала, что у нее есть вопрос. «Какие у тебя ощущения в связи с тем, что возвращаешься к работе?» — спросила она.

«Не знаю. Полагаю, что возвращаюсь к своему нормальному состоянию», — ответил я.

«Но ты не нервничаешь, Дуд?» — все мои дети так меня называют. Не чувак, а Дуд. (Dude по-английски означает «Чувак», дети называют Майкла Dood. — Ред.)

Я одарил дочь уверенной улыбкой: «Эй, это же моя работа! Я этим всю жизнь занимаюсь».

Скайлер предложила такой вариант: она останется со мной в квартире, будет спать в своей старой комнате. Сможет помочь мне с завтраком, если потребуется, или организовать мою поездку в Бронкс на съемки. «Скай, я люблю тебя. Я делал это миллион раз. Отправляйся в свою квартиру, отдохни перед работой. Со мной все будет в порядке», — сказал я.

«Ладно», — согласилась она. — Но обещай, что ты не…"

Я закончил предложение вместо нее: «…не буду бродить здесь без мобильного телефона».

Она улыбнулась. Это было вежливое напоминание с ее стороны, но вполне заслуженное. Я настоящий эксперт в том, чтобы одновременно ходить и жевать жевательную резинку, но проблема в том, что я не могу делать это еще и с мобильным телефоном в руке. Это вносит в координацию моих движений небольшой хаос.

«Даю слово!» — сказал я. Мы обнялись и пожелали друг другу спокойной ночи. Я удостоверился, что двери лифта благополучно закрылись. Впервые за много-много месяцев я остался один.

Что бы ни швырнуло меня на пол, оно действовало жестко и мгновенно. Я чувствовал себя поверженным и беспомощным — как пожилая прачка, лежащая на полу рядом с перевернутой корзиной белья. Не мог ни собрать белье, ни подняться. У меня есть своя теория о боли. Если она приходит резко и сразу, значит, это моя опухоль. Вернее, то, что от нее осталось. Но если боль нарастает в течение нескольких минут, значит, ущерб очень серьезный.

А боль нарастала. Незначительный перенос веса влево, которого я добился, принес мне два значительных облегчения. Во-первых, высвободился рукав, в котором находилась моя бесполезная левая рука, и я почувствовал в ней резкую боль. Во-вторых, я понял, что мобильный телефон находится в кармане моих спортивных шорт. Я сунул его туда подсознательно, направляясь из спальни на кухню (это специально для Скайлер: я не забыл). Первым инстинктивным импульсом было позвонить Трейси. Но я тут же остановил себя. Она находится в пяти часах езды на острове, и я не хочу напугать ее до смерти. Поэтому я позвонил моей ассистентке Нине, которая моментально запрыгнула в такси и примчалась на помощь в считанные минуты.

Странно, но в тот момент я вдруг подумал о Джимми Кэгни (известный американский актер, чья карьера началась еще в 30-е годы. — Ред.) и обо всех с болезнью Паркинсона. Однажды Джимми прислал мне записку в первый день съемок нового фильма: «Не опаздывай, помни свой текст и не врезайся в мебель». В то утро я встал вовремя, отлично знал несколько строк своего текста, но полностью облажался с третьим правилом.

В ожидании Нины я беспомощно лежал на кухонном полу и пытался успокоить себя, вспоминая какие-то оптимистичные фразы или идиомы, подходящие для случившегося со мной. Но в голову ничего не приходило. Только боль и сожаление. Я не мог найти ничего позитивного в том, что предложила мне жизнь, сделав новый внезапный поворот. А еще чувствовал злость на самого себя. Мне было жутко стыдно. Каждый день после той операции на спинном мозге все вокруг — врачи, мои родственники и друзья — повторяли снова и снова единственное пожелание: «У тебя теперь есть только одна задача. Не упади!». И вот. Пожалуйста.

Инцидент на кухне означал для меня падение во многих смыслах. Дело было не в боли. Боль я чувствовал множество раз. И множество раз справлялся с разными испытаниями. Однако, по непонятной мне причине, теперь это ударило по мне гораздо сильнее. И вдруг я понял, почему. В этот раз я был сам во всем виноват!

Для чего я захотел остаться один? Зачем не послушал Трейси, отправил Скайлер? И неужели мне так необходим был этот проклятый лимонад, который я решил сам приготовить себе на завтрак?! Тебе показалось, что не хватает одного лимона?! Хватило? Теперь ты навсегда выбыл из лимонадного бизнеса!"

«У меня появились признаки деменции. Начиналось все с мелочей»

Далее Майкл Джей Фокс пишет, что как реалист принял решение «второй раз уйти на пенсию». «Для всего наступает свое время. Вот и для меня окончательно пришел период, когда пора забыть о 12-часовом рабочем дне, легкости, с которой я всегда запоминал семь-восемь страниц текста в сценарии. Эти времена уже в прошлом. Во всяком случае на данный момент. Но все меняется. Возможно, когда-нибудь мне предложат интересную роль, с которой я буду в состоянии справиться. Но, если конец моей карьере наступил, так тому и быть».

Он вспоминает, что первый раз принял решение завершить карьеру, когда стал замечать, что больше не способен легко запомнить свои реплики, что перестал полностью контролировать собственное тело, у него нарушилась координация движений. «Но с этим еще как-то можно было бороться. Самое страшное, и я об этом раньше никогда не рассказывал и не писал, у меня появились признаки деменции. Начиналось все с мелочей. Например, я мог час искать ключи от машины, а потом вдруг вспоминал, что мне нельзя водить, что я давно уже только пассажир. И ключей у меня просто нет. Потом я стал путать наших дочерей. Да, они близнецы, но до того момента я их прекрасно различал. Или все чаще я мог спросить: „Что ты об этом думаешь?“ Спросить у человека, который, как мне казалось, стоит слева от меня. Но там никого не было…» — пишет Фокс.

Еще ему очень стыдно перед женой и детьми. Когда ему впервые поставили диагноз «болезнь Паркинсона», старший сын Сэм был совсем крохой. «У меня началась депрессия. Я пристрастился к спиртному. Теперь мы называем этот период нашей жизни „время Miller“. Это была моя любимая марка пива. Сэм говорит, что его самые ранние воспоминания обо мне сводятся к тому, что папочка, лежа на диване перед телевизором, посылает его на кухню принести из холодильника пару банок пива… Я бросил пить, когда Сэму исполнилось три года. С тех пор — ни капли», — признается Майкл.

Его падение на кухне летом 2018 года произошло вскоре после того, как он и его жена Трейси отметили 30-ю годовщину свадьбы. У них четверо детей: Сэм, близнецы Скайлер и Аквинна и младшая дочь Эсме Аннабель. 3 ноября ей исполнилось 19 лет.

«Мы с Трейси познакомились на съемках сериала „Семейные узы“. Не могу сказать, что она всегда была моей скалой, но это и хорошо. Скалы они твердые, упертые и нерушимые. Это как раз все обо мне. Только я теперь превратился в небольшой камень. Трейси, напротив, легко находит компромисс. И только благодаря ей мой камень все еще катится», — пишет Фокс.

Он также благодарен своим друзьям. «Помню, в 2018-м на Новый год я позвонил Киту Ричардсу из Rolling Stones. Поздравил его. Кит, этот невозмутимый капитан пиратов, бессмертный бог рок-музыки, чертов Rolling, тут же позвал меня на вечеринку. Я промямлил что-то вроде: „Я не в форме… Не стоит портить праздник…“ Он не стал меня уговаривать, просто прислал за нами самолет, и мы отправились к нему на Теркс и Кайкос (острова в Вест-Индии. — Ред.). Порой я с удовольствием рассматриваю фотографии, сделанные тогда. Мы сидим рядом с Китом и любуемся фейерверком. У него на пальце массивный перстень в виде черепа, мы держим по большому бокалу с коктейлями. У меня безалкогольная „пина колода“…» — вспоминает Майкл. Вот только у Фокса тогда было ко всем его проблемам воспаление седалищного нерва, и им пришлось раньше всех покинуть Теркс и Кайрос. «Черт! Киту 18 декабря исполняется 77 лет, а он чувствует себя куда лучше, чем я. И выглядит моложе!» — пишет Майкл.

Ричардс не единственный из друзей актера, кто поддерживает его. Кстати, история со съемками в фильме Спайка Ли See You Yesterday («Увидимся вчера») закончилась в лучших традициях голливудского финала. Узнав о падении Фокса, Ли убедил руководство стриминговой компании Netflix отложить выход картины на целых полгода. И они с Майклом таки сняли ту единственную сцену, ради которой актер приезжал в Нью-Йорк!

Интервью с Хью Грантом, который рассказал, что из высохшего холостяка вдруг превратился в счастливого женатика с пятью детьми, читайте здесь.

Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ»

Фото в заголовке Courtesy Flatiron Books

1938

Читайте нас у Facebook