Елена Стяжкина: "Все нуждаются в прощении: и те, кто уехал из Донбасса, и те, кто там остался"
Елена Стяжкина, профессор Донецкого национального университета, за последний год стала одним из самых активных адвокатов украинцев, оставшихся на оккупированных территориях, и одним из самых настойчивых спикеров, говорящих от имени тех жителей Донбасса, кто не может публично заявить о своей позиции, ибо там это смертельно опасно.
В интервью «ФАКТАМ» Елена Стяжкина утверждает, что именно воины и патриоты, в том числе живущие в оккупации, сыграют решающую роль в построении будущего Украины. Но, чтобы услышать их уже сейчас, нужно продолжать общение с людьми, ставшими заложниками войны.
— В течение полутора лет оккупации Крыма и части Донбасса мы часто слышим от политиков и чиновников, что захваченные территории «будет очень сложно вернуть в Украину». Мол, оставшиеся там граждане инфицированы идеями сепаратизма и не желают жить в едином государстве. А вы во всех выступлениях утверждаете, что «Донбасс — это Украина». Что придает вам такую уверенность?
— Идея «донбасской отдельности» — абсолютный фейк. Два года назад ее не было. «ДНР/ЛНР» — это не образ будущего. Это челночный бег по свистку из Кремля. В марте 2014 года в установке Москвы ключевым было слово «федерализация». В апреле побежали возвращать Януковича. В мае о нем благополучно забыли и провели «референдум» за «ДНР/ЛНР», чтобы следующим утром проснуться в России. В июне—июле 2014-го идея, транслируемая Кремлем, звучала как «Южный федеральный округ». «Новороссия» тоже звучала…
Не запутались еще в «стабильных» образах будущего Донбасса? Тогда продолжим.
В сентябре 2014-го, после Минска-1, в повестку дня захватчиков и коллаборационистов включили пункт о «федерализации». В ноябре — неожиданно для многих, особенно желающих жить в РФ, — главной темой стала независимость «ДНР/ЛНР», в том числе и друг от друга. В феврале 2015-го Минск-2 ненадолго снизил градус навязанной «мечты», и вожаки-гауляйтеры заговорили об автономии в составе Украины. Более того, взялись править Конституцию страны. Но затем кремлевская концепция в который раз поменялась, и вожаки снова объявили, что пойдут в наступление, чтобы полностью «освободить» Донецкую и Луганскую области от «фашистов».
Нужно понимать, что все эти громкие заявления кукольных правителей маскарадных «республик», все эти «праздники» и «парады» — часть грамотно разработанной в Кремле пропагандистской кампании с целью вызывать ненависть к Донбассу у всей Украины. Москве важно добиться, чтобы все заявления марионеток, их комментарии и записи в соцсетях воспринимались как «всеобщее мнение» оставшихся в оккупации людей. Таким образом, складывается образ «невменяемых, кровожадных, глупых, неблагодарных подлецов», от которых нужно отказаться.
Голоса, которые доносятся к нам с оккупированных территорий, это преимущественно голоса предателей, которые «поют» по указке Кремля. Они не имеют ясного представления о будущем. Предавая и убивая, они просто обогащаются, здесь и сейчас набивают карманы на человеческом горе. Они сбегут по первому сигналу. Им вообще не важно, что будет с Донетчиной и Луганщиной.
— Тем не менее складывается впечатление, что государственные мужи, принимая решение о блокаде оккупированных территорий, прислушиваются именно к этим «голосам». Мол, по ту сторону линии фронта остались только сепаратисты…
— Игры в «сепаратизм» — это стратегия. Притом не наша. Это единственная стратегия, в которой Кремль может победить в некоей исторической перспективе и невоенным путем. Это опасная тенденция. Мы берем буквально из методичек Москвы несуществующее понятие и сами наполняем его смыслом. Одни пытаются бороться с тем, чего нет. Другие яростно защищают точку пустоты. Это выгодно политикам, особенно тем, которые жаждут реванша. Им ничего не надо делать, кроме как надувать эту пустоту понятием «сепаратизм».
Данное понятие выгодно некоему «экспертному» сообществу — как тема для разговоров, для сенсаций. Выгодно избирательно показывать не слишком умных людей, ностальгирующих по СССР, и называть их «сепаратистами». Выгодно не замечать оккупантов на Донетчине и Луганщине, а называть происходящее там гражданским конфликтом, эдакой борьбой за самоопределение некой «донецкой нации».
Нельзя не признать, что термин «сепаратизм» выгоден и некоторым представителям власти. Этот ярлык позволяет не решать множество проблем. Мол, нет за линией разграничения никого, о ком Украина должна заботиться, с кем нужно вести диалог, — «там все сепаратисты».
«Сепаратизм» выгоден и некоторым бессовестным силовикам, мародерствующим на блокпостах. Так им легче оправдать себя: мол, мы не воры, а борцы с сепаратистами, защищаем родину от этой чумы.
«Сепаратизм» — это и отговорка для тех, кто боится идти на фронт. Дескать, я — либерал и считаю, что раз уж люди хотят жить отдельно, то нужно дать им такую возможность.
И для тех, хороших и добрых, кто понимает, что сейчас ничего не может сделать, но чье сердце разрывается от жалости… Чтобы самому не погибнуть от этой боли, проще создать образ «сепаратиста», поверить в него и… с чистой совестью не жалеть. Не жалеть тех, кто живет в оккупации или в эвакуации, кто, возможно, уже лишился родных, дома, здоровья…
Навязываемый врагом образ «сепаратиста» дегуманизирует украинское общество. И Кремль этим явно доволен.
— Может быть, оказавшиеся заложниками пророссийского режима патриоты Украины, с которыми временно приостановлены отношения, и правда потерпят? Все равно их голоса заглушает хор предателей?
— Да, украинские патриоты на оккупированных территориях «невидимы». Они — заложники этой войны, но не молчаливые и «на все согласные» жертвы. Они — настоящие воины. Поэтому главный вопрос, который должна себе задать Украина: как быть с патриотами, от которых отгородились «колючкой»?
Сейчас мы не можем назвать имен и фамилий тех, кто помогает нашей армии, даже будучи в оккупации. Кто рисует на фонарных столбах и заборах украинскую символику и пишет на стенах, на вывесках, на… деньгах: «Донецк — это Украина», «ПТН-ПНХ». Выкладывает «красноречивые» тексты и снимки в соцсетях.
Мы не можем назвать их имена сейчас, потому что все это они делают с риском для жизни. И речь идет о многих и многих людях разного возраста, пола, образования, вероисповедания… Речь идет о тех, кто не сдался и не сдастся.
Тот факт, что сейчас они невидимы и безымянны, не отменяет необходимости в простых словах, которые должны постоянно транслироваться этим людям от имени власти и от имени общества. Это не так сложно — сказать: «Мы знаем, что вы есть. Мы знаем, как вы ждете освобождения. Мы — Украина, мы с вами».
Чем чаще будут звучать эти слова, тем меньше шансов будет у Кремля выдать войну за «гражданский конфликт» и навязать этот взгляд Европе.
— А у кого есть ясный образ будущего? Кто может стать «голосом Донбасса», который и услышат, и «учтут» уже сейчас при построении государственной политики?
— У воинов и украинских патриотов, в том числе оставшихся на оккупированных территориях, есть ясный образ будущего Донбасса. И у них нет разногласий по поводу того, что оккупированные земли — это Украина. Их голоса — решающие. Как бы они ни сердились на невнятную государственную политику, у них нет сомнений в том, что Украина — их Родина. Эти люди — стойкие, мужественные, в какой-то мере даже отчаянные. Их не сломали ни оккупация, ни угроза смерти.
Именно эти люди после освобождения Донбасса будут много лет отвечать за его восстановление, за развитие, за примирение граждан. Они это делают уже сейчас, уже сегодня сохраняя украинский дух и энергию надежды. И их немало. Даже придворные социологи террористов говорят в «кулуарах» о том, что количество «укропов» в «республиках» угрожает их безопасности.
Вынужденные переселенцы — это тоже сила будущего, которую стоило бы использовать и в настоящем. Почему на переговорах в Минске от Донбасса выступают лишь марионеточные вожаки так называемых «ДНР» и «ЛНР»? Это неправильно. Патриоты, живущие в оккупации, понятно, не могут выдвинуть своих лидеров для этого формата переговоров. А переселенцы и могут, и готовы.
— Но ведь нельзя отрицать, что многие там работают на оккупантов и не хотят возвращения Донбасса под контроль украинской власти?
— Нужно понимать, почему человек остался. И в какой мере он сотрудничал с оккупантами. При всех оккупациях были настоящие предатели, которых, например, во время Второй мировой называли полицаями. Это, в первую очередь, правоохранители, которые давали присягу Украине, а затем перешли на службу к оккупантам. Вероятно, не стоит жалеть слова «гауляйтеры» и для солдат «информационного фронта», потому что слово в этой войне убивает так же, как и оружие. Полицаи потом уходили в обозах с нацистами, и эти уйдут…
А дальше идет категория людей, которым пришлось принять непростые решения. Например, остаться с больными родственниками. И, возможно, мести улицы, чтобы как-то выжить и досмотреть родителей. Или учитель решил остаться со своими учениками и, рискуя жизнью, преподавать им историю Украины. Ходить на работу под обстрелами, жить без зарплаты… Или врач не смог бросить пациентов, которых никто нигде не ждет…
Здесь все неоднозначно. Игры в коллективную вину — это ловушка упрощения. Каждый случай индивидуален. Все истории оккупации — и Франции, и Бельгии, и Венгрии, и Чехии — свидетельствуют, что люди вынуждены были работать на оккупантов. Для кого-то работа на врага стала единственным способом прокормить семью. Для кого-то — сознательным идейным выбором. Но мы — не Сталин, чтобы огульно, не разбираясь, осудить всех, кто остался в оккупации. Если мы строим демократическое государство, то не можем так поступить.
— Некоторые вынужденные переселенцы объясняют нежелание возвращаться на Донбасс даже после его освобождения так: «Как мы будем жить с ними?». В смысле — с теми, из-за кого вынуждены были уехать…
— Нет никаких «мы» и «они». Все люди хотя бы раз в жизни заблуждались, поддавались искушению, совершали то, о чем стыдно говорить и вспоминать. И масштабы этих проступков должны быть оценены адекватно и ими самими, и обществом, и законом. Мне не встречались святые люди. Но те, кого можно назвать почти святыми, никогда не позволили себе ничего обидного или осуждающего в адрес жителей оккупированных территорий.
А выродки были во все времена и во всех странах. С теми, кто предал Родину, присягу — поступать по закону. Безусловно, террористов и полицаев, которые не уйдут вместе с оккупантами, нужно судить и наказать в соответствии с законом. И тех, кто захватывал здания, пытал, убивал. И тех, кто им способствовал: силовиков-предателей, пропагандистов, сознательно разжигавших войну и обманывавших людей.
Их наказание — это зона ответственности государства. Если государство не выполнит эту задачу, то процесс примирения будет фальшивым, а патриоты, которые пострадали от предателей, этого не поймут. Предатели же великодушия точно не оценят. Предательство часто следует из моральной идиотии, так что безнаказанность будет порождать не примирение и прощение, а рецидивы.
— А как потом находить общий язык с теми, кто не «пособничал», но и не протестовал: жил себе, ходил на работу, водил детишек на парады и был вполне доволен тем, что в городе по-прежнему чисто?
— Страх парализует, лишает воли. Никто из нас не знает, как поступил бы сам: не знает, способен ли он на голодную смерть, на протест или противостояние, если он сам или его родственник оказался в заложниках местного гестапо-МГБ («министерство государственной безопасности» так называемой «ДНР». — Авт.).
Здесь нужен профессиональный и продуманный подход, ориентированный на то, какой мы видим Украину в будущем. С теми, кто отравлен фашистской пропагандой, надо разговаривать. Но сначала — обеспечить режим «тишины», отключив информационно отравляющие российские телеканалы. А далее будет диалог. Нелегкий и неприятный. Мы наверняка, услышим: «Почему вы нас бросили, не оставив выбора?». И в этих словах есть доля истины. Кого-то бросили лично мы, кого-то — предприятие, кого-то — государство… Мы все нуждаемся в прощении: и те, кто уехал из Донбасса, и те, кто там остался.
И еще важный момент для установления мира на Донбассе — это энергия восстановления. Старики, пережившие Вторую мировую, хорошо помнят эту энергию. Общее дело. Общая радость. Зримое и ощутимое улучшение: вот здесь, на этой улице, вместе разобрали руины разрушенного дома, отстроили взорванный мост, собрали сиротам портфели в школу. Общее дело дает ощущение общей страны. Страна, мы — это и есть Родина.
— Вы тоже уже год в эвакуации. Вернетесь, когда город освободят?
— Донецкий друг рассказал мне о своем сне: «Снились наши танки с украинскими флагами. Как будто они в Донецке. Проснулся… Хотелось заснуть снова и смотреть-смотреть этот сон»… Я хочу вернуться. Я вернусь. Да.
*На снимке в заголовке: Елена Стяжкина на презентации в Киеве своей новой книги «Один талант». Фото автора
8815Читайте нас у Facebook
