Михаил Шуфутинский: «Голливудская полиция опечатала мой ресторан за систематическую неуплату долгов»
Как-то Михаил Шуфутинский признался, что мечтал бы петь до 90 лет. И это вполне осуществимо. Сегодня король русского шансона один из самых востребованных артистов на постсоветском пространстве. Популярность пришла к музыканту уже в зрелом возрасте. Впрочем, именно такую судьбу когда-то давно Михаилу Шуфутинскому предсказала цыганка. Десять лет он прожил в Америке, став успешным артистом в эмигрантской среде. 20 лет назад Михаил Шуфутинский вернулся в Россию, чтобы остаться здесь навсегда. Его первый концерт после возвращения прошел в киевском Дворце спорта. С тех пор Михаил Захарович считает столицу Украины своим талисманом. Он не был здесь с сольным выступлением почти десять лет. Говорит, что большим шоу в Национальном дворце «Украина» 10 ноября хочет подвести своеобразный итог творческой деятельности, поделившись со зрителями своим успехом.
— С Киевом связана практически вся моя жизнь, — рассказывает Михаил Захарович. — Еще в детстве я часто бывал в вашем замечательном городе, в Киеве жили родственники. Мой папа родился в Кировограде, а мама — в Нежине. Бабушка выросла в Черкассах, а мне не повезло — я родился в Москве. На заре своей творческой биографии, гастролируя, конечно же, не обходил стороной Украину. Но самый памятный концерт в моей жизни случился в Киеве 20 лет назад, когда я вернулся в Советский Союз после долгой эмиграции. Он прошел в киевском Дворце спорта. Был полный зал зрителей, я не ожидал столь теплого приема. С Киева начинались мои трехмесячные гастроли по Советскому Союзу.
Я ездил вместе с оркестром «Экспресс», который мне дали в «Москонцерте». Помню, страшно волновался. Приехал в Киев на поезде вместе с родителями, поселились в гостинице «Москва». Концерт вел легендарный Борис Брунов. Очень сдержанно, интеллигентно. Но от волнения я его почти не слышал. Оркестр заиграл вступление, и я, словно в полусне, вышел на сцену с песней Розенбаума «Заходите к нам на огонек». Это была моя визитная карточка. Раздались аплодисменты, и я понял, что концерт удался. Во второй части отвечал на вопросы зрителей, большинство, конечно же, интересовались: «Почему вы уехали?»
— А действительно, почему?
— Вы знаете, в какой-то момент я перестал вдаваться в подробности и объяснять почему. В конце концов мой ответ свелся к одному предложению: «Чтобы не мешать вам жить». Мы с женой два с лишним года ждали разрешения на выезд. До сих пор помню число, когда нам выдали визы и забрали советские паспорта — 9 февраля 1981 года. Из документов у меня остались только водительские права. К счастью, они были международного образца, и в Нью-Йорке на их основании я получил американское удостоверение, которое в США заменяет паспорт.
— Более десяти лет вы провели в эмиграции. Помните, что первое вас поразило за границей?
— Это был туалет в аэропорту. Голубой кафель, стерильная чистота, пахнет лосьонами — совершенно не по-советски. Помню, Нью-Йорк поразил меня сразу, я никогда не видел столько чернокожих. Нас встретили знакомые эмигранты и пригласили к себе домой. Там уже ждал накрытый стол: красная, белая рыба, копченые колбасы, салаты, мясо. Потом мы пошли на знаменитый Брайтон. Это длинная неширокая улица с движением в два ряда. Кругом русские вывески и русская речь. Самым известным рестораном был «Садко». Хозяин Женя Бендерский. В «Садко» играл оркестр «Поющие звезды» — музыканты все из Советского Союза. Признаюсь, я не был в восторге от их исполнения. Знаете, это длинный разговор, если вспоминать о том, что происходило со мной в Америке. Я работал во многих музыкальных коллективах, в том числе в популярном лос-анджелесском ресторане «Арбат».
— Где выступала Любовь Успенская?
— Да, она приехала в Америку немного раньше меня. Кстати, у «Арбата» довольно печальная судьба — он сгорел. И вот когда это произошло, мне поступило предложение открыть новый русский ресторан. Деньги вложили мои компаньоны, я же дал свое имя. В то время у меня был оркестр, который назывался «Атаман», уже вышли альбомы, ставшие популярными: «Атаман» и «Атаман-3». Так началась история ресторана «Атаман». Тогда я еще не понимал, какой это кошмар — ресторанный бизнес. Его открытие состоялось в начале декабря 1987 года. Помню, в одном из залов ресторана стоял рояль, купленный за 16 тысяч долларов — мой первый взнос в общий бизнес.
Впрочем, бизнес просуществовал недолго, в конце концов голливудский департамент полиции опечатал «Атаман» за систематическую неуплату долгов. Но рояль мне разрешили вывезти. Новый бизнес я не мог начать в течение семи лет, но у меня была музыкальная компания «Атаман», где я ухитрился записать два альбома «Белый аист» и «Нет проблем». Через пару лет несколько человек стали настойчиво вести со мной переговоры относительно гастролей в СССР. Потом последовало предложение от импресарио, живущего в Нью-Йорке, который до этого успешно «откатал» Вилли Токарева. Я согласился на его предложение.
— Уже более 20 лет вы живете на две страны.
— Будучи гражданином США, большую часть времени провожу в России. Моя семья прописана в Лос-Анджелесе, и сейчас половина близких живет в Америке. Младший сын с внуками в Лос-Анджелесе, старший — в Москве. Первое время после возвращения в Россию я часто мотался из Лос-Анджелеса в Москву. А с 1993 года осел здесь основательно.
— Наверное, никто, кроме вас, не становился столь успешным музыкантом в эмигрантской среде?
— Вы правильно сказали — в эмигрантской среде. Быть успешным там и востребованным целой страной, которая тебя знает и любит, это, как говорят у нас в Одессе, две большие разницы. Понятно, что творческие возможности здесь, в России, гораздо масштабнее, чем они были у меня в Лос-Анджелесе.
— Когда-нибудь изменяли своему привычному стилю: шляпе с широкими полями, роскошной бороде?
— Бороду ношу очень давно, по-моему, с 23-летнего возраста. Мой образ родился сам собой, никто ничего специально не придумывал. Помню, на какой-то из фотосессий я надел белый костюм, шляпу, и всем это очень понравилось. Получилось спонтанно, но совершенно органично для меня. Но я не делаю культ из своего образа. Шляпы, по крайней мере, не коллекционирую.
— Правда, что вы собираете фарфоровых коров?
— Я не назову это коллекцией, но у меня действительно есть штук 13 фарфоровых статуэток. Даже не знаю, чем меня так прельщают коровки. Друзья знают о моей «слабости» и при каждой возможности одаривают фарфоровой фигуркой. Я же обычно, бывая за границей, забываю наведаться в сувенирный магазин.
— Вы родились в семье врачей. Родители не хотели, чтобы вы продолжили их профессию?
— Папа и мама познакомились, будучи студентами — учились в медицинском институте на стоматологов. Мама погибла, когда мне исполнилось пять лет. Мечтал ли я стать медиком? Думаю, нет. Как и не смогу вам ответить на вопрос, почему пошел в музыканты. Просто меня всегда тянуло к музыке. Первым моим инструментом был немецкий аккордеон, подаренный отцом. Тогда я учился в первом классе. Потом поступил в музыкальную школу, но там преподавали лишь игру на баяне. Поэтому папа купил мне еще и баян. Затем мы переехали в большую двухкомнатную квартиру на Ленинском проспекте, и папа подарил мне пианино «Красный октябрь». Я научился играть и на нем.
В эстрадный оркестр попал еще в школе, уже прилично играл на аккордеоне и пианино. Когда после восьмого класса мне на глаза случайно попалось объявление о приеме на подготовительные курсы музыкального училища имени Ипполитова-Иванова, я, конечно, стазу же туда поступил. Меня взяли на дирижерско-хоровое отделение, но, честно говоря, мне было все равно, где учиться, лишь бы получить систематическую профессиональную подготовку.
— Вас называли одним из самых известных лабухов в Советском Союзе.
— Слово «лабух» меня никогда не раздражало. Лабухи — музыканты, на все руки мастера. Мы могли и на свадьбе играть, и в ресторане. Что может быть лучше, чем играть для людей, которые приходят именно «на тебя», понимая, что ты дашь им пищу для ума и сердца. Первый ресторан, в котором я играл, назывался «Минск». Для меня, 16-летнего пацана, все, что я зарабатывал, были огромные деньги. Основная халтура в годы учебы в музыкальном училище — ресторан «Варшава». Тогда заказывали популярные «Хава нагила», «Семь сорок», «Купите папиросы», «Лезгинку». Чаевые платили очень хорошие. Я начинал свою карьеру, играя в ресторанах, и продолжаю ее там же до сих пор.
— Что сегодня делает вас счастливым человеком?
— Конечно, главное то, что, находясь в возрастной категории чуть старше среднего, я востребован и нужен людям, которые говорят со мной на одном языке. И чем дольше это будет продолжаться (давайте три раза поплюем через левое плечо), тем больше я буду счастлив. То, чем занимаюсь, доставляет мне удовольствие, к тому же за это хорошо платят. И, конечно, счастливым меня делает семья. У меня семеро внуков и два взрослых замечательных сына, которые хорошо устроены. Что может быть лучше?
— Так вот почему у вас такой удивительно молодой голос.
— Да я еще сам молодой. В 65 жизнь только начинается!
5299Читайте нас в Facebook
