Александр Митта: «В фильме «Экипаж» была классная сцена с обнаженной Сашей Яковлевой, но меня заставили вырезать рискованные моменты. В результате осталась только тень задницы актрисы, снятая через аквариум»
Фильмы Александра Митты «Гори, гори, моя звезда», «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», «Экипаж» зрители помнят и любят. У режиссера высокий рейтинг на телевидении. За сериал «Таежный роман», который посмотрели 120 миллионов человек в 104 странах мира, его создатель получил сразу четыре премии ТЭФИ. После нескольких лет простоя режиссер и сценарист приступает к съемкам картины о гениях живописи — Марке Шагале и Казимире Малевиче.
«Все мои родственники были преданы Октябрьской революции, что и привело их к истреблению в сталинских лагерях»
— Александр Наумович, вашему первому фильму «Друг мой, Колька!» исполняется пятьдесят лет.
— Отрадно слышать, что у твоей картины такой солидный юбилей. Надо будет организовать празднество (смеется). По тем временам эта была достаточно жесткая картина. В ней впервые показана модель советского общества через класс, школу. Если ученика выгоняют из пионеров, точно так же потом могут выгнать из партии, с работы, посадить в тюрьму. Все это было весьма прозрачно, четко читалось.
Когда я показал сценарий своему учителю Михаилу Ромму, ему понравилось. А вот мой напарник Леша Салтыков (к сожалению, очень рано ушедший из жизни) привел Сергея Герасимова, который всегда держал нос по ветру: «А кто разрешил?» У нас же была хорошая отмазка, можно сказать, крыша: ЦК комсомола пребывал в кризисе, пионерская работа зашла в тупик. Так что пьеса Александра Хмелика о вожатом-производственнике оказалась как нельзя кстати. Словом, ЦК комсомола поддержал, и Герасимов, узнав об этом, сразу сказал: «Конечно же, надо снимать. Мы должны бороться за этот фильм!»
*Александру Митте уже 78 лет, но режиссер продолжает работать — приступает к съемкам картины о художниках Марке Шагале и Казимире Малевиче
— Мировую известность вам принес фильм «Звонят, откройте дверь», удостоенный гран-при на Международном кинофестивале детских фильмов в Венеции.
— Это — внешняя сторона медали. А в реальной жизни приходилось нелегко. В первые годы работы на «Мосфильме» злопыхатели судачили, что моя настоящая фамилия Рабинович и я в качестве псевдонима взял греческое женское имя. Но я никогда не скрывал своей национальности. Фамилия Митта принадлежала нашей семье по материнской линии и происходит от древнееврейского слова «мита», что означает приспособление для переноски покойников. К слову, покойников оказалось достаточно. Все мои родственники были искренне преданы идеям Октябрьской революции, что и привело их к истреблению в сталинских лагерях. У меня в этом смысле семья врагов народа: пять человек мужиков расстреляны, а женщины в общей сложности 60 лет сидели. Если человек оказывался на общих работах, он был обречен на смерть. Сколько там миллионов — тридцать, сорок, никто же не знает! Полагаю, нужно сделать фильм-правду о том, как у нас своих истребляли в лагерях.
— Вы ждете хороший сценарий?
— Нет, не жду. Я сам пишу, но только как режиссер. Когда закрывали картину «Гори, гори, моя звезда», я возьми и спроси: «Зачем это делают, когда сами же сценарий утвердили?» Власти пояснили: «Вы сочинили сценарий, но исказили его как режиссер». Нынче, ведя мастер-классы, часто слышу причитания сценаристов о ненужности и отвергнутости. Я поясняю: «Написав сценарий об удовольствии, которое доставляет любовь к девушке, не стоит ожидать, что такое же удовольствие от любви к ней получат те, кто будет этот сценарий читать. Иначе возлюбленная рискует стать девушкой легкого поведения».
«Патологоанатом, вскрывавший Шукшина, сказал: «Полностью изношенное сердце 96-летнего старика»
— У вас ведь какая школа была! Сам Ромм.
— А принимал меня в вуз Александр Довженко. Кроме того, всех нас обучали ведущие мастера. Тогда во ВГИКе лекции читали большие практики. Конечно, главный мой учитель — Ромм. Он был как отец. Мы к нему ходили домой обедать. Деньги у него занимали и никогда не отдавали, разумеется. Я тогда уже зарабатывал, но ребята в тяжелую минуту приходили к нему. Шукшину он очень помогал: советовал, направлял, оберегал от влияния группировок.
Курс неплохой был. С одной стороны — Вася Шукшин, с другой — Андрей Тарковский. Так что было куда тянуться. Рядом, на курс младше, Лариса Шепитько, Отар Иоселиани, Георгий Шенгелая… Крепкие, серьезные ребята! К сожалению, многие уже умерли. Тарковского жалко безумно — просто сгорел. Смерть Шукшина — это утрата сродни убийству Пушкина. Что бы он сделал — никто не представляет. Так стремительно рос, почти вертикально. Во все вникал, отдаваясь полностью. Вырос бы в великого писателя годам к пятидесяти. Вася просто износил свой организм. Всю ночь работал: банка растворимого кофе не самого лучшего качества, две пачки сигарет — и писал. Днем тоже работал. На площадке, когда оператор свет ставит, гример работает, — артист отдыхает, а Шукшин все время писал. Жора Бурков, его друг, разговаривал с патологоанатомом, который вскрывал Шукшина. Врач сказал: нормальное, но полностью изношенное сердце 96-летнего старика.
— А как же версия о постоянном снятии стресса?
— Его пьянство — миф. Случалось, надо было выплеснуть из себя что-то. Тогда он пил сильно, а потом шел и бил милиционера, который ему попадался. Бил как воплощение власти. Васю, естественно, скручивали. И авторитетнейший Михаил Ромм надевал свой «лауреатский» пиджак и шел вызволять Шукшина.
— Фильм «Друг мой, Колька!» получил также премию на Международном кинофестивале в Лондоне в 1961 году.
— Было. Ведь в ленте снимались Юрий Никулин, Савелий Крамаров. А еще — молодость, страсть. Мы любим персонажей, отстаивающих те же идеалы и принципы, что и мы сами. В памяти остается лишь конкретная история, выражающая общечеловеческие идеалы. Грустно, но парадоксальный факт: став по-настоящему профессиональным режиссером, я перестал снимать кино. В России снимать кино бессмысленно, заработать этим невозможно, продюсеры малограмотны и криминальны. Мне предлагали работать на Западе, но я отказывался. Режиссер должен знать про своих персонажей все, а мой опыт жизни на Западе невелик. Как правило, у тех, кто успешно трудится за границей, есть, например, детство, проведенное в этой стране, либо родной английский язык, либо уникальная хватка. Полагаю, режиссер должен работать на родине.
— В том случае, если тебе не вставляют палки в колеса.
— Это верно. Куда проще было под опекой учителей. Помню, снимал свой третий фильм — «Звонят, откройте дверь». Александр Володин написал сценарий — тонкий, нежный. Я показал его Ромму. Он отсоветовал: слишком тонко, отложи. Я все равно стал снимать и первому показал картину Ромму. Он посмотрел, коротко сказал: «По-моему, получилось» — и вышел. Я решил: ну все! Тем более что худруком был Александр Зархи, и ему все это не нравилось. Понял, что провалился, погрузил коробки с фильмом на тележку и везу в монтажную. Но первый же встречный в коридоре мне говорит: «Саша, говорят, вы сняли прекрасную картину?» Открывается дверь, оттуда тоже: «Саша, вы сняли чудный фильм, поздравляю!» И так со всех сторон. Какой-то бред — картину ведь никто еще не видел. Оказалось, Ромм, выйдя из зала, шел по коридору, открывал все двери и сообщал: «Мой ученик снял прекрасную картину!» Таким образом он нам делал на студии репутацию. Тогда было такое время: снял первую картину успешно — все, ты уже непотопляем. Можешь снимать следующую, только сдавай в срок. Но если ты задумал снять что-то непохожее на предыдущее, уже были проблемы.
— Ваши картины абсолютно не похожи друг на друга.
— У меня иначе работа не шла. Если я видел, что передо мной кто-то снял похожее, возникало ощущение, что употребляешь еду, которую однажды уже съели.
«Леня Филатов, которого все почему-то считают суперразвратником, отказался раздеваться перед камерой»
— В вашем фильме «Экипаж» сочетаются разные жанры. Бытовая драма, мелодрама, сказка и агрессивные проявления фильма-катастрофы.
— Начав снимать, я не ожидал, что картина будет жить так долго — уже более 30 лет! «Аэрофлот» картину поддержал. Его заводы делали нам макеты, дали возможность снимать на кладбище самолетов. Я там нашел отличный Ту-114 и решил вокруг него поставить декорацию аэропорта. Это кладбище находилось возле взлетной полосы, которая была на ремонте. За это время надо было все снять, однако прошел срок, а декорации не были готовы.
Если помните фильм, там происходит землетрясение, аэропорт пылает. Мы решаем спалить недостроенную декорацию. Нужно было две тонны керосина залить в самолет, столько же — на пропитку пакли, поджечь — и будет красиво гореть. Но привезли только две тонны, остальное сократили — много. Пока я добывал керосин, шло время. Достал наконец, везу цистерны, и тут мне начальник охраны говорит: «Я обижен. Такая интересная съемка, а вы мне не сказали. Я бы жену позвал». Какая съемка?! Гляжу — мой самолет уже пылает. Оказалось, пиротехники открыли двери, а там скопились пары керосина. Слава Богу, никто не погиб. Мы наскоро решили снимать остатки пожарища. Говорю пожарному: «Отсекайте огонь!» — «А у нас воды нет»… Короче, все сгорело. Я был вынужден снимать макеты по технологии Александра Птушко 30-х годов.
Можете себе представить, когда я задумал «Экипаж» снимать, не видел ни одного фильма-катастрофы. И это счастье, потому что если бы знал, не стал бы снимать. Самолюбие бы не позволило. А так я решил, что придумал что-то такое невероятное, оригинальное.
Многие трюки по-другому сделал бы, если бы знал, как снимать. Но моя безграмотность фактически создала фильм, потому что никто не делает так. Не догадались даже, что самая главная катастрофа — метафора афганской войны. Мечта моя, чтобы убрались оттуда. Когда самолет к границе Афганистана летит и садится, а с гор — поток, у меня руки тряслись. Думал, сейчас догадаются — и все, картина на «полке». Ни один человек не догадался. Художники только поняли, потому что у них мозги в другую сторону повернуты: «Саша, ты чего придумал-то?» Я говорю: «Никому не рассказывайте». Так что иногда невежество помогает.
*Бортинженер Игорь Скворцов (Леонид Филатов) и стюардесса Тамара (Александра Яковлева). Кадр из фильма «Экипаж»
— Для «невежественного» создателя получился слишком крутой фильм.
— С этим связана горькая история. В первом варианте была другая концовка. Героя Жженова отстранили от полетов, он лежит в больнице. Но друзья просят перегнать самолет, поскольку летчиков не хватает. Он бежит ночью по снегу в больничной пижаме, поднимается в пилотскую рубку, а там его фронтовые ребята.
— Он трогает штурвал — и все взлетают, растворяются в пространстве, — продолжает Александр Митта. — В следующем кадре снова больница, и дочка его говорит: «Папа умер». Когда я это смонтировал, у самого мурашки по коже побежали.
Но в Госкино показалось, что финал депрессивный. Я отрезал: «Не буду вырезать! Идеологически грамотная вещь, преемственность поколений». Директор «Мосфильма» Сизов, тертый калач, указал пальцем на небо: «Они не примут. Потому что (между нами) Андрей Смирнов снял фильм «Градостроители», где герой умирает, и Брежнев разорался: что вы мне показываете, как старики умирают, на что намекаете?!» И пошло: ты губишь свою картину, лишаешь рабочий класс премий! Пришлось вырезать. Все получили премии. Теперь жалею. Картина пролежала бы полгода и вышла на экран. И когда слышал, что фильм идет с успехом, меня это уже не радовало.
— У вас также репутация автора самой эротичной сцены в советском кино.
— Она осталась только в замысле. Я подумал, уж если фильм разрушает стереотипы, хорошо бы и лирическую линию сделать более активной. Уговорил Сашу Яковлеву показать свое прекрасное тело на экране. Она сразу согласилась, в отличие от Лени Филатова, которого все почему-то считали суперразвратником. Саша бегала по павильону, как коза, а мы снимали — получилась классная сцена. Не эротичная, а наивная, веселая и радостная. Снимали ночью.
Утром пленка пошла в проявку, потом я планировал ее смонтировать и все рискованное вырезать. Но бабки из лаборатории, увидев, что у них проявляется, пришли в ужас и побежали в дирекцию: «Митта ночами устраивает оргии и снимает их на пленку!» Меня срочно вызвали в дирекцию. Там уже собрали генеральную редакцию, сели смотреть, и я слышу, как по залу шелестит: «Боже мой, какой ужас! Немедленно надо смыть!» Пытаюсь объяснить, что это всего лишь рабочий материал. Сизов предлагает: «Дадим режиссеру возможность уложить этот материал в наши этические нормы».
Я все рискованное убрал, показываю снова. «Нет, это невозможно!» — кричат. Еще раз сократил — нет. Короче, досокращались до того, что осталась только тень задницы Яковлевой, снятая через аквариум. Сцена погибла. Тем не менее, когда фильм вышел, этот кадр воспринимался чуть ли не как глоток свободы. Картину выдвинули на Госпремию, все уже прокручивали дырочки в пиджаках. Но все партийные пенсионеры СССР написали по возмущенному письму каждый. Потому что для них секс был в темноте и на ощупь. Фильм с премии сняли, осталась лишь легенда, что в нем впервые на советском экране появилась эротическая сцена. Хотя никакой эротики там уже не было.
Как и любой более-менее приличный фильм, «Экипаж» — искусство создания метафоры жизни. Оно должно быть похоже на жизнь в каждую отдельную секунду. И собирается затем в некий метафорический образ. Такая метафора в фильме была. И люди волновались. А когда человек волнуется, он уже не очень критически думает. Как хорошо сказал Хичкок: «Люди приходят в кино не сомневаться, а верить».
Считаю, что у хорошего режиссера должно быть, если так можно выразиться, «растроение личности». Когда он состоит из художника (только у художника бывают новые идеи), графомана-редактора (он дополняет художника точностью и настойчивостью в реализации этих идей) и критика (по концентрации обязательно меньше, чем художник), чтобы, оставаясь продуктивным, не терять контакта как с реальностью, так и со зрителем.
4420Читайте нас у Facebook
