Владимир Познер: «Отец сказал мне: «Если попробуешь уехать из СССР, я сообщу в КГБ и тебя посадят!»
Владимиру Познеру 77 лет, и своего возраста он не скрывает. Зачем? Тележурналист в прекрасной форме, профессионально востребован. Ведет на российском телевидении популярную авторскую программу «Познер», героями которой становились Михаил Горбачев, Хилари Клинтон, Стинг, Марк Захаров, Олег Табаков, Геннадий Хазанов, Виталий Кличко и многие другие знаменитости, снимает фильмы-путешествия о странах, которые ему интересны.
А на днях Владимир Познер презентовал в информагентстве РИА НОВОСТИ автобиографическую книгу «Прощание с иллюзиями». Она была написана 21 год назад на английском языке и в США сразу же попала в список бестселлеров New York Times. И вот спустя два десятилетия произведение, которое автор считает в некоторой степени исповедью, переведено на русский язык и дополнено его комментариями.
«Папа не верил ни в сталинские репрессии, ни в ГУЛАГ»
— Владимир Владимирович, вы родились в Париже в семье француженки и эмигранта из России, затем переехали в Нью-Йорк, а когда вам шел 16-й год, отец, горячо веривший в идеи социализма и сотрудничавший с советскими спецслужбами, привез семью в Москву. Правда, что он хотел порвать с вами отношения, когда вы спустя несколько лет объявили о желании вернуться в Нью-Йорк — город, в котором выросли?
— Знаете, когда мой отец принял решение уехать из США в Советский Союз, он отказался от очень хорошей жизни. Папа работал в известной кинокомпании и в 1948 году зарабатывал 25 тысяч долларов в год. Это были большие деньги! Сейчас умножьте их на 50 (по нынешним временам — миллион двести пятьдесят тысяч долларов. — Авт.). У нас была шикарная двухуровневая квартира на 5-й авеню в Нью-Йорке. На Новый год к нам приходили сто человек и спокойно в ней размещались.
Поэтому принять решение о переезде было непросто. Но папа уехал в Советский Союз, который считал страной справедливости. Не верил ни в сталинские репрессии, ни в ГУЛАГ… Когда же приехал в СССР, не мог не понять, что та страна, которую он себе придумал, очень отличается от той, куда привез свою семью — жену и детей. И когда через пять лет в 1957 году я ему сообщил, что не желаю здесь жить, что это не мое и я хочу домой, в Нью-Йорк, для него это был страшный удар! Отец сказал мне: «Если попробуешь уехать из СССР, я сообщу в КГБ и тебя посадят!»
— Что же вас так влекло в Нью-Йорк?
— Мне шел шестнадцатый год, когда я уехал из Соединенных Штатов Америки. Я был не просто стопроцентным американским мальчиком, а мальчиком из Нью-Йорка. И я сохранил такое же отношение к Америке, какое мой отец, уехавший из революционного Петрограда, сохранил к России. Собственно, из-за этого отношения он и вернулся в Советский Союз. Так вот и я ужасно хотел вернуться в Америку. Нью-Йорк был мне гораздо более близким городом, чем Москва. Я там вырос, там прошло мое детство и часть отрочества. В 1991 году я все же приехал туда и почти семь лет работал на американском телевидении. Я объездил страну вдоль и поперек и, конечно, познал ее уже по-другому. И тоже попрощался со многими иллюзиями, хотя я все же в большей степени американец, чем русский.
— Сегодня вы гражданин трех стран — США, Франции и России. Почему же не уедете в Штаты, где чувствуете себя так комфортно?
— В России я работаю, здесь мои зрители.
— Но вы — известный журналист, свободно владеющий несколькими иностранными языками, — с таким же успехом наверняка могли бы работать практически в любой стране мира…
— Послушайте, мне совсем скоро будет 78 лет. Согласитесь, что это все-таки возраст. И я прекрасно понимаю, что, несмотря на хорошую физическую форму, куда бы сейчас ни приехал, мой возраст станет преградой для того, чтобы работать на телевидении. А я только эту работу понимаю. Могу, конечно, писать, и это можно делать где угодно. Но именно любимая работа меня держит в России. Понимаю, что нигде больше такой не найду. Речь идет не о деньгах. К счастью, за долгие годы я себя обеспечил и могу не работать — на паперти стоять с протянутой рукой не буду. И если этой работы у меня здесь, в России, не будет, тогда уеду туда, где мне уютно.
— Есть такое понятие, как «американская мечта», осуществить которую в Соединенные Штаты устремляются из многих стран мира. Ваша мечта, напротив, осуществилась в Москве — здесь вы состоялись как журналист, стали известным человеком.
— На самом деле я ведь журналист… случайный. По образованию я биолог, закончил биолого-почвенный факультет МГУ по специальности «физиология человека». Но к концу третьего курса понял, что ученым мне не стать. Увлекся переводом на русский язык английской поэзии времен королевы Елизаветы, то есть первой четверти ХVII века, и предполагал, что стану переводчиком.
Потом мне сильно повезло — я попал к Самуилу Яковлевичу Маршаку. Два года работал у него литературным секретарем: отвечал на письма, которые он получал из-за границы, на английском и французском языках. В результате понял, что и переводчиком быть не хочу. И вдруг совершенно случайно мне позвонил приятель и сообщил, что создается новая структура — Агентство Печати «Новости» (АПН). И я решил попробовать: у Маршака я тогда получал всего семьдесят рублей в месяц, а у меня в то время уже была семья — жена, дочь. Пришел на собеседование, со мной поговорили и предложили должность старшего редактора и 190 рублей в месяц! Так попал в АПН. Мне нравилось — я ездил по стране, видел много нового, разговаривал с разными людьми. И понимал: вот что я люблю!
«Перед каждой программой всегда, как боксер перед выходом на ринг, ощущаю холодок в животе»
— Широкому кругу зрителей вы стали известны благодаря телемостам СССР — США, которые проводили во время перестройки. Карьера набирала обороты. И вдруг со скандалом вы вышли из рядов коммунистической партии и в «никуда» ушли из Гостелерадио.
— Да, стал безработным. Но спустя какое-то время известный американский тележурналист Фил Донахью, который о таком моем положении не знал, предложил делать с ним программу. Я, конечно, обрадовался ужасно и… испугался. Думал: смогу ли? Ведь Фил Донахью в Америке корифей, известный всем от мала до велика! Но я принял этот вызов и понял, что могу. Даже почувствовал: в чем-то Фил превосходит меня, однако в чем-то я сильнее его.
У нас тандем был потрясающий! Я многому научился у Фила, например, обращаться с микрофоном. Донахью никогда не работал в своей программе с петличным микрофоном, хотя вроде бы это проще — свободны руки. Только с ручным, используя его для дополнительного привлечения внимания аудитории — то так возьмет, то иначе. Кажется, вроде бы мелочи, но все это часть профессии.
Фил Донахью — величайший мастер! И потом американское телевидение в основном — прямой эфир. Никто из участников программы, в том числе ведущий, не знают, что произойдет через секунду, поэтому постоянно нужно быть «на стреме».
Конечно, работа на американском телевидении прибавила мне уверенности в себе. Хотя, признаться, до сих пор перед каждой программой всегда, как боксер перед выходом на ринг, ощущаю холодок в животе. И думаю, что если его нет, если ты перестал волноваться, то пора карьеру заканчивать.
— В вашей книге сказано, что в детстве вы вообще не говорили по-русски. В каком возрасте начали изучать русский язык?
— Русский стал учить, когда мне было семнадцать лет, и овладел им довольно быстро. Надо сказать, в семье Познеров у всех наблюдались способности к языкам. Помните Корнея Чуковского: «Жил да был Крокодил, он по улице ходил, папиросы курил, по- турецки говорил…»? И у этого Крокодила были дети — Кокоша, Лелеша и Тотоша. Прообразом Кокоши стал Николай, сын Чуковского, а Лелеши и Тотоши — мои тети Елена и Виктория. Мои бабушка и дед дружили с Чуковскими в Питере.
Елена уехала в Италию, когда ей было 55 лет. По-итальянски не знала ни одного слова! А через три года сдала экзамен на право преподавания итальянского языка в итальянской средней школе. При этом блистательно говорила по-французски, по-немецки и по-английски. Мой папа, к слову, тоже общался на пяти языках.
— Насколько известно, вы атеист, но верите в судьбу…
— Да. Моя судьба могла ведь сложиться совершенно иначе, если бы, например, у папы не было бы нансеновского паспорта. Этот документ придумал знаменитый норвежский исследователь Севера Нансен для лиц, переместившихся после Первой мировой войны в ту или иную страну. Нансеновский паспорт давал человеку право жить и работать там, где он оказался. Отец, который не хотел быть ни французским гражданином, ни американским, а только советским, оформил такой паспорт. Если бы его у него не было, мы бы никогда не приехали в Советский Союз, и моя жизнь сложилась бы совсем по-другому.
— Что вдохновляет вас на творчество сегодня?
— Источник вдохновения в самой работе и в моих близких. От того, чем занимаюсь, получаю огромное удовольствие. А с детьми и внуками мне очень повезло. Думаю, редко встречаются такая любовь, такая близость, такая дружба…
1510Читайте нас у Facebook
