Людмила Стельмах: "Ярослав, как и его отец, был кроткий, уступчивый. Но в принципиальных вещах проявлял еще тот характер"
«Хорошому хлопчикові Славкові Стельмаху — на день народження. Як вивчишся — будеш читати і діда Вишню згадувати». Такое пожелание на сборнике своих рассказов Остап Вишня оставил шестилетнему Ярославу — сыну Михаила Панасовича Стельмаха. Самая первая, детская, библиотека Ярослава складывалась из книг, подаренных известнейшими писателями, друзьями его отца — классика украинской литературы. Отца он любил безмерно. И именно потому, когда сам занялся литературным трудом, на первых порах всячески дистанцировался от знаменитого имени. 
Чтобы не дать повода сплетням про «письменницьких діточок», которых «батьки проштовхують в літературу». Лишь спустя годы в одной из телепередач признался: «Колись я це приховував. А тепер з гордістю кажу: «Так, я син Михайла Стельмаха».
*Жизнь Ярослава Стельмаха, которого критики называли лучшим современным драматургом Украины, оборвалась в 51-летнем возрасте
К тому времени уже увидели свет его искрящиеся юмором книги для детей «Митькозавр із Юрківки», «Вікентій Премудрий», «Голодний, Злий і Дуже Небезпечний»… А со сцен театров не сходили стельмаховские пьесы «Привіт, Синичко!», «Провінціалки», «Кохання у стилі бароко», «Синій автомобіль» и многие другие. На спектаклях зрители смеялись и… плакали. Критики называли Ярослава Стельмаха лучшим современным драматургом Украины. Он стал обладателем театральной «Пекторали», литературных премий. И на самом взлете, в 51 год, ушел из жизни…
В 2001 году, узнав, что его младший друг и коллега погиб в автокатастрофе, известный драматург Леонид Зорин написал вдове Ярослава Стельмаха Людмиле: «Именно он — после „Синего автомобиля“ у меня не было в том сомнений — должен был написать Великую Украинскую Пьесу… Ваша потеря немыслима по своей жестокости и безысходности, и я молю Бога, чтобы Вам достало сил ее перенести. Вы были одной из счастливейших женщин на Земле — Вам довелось быть подругой такого человека».
— Все эти 13 лет наша незримая связь с Ярославом не прерывается, — говорит Людмила Викторовна Стельмах, вице-президент Фонда Михаила и Ярослава Стельмахов, член Национального союза журналистов Украины. — Мысленно советуюсь с ним в каждом деле. Сейчас, к 65-летию Ярослава, я решила подарить нашу семейную библиотеку Киевскому национальному университету театра, кино и телевидения имени Карпенко-Карого. Ректор университета Алексей Безгин (он также вице-президент Фонда Стельмахов) откликнулся на мое предложение молниеносно, направил ко мне библиотекарей-энтузиастов. Они регулярно приезжают и собирают пакеты книг, охают и ахают — библиотека ведь громаднейшая и разнообразнейшая. Помимо зарубежной и украинской литературы (включая все «розстріляне Відродження»), редкие книги по драматургии, киноискусству…
— И не жалко было расставаться с таким богатством?
— Нет. С облегчением смотрю на постепенно пустеющие полки. Я даже не стала оформлять дарственную — для этого надо проходить массу бюрократических процедур. Просто отдала… Часть книг отобрала для киевской библиотеки имени Михаила Стельмаха. А самую малость оставила себе. Шевченко, немножко Леси Украинки и Франко, Черчилль (обожаемый мною политик). И, конечно, те книги, которые дарили Ярославу и мне. Думаю, он одобрил бы мое решение. А еще, думаю, как бы Слава обрадовался, видя, что над нашим домом развевается украинский флаг! (Я его купила и попросила прочно закрепить возле мемориальной доски, которую установили к 60-летию мужа.)
.jpg)
*"Наша незримая связь с Ярославом не прерывается, — говорит вдова драматурга Людмила Стельмах. — Мысленно я советуюсь с ним в каждом деле"
— Вы часто говорили с мужем о политике?
— Спорить мы не спорили, поскольку были единомышленниками. Могли невзначай что-то обсудить, говорить о фактах истории. Вот сейчас, вижу, многие потрясены: как же так, с Украиной воюет братский народ? Это клише — «братские народы» — в советское время повторялось, как мантра. И Ярослав, помню, говорил: какое братство? Вся история нашей страны со времен Богдана Хмельницкого полита кровью украинцев в борьбе за свободу. И кто кровопускатель? Россия. А в 1991 году появилась еще одна мантра: дескать, независимость досталась Украине «просто так». Слава очень возмущался по поводу этого тезиса. Ну вот, говорил, «знов Росія працює».
Его мучило, что многие люди просто не хотят думать, знать и пребывают в невежестве, «як овочі», «як сліпі кроти». Даже при кагэбэшном страшном надзоре можно было найти (в открытых источниках!) информацию к размышлению. А уж при Горбачеве и затем за 23 года независимости появилось море литературы! И нужно читать самому, не питаться слухами. Кстати, Леонид Кравчук на одной телепередаче напомнил, что при КГБ существовал специальный отдел слухов. Это очень мощное оружие. Такое же, как СМИ. С первых дней независимости Украины распускались, и весьма умело, различные слухи. Циркулируют они и сегодня — с подачи хорошо обученных российских агентов. Не надо на это «вестись». Включи мозги, проанализируй, поинтересуйся фактами из истории родной страны — и тогда не будет лишних потрясений по поводу «братскости».
Ярославу были чужды патетика, пафос. И представить его (как и Михаила Панасовича Стельмаха) произносящими что-то вроде «как я люблю Украину», просто немыслимо. Но мне запомнился на всю жизнь один наш разговор, когда мы только начали встречаться. Я иронично выразилась по поводу какого-то не очень удачного фильма киностудии Довженко. И вдруг Слава тихо-тихо сказал: «Уже і так ту бідну Україну товчуть, хоч ти не приєднуйся». «Подивись, — объяснял, — у будь-якому фільмі українець — зрадник, бандит, сякий-такий…» Сколько страдания было в его голосе! Он действительно любил Украину — до боли сердечной. И потому так восторгался каждой хорошей украинской книгой, фильмом или просто встречей с одаренным человеком, будь то наш сосед дед Федор или Богдан Ступка…
— Скажите, а с Михаилом Панасовичем вам доводилось говорить по душам?
— Михайло Панасович вообще был немногословен, а как человек, прошедший голод, войну, сталинское лихолетье, — и очень осторожен. Поэтому на первых порах при мне он избегал разговоров на острые темы. Но их не избегала я. Почувствовав, что мы «одной группы крови», он уже стал более откровенным. Рассказал, что трижды был на волосок от смерти — его лишь чудом не репрессировали… Однажды, году в 1978-м, я увидела, как он — почерневший, осунувшийся — ходит по саду в Ирпене. Спросила: что случилось? И он поведал, что его роман «Чотири броди» не хотят издавать, поскольку там есть страницы о голоде. Тогда я впервые (к стыду своему) услышала о трагедии Голодомора. Мы с Ярославом взяли магнитофон и стали записывать свидетельства очевидцев в Киеве и ближайших селах. .jpg)
Помню рассказ старенького киевского писателя: по всей цепочке сквериков, тянущихся от площади Богдана Хмельницкого до фуникулера, лежали умирающие люди, они ели… газеты.
*Отца, писателя Михаила Стельмаха, Ярослав любил безмерно
Роман «Чотири броди» все-таки издали, и перед смертью автор подержал его в руках. Кто-то из писателей говорил про Михайла Опанасовича, что «він був як голуб». Да, мягкий, спокойный. Но в принципиальных вещах проявлял еще тот характер. Так и Славик. Ласковый, тихий, уступчивый в быту. Но норов! Где сядешь, там и слезешь. И отец, и сын, кстати, сумели аккуратно избежать вступления в партию.
— Все, кому доводилось бывать в вашем гостеприимном доме, замечали царящую здесь атмосферу свободы. Как удалось ее сохранить за 28 лет супружеской жизни?
— Для женщины главное — не «нависать». Мужчина, особенно творческий человек, должен почувствовать какую-то автономность. Свободу — не от семейных обязательств, а внутреннюю. В Славино отсутствие я не надоедала ему постоянными звонками: «Где ты? Как ты?» И радовалась, когда мой муж, приезжая из командировки, говорил: «Боже, як добре вдома!» Был случай, когда я промолчала, обнаружив, как мне показалось, неприятную правду. А потом выяснилось: кольцо он купил для меня и спрятал, решив сделать сюрприз. И что было бы, устрой я скандал? Сюрприз испорчен, настроение — тоже.
— Он делился с вами своими замыслами?
— Мог попросить меня перечитать всю переписку Леси Украинки и Марко Вовчок, когда задумывал писать о них. А я, зная, что он в данный момент работает над киносценарием о Махно, звонила ему из Кисловодска, где отдыхала в санатории, чтобы сообщить: в местном музее есть материал о столкновении генерала Шкуро с махновцами… Ярослав мог среди ночи вскочить и что-то записать. Авторучка всегда была у него под подушкой. Ну, и первым читателем его пьес была я. Иногда делала замечания — к огромному неудовольствию автора. В этом отношении Слава вел себя точно так же, как Михайло Панасович. Тот однажды ласково попросил: «Чи не переглянете ви, Людмило, оці сторінки?» Внимательно прочитав, заметила, что несколько раз повторяется «губи, як вишнi». «Ну, може, ви вмієте краще», — сказал Михайло Панасович и вышел из комнаты. А Ярослав удалялся со словами: «Ясна річ, ти ж у нас вмієш краще, теж мені Булгаков». Но спустя пять минут, видя, что я обиженно надулась: «Ну, куріпочко, що я таке сказав? Ну хочеш, будеш Достоєвським? Хочеш? Ні! Краще дружиною Достоєвського!» Сердиться уже было невозможно. Ярослав — это юмор, юмор, юмор…
О шутках, экспромтах Ярослава Стельмаха ходили легенды. Только он, пожалуй, на торжественной церемонии награждения в Театре имени Франко (а среди наград были огромные хрустальные рога) мог вполголоса сказать: «Цього року дають кришталеві роги, а наступного даватимуть золоті яйця». Зрители в нескольких рядах покатились со смеху…
Неудивительно, что и воспоминания друзей драматурга тоже окрашены теплым юмором. Богдан Ступка вспоминал, как однажды в одесской гостинице Ярослава обокрали: «То й позичив я йому свої штанці. Хороші, велюрові! Повернув. Рочки за два». А Стельмах в трудную минуту одолжил Ступке свой пиджак, который тот вернул «теж не завтра — позавтра».
Впрочем, случались и совсем нешуточные приключения. Однажды на ночной улице к Стельмаху с приятелем подошла компания подвыпивших мужчин: «Закурить есть?» Стоило одному из них замахнуться, как через несколько секунд трое хулиганов уже лежали на брусчатке, остальные разбежались. О том, что Ярослав владеет боевыми искусствами, вскоре узнали многие. В гостиничном номере друзья предложили Стельмаху… разбить ударом кулака шкаф. Ярослав тщетно пытался их угомонить. И только заручившись обещанием, что они купят новую мебель, за секунду оставил от шкафа груду щепок. «Ось, бачите, — обратился к изумленной публике, — я ж казав вам — не треба…»
— Удивительно, но лишь через несколько лет семейной жизни я вдруг обнаружила, что мой муж умеет забивать гвозди, — продолжает Людмила Стельмах. — Он сделал замечательную кладовочку на балконе. Другая, которую изготовили мастера, не идет с ней ни в какое сравнение. А когда мы выбирались на дачу, в село Халепье на Киевщине, он возился с огурцами-помидорами. На зиму готовил консервацию — батареями. Не говорю уже о знаменитых настойках-«стельмахівках», изготовленных по его собственному рецепту из самых разных ягод. Их он тоже готовил впрок. И несколько бутылей стоят по сей день… Казалось бы, откуда это у городского интеллигента? Загадка.
— Известно, что Ярослав Стельмах переводил с нескольких иностранных языков…
— У него была невероятная способность к языкам. Стоило ему поехать в Польшу или Болгарию, как спустя короткое время он начинал говорить на польском и болгарском. Его переводы с английского языка были безупречны. Он выбирал те произведения, которые ложились ему на душу. Перевел и пьесу Вассермана по роману Кизи «Полет над гнездом кукушки». Это действительно каторжный труд. Каждый писатель знает: легче написать свое произведение, чем переводить чужое гениальное. Однажды Славик взмолился: «Ну почему я не стал художником!» «Было бы то же самое, — заметила я. — Муки творчества».
— А он увлекался живописью?
— Любил рисовать. А еще играл на нескольких инструментах. И голос имел прекрасный. Мы дуэтом пели украинские песни — старинные, «незаспівані»…
— Читала, что сюжеты многих стельмаховских пьес «подсказаны» ситуациями из жизни близких ему людей.
— Да, это так. Например, его «Привіт, Синичко!» и «Шкiльна драма» связаны с перипетиями на выпускном экзамене у моего сына Алексея. Ярослав относился к Леше, как к родному. А Лешину дочку Зоеньку просто обожал. Она у него сидела на голове в прямом и переносном смысле слова…
В тот день, 4 августа, Стельмах решил съездить на дачу. Прощаясь, сказал жене: «А ти мене поцiлувала непарно». — «Ну хiба ж я рахувала?» И они снова обнялись. Сын Алеша, с улыбкой наблюдая за ними, заметил: «Ну что же вы прощаетесь, как навечно». И Ярослав ушел к машине… Уже после похорон обнаружилось, что в то утро он подписал свою книжку внучке Зоечке. Последними строками в его жизни стали: «На щастя, на посмішку…»
4585Читайте нас у Facebook
