"Еще в 1982 году Андропов приказал создать в Украине главный центр психотроники"
Как отмечено в аннотации, «речь идет о борьбе мафиозных структур за обладание психотронным оружием и их противостоянии со спецслужбами некоторых стран». В предлагаемом читателям «ФАКТОВ» фрагменте повести автор излагает собственную версию о попытках разработки технологий, позволяющих дистанционно воздействовать на психику человека и управлять поведением больших групп людей, а также об исследованиях в этой загадочной области знаний, которые проводили научные коллективы в Москве, Киеве и других городах бывшего СССР.
Этот детектив может заинтересовать, в частности, тех, кто помнит, какой ажиотаж тема управления человеческой психикой вызывала у читателей массовых периодических изданий в 80—90-х годах прошлого века.
«Лаборатория психокоррекции, которую возглавлял академик Игорь Смирнов, занимала в Московской медицинской академии несколько комнат. Правда, попасть туда мог далеко не каждый. На бронированной двери — кодовый замок, под потолком — миниатюрная камера, спрятанная среди элементов декора. Сбоку от дверей — серый телефон без дискового набора, подняв трубку которого можно сразу же услышать строгий женский голос: «Вы к кому?» На самой двери ни табличек, ни номеров, лишь темно-коричневый дерматин. Эта граница отделяла мир от какой-то таинственной жизни, протекающей по другую сторону порога.
В академии эти помещения называли просто «лабораторией Смирнова». Правда, мало кто догадывался о том, какие опыты там проводили, а о сути и цели этих исследований никто из посторонних, разумеется, знать не мог.
Аура секретности, окружавшая лабораторию, порождала массу слухов, но долгое время об этом предпочитали не говорить. Ну мало ли что там КГБ изучает! А в том, что без органов в закрытых помещениях не обходилось, уверен был каждый в академии, но догадок вслух не высказывал никто, избегая обвинений в болтливости. Даже младшие научные сотрудники, люди обычно молодые и любознательные, проходя мимо таинственных дверей, старались не смотреть в их сторону, словно там ничего такого и не было.
Правда, периодически в академии то секретарь парткома, то председатель месткома, а то и какой-нибудь представитель ректората авторитетно заявлял, что в лаборатории изучаются методы лечения людей от алкоголизма. Без сомнений, заявления всех этих уважаемых людей вполне могли соответствовать действительности — проблема пьянства тогда была актуальной, и в стране, где народ «отмечал» все подряд, существование подобного научного коллектива, занимающегося столь благородным делом, казалось бы, подозрений вызвать не могло. И все-таки слишком явная закрытость лаборатории порождала сомнения в искренности заявлений руководства академии, но об этом предпочитали не распространяться, не без оснований полагая, что за высказанное вслух недоверие КГБ по головке не погладит.
Основатель и руководитель лаборатории Игорь Викторович Смирнов посвящал работе и все свое свободное время. Когда он возглавил ее, ему было всего 28 лет.
Прошлое у Игоря Викторовича было необычным. Смирнов — его фамилия по матери. А законным отцом его был не кто иной, как знаменитый начальник сталинского СМЕРШа Виктор Абакумов. Вместе с семьей его арестовали в 1951-м, и маленький Игорь ходить учился в тюрьме. Расстрелянного отца он не помнил и о своем происхождении узнал много лет спустя. Однако эти факты его биографии не помешали Игорю Викторовичу сделать впечатляющую научную карьеру в советские времена. Его методика, позволявшая соединить компьютерную технологию и человеческую психику, творила чудеса.
…В середине восьмидесятых Смирнов все дни, а иногда и ночи проводил в лаборатории (вероятно, потому и отрастил небольшую бородку, чтобы не возиться с бритьем). Нередко, погруженный в свои мысли, он выходил из здания академии на улицу и изумлялся, что с неба сыпался мокрый снег — вроде вчера еще стояла золотая осень…
Иногда он вспоминал, как все начиналось.
Смирнов, как и несколько других ученых, занявшихся из чистого научного любопытства психодиагностикой и психокоррекцией, стал объектом пристального внимания оборонщиков и «комитетчиков». Мешать им не мешали, просто следили за каждым шагом. Но об этом Смирнов узнал позже, когда его пригласили поговорить в одно из зданий на Лубянке. Честно говоря, направлялся туда молодой ученый с тяжелым сердцем, ожидая худшего. Но, к счастью, его дурные предчувствия не оправдались. Более того, в КГБ с ним говорили доброжелательно, хвалили за прорывные исследования и, самое главное, в конце беседы предложили финансировать работу и создать условия, чтобы не отвлекаться на мелочи вроде поиска помещений, оборудования, специалистов. О зарплате просили не беспокоиться, пообещав, что «на жизнь хватит», да и с квартирой вопрос должен был решиться в течение двух-трех месяцев. В случае согласия он становился руководителем секретной лаборатории. Конечно, с мыслью о публикациях в открытых научных изданиях пришлось расстаться — работы предполагались настолько закрытые, что даже круг своих друзей и приятелей Смирнову рекомендовали пересмотреть.
После того памятного разговора Смирнов возвращался к себе домой в некотором смятении чувств, когда восторг сменялся сомнениями и наоборот. Ему просто не верилось, что вот так запросто ему отвалят денег, дадут людей, помещения, и он при этом будет просто заниматься любимым делом. Все это казалось фантастикой.
Но его не обманули. Уже через неделю Смирнов переехал в цокольное помещение Медицинской академии, где в нескольких комнатах, обставленных новой мебелью, его поджидали семь человек подчиненных. «Пока семь», — с извинениями сказали его новые друзья с Лубянки. Требуемое оборудование было доставлено в лабораторию в течение еще одной недели.
Перестав удивляться и быстро войдя в роль человека, которого считают незаменимым, Смирнов вытребовал в КГБ право на самостоятельный подбор остальных сотрудников. Там не возражали, понимая, что специалисту виднее, но попросили согласовывать кандидатуры, доходчиво пояснив молодому ученому, что лабораторию создавали не для того, чтобы превратить ее в проходной двор для всяких шпионов и предателей. Смирнов согласился сразу, понимая, какой груз ответственности лег на его плечи. А ему понадобились не только медики, но и физики, программисты. Кто знает, как быстро он сформировал бы коллектив лаборатории, если бы не хорошая зарплата для сотрудников и возможность в течение пары лет получить квартиру. Поэтому, когда Смирнов предлагал нужному специалисту перейти к нему в лабораторию и называл при этом условия, согласие следовало, как правило, незамедлительно.
Он собрал отличный коллектив, светлые головы, как любил иногда выражаться его заместитель по кадровой работе доцент Лаврентьев.
Конечно, некоторым особо амбициозным сотрудникам, мечтавшим о научной славе, досадно было жить в вакууме, но, в конце концов, с таким положением дел мирились, предпочитая конкретную синицу в руках ненадежному журавлю в небе.
Да, те времена Игорь Смирнов вспоминал потом как райские. Финансы — сколько попросит, любые заказы лаборатории выполнялись немедленно на серьезных заводах, обозначенных в переписке как почтовые ящики, и доставлялись лично в руки. Зарплата всегда вовремя, а премии сопровождали каждое движение вперед.
Постепенно пришла убежденность, что мир, в котором оказался коллектив лаборатории, живет по особым правилам, которые действуют только в ее пределах. И главное, подчиненные Смирнова осознавали: людей, честно и добросовестно выполняющих свое дело, в этом мире ценят по достоинству. Выходя из помещения лаборатории, они шли по коридорам Медицинской академии с гордо поднятой головой и чувством превосходства над всеми остальными, кому приходилось добывать хлеб насущный в тяжелой борьбе за выживание. Они не сбегали во время работы, чтобы купить какой-то дефицитный товар, выброшенный в магазине, им не приходилось унижаться перед руководством, дабы выбить путевку в санаторий, в их карманах было достаточно денег, чтобы не клянчить «десятку до зарплаты» у коллеги по работе. Все эти вопросы решались быстро кем-то там наверху, о ком и знать было не обязательно. Словом, этот мир заботился о своих. Поэтому, начиная рабочий день, каждый сотрудник старался доказать, что Смирнов, пригласив его на работу, не ошибся.
В 1987 году американцы опубликовали свои идеи по неосознаваемой психодиагностике. На Лубянке срочно запросили экспертную оценку. Когда Смирнов познакомился с этими исследования, он был радостно удивлен: мы — далеко впереди! Уже тогда в его лаборатории появились изготовленные по его заказу компьютерные платы, с помощью которых кодировалась словесная команда для пациента.
Из КГБ в лабораторию регулярно приходили сотрудники. Это были специалисты, разбирающиеся в тонкостях той работы, которую проводил Смирнов. Каждый раз Игорь Викторович с гордостью демонстрировал свои новые успехи. Кстати, после американских публикаций по неосознаваемой психодиагностике Смирнов предложил своим комитетовским кураторам убедиться на практике, насколько серьезным был отрыв достижений его лаборатории от заокеанских. Для опыта был взят один их младших научных сотрудников Медицинской академии, хороший специалист, но, как говорили шепотом его коллеги, склонный к злоупотреблению алкоголем. Правда, на работе он не употреблял, ни-ни, но вне академии уже сдержаться не мог. А надо сказать, что иногда для поддержания легенды, что лаборатория занимается исследованиями в области лечения алкоголизма, туда заводили некоторых сотрудников Медицинской академии, соседних вузов, которые не могли справиться с пагубной привычкой, и успешно лечили их.
Так и в этот раз. Предложили в общем порядочному, хотя и безвольному, человеку излечиться, и он с радостью согласился. С его слабостью боролись жена, друзья детства, трудовой коллектив, наконец, он сам — все безрезультатно! А специалист-то был неплохой, имел даже грамоту от руководства за достигнутые производственные успехи и примерную дисциплину. Словом, спасать нужно было достойного члена общества.
Представители КГБ в тот день разместились в специально оборудованной комнате, которая позволяла через мониторы наблюдать за сеансом излечения пациента. Они хорошо видели, как в помещение, где проводился опыт, завели опрятного, стеснительного человека средних лет и посадили его в кресло в центре комнаты, перед компьютером, предварительно надев наушники. На экране мелькала графика, в наушниках, и об этом знали сотрудники госбезопасности, раздавался приятный шумок. Шумок непростой: в нем скрыты вопросы в самую «душу» о главном: семья, работа, деньги, профессия, учеба, наука, секс, политика, алкоголь, криминал и прочее. Датчики вводят в компьютер реакции пациента на эти бесшумные вопросы. Причем ответы на них идут из подсознания, то есть пациент сам не подозревает о своих пристрастиях. И когда он уйдет, в лаборатории расшифруют картину его «души», рейтинг его ценностей: что думает о мире и своем месте среди людей, чего хочет, чего боится. Это половина работы — диагноз.
Вторая половина — коррекция: негативные, асоциальные устремления пригасить, даже снять, позитивные — усилить. Дали человеку послушать любимого Вивальди, а в музыку заложили не вопросы, а, скажем так, «советы». Пациент их не слышит, но усваивает.
Сеанс вроде ничем не примечателен, но сотрудникам КГБ было интересно, чем он закончится. Смирнов тогда пообещал, что через пару недель в человеке начнутся перемены. В Комитете госбезопасности за пациентом установили наблюдение, чтобы убедиться в результативности метода. И вскоре заметили, что человек тот бросил пить, свободное время проводит с семьей, на работе стал задерживаться, будто догнать хотел упущенное. Жена не нарадуется, в семье лад и порядок, а на работе премию дали и в должности повысили. Сотрудники КГБ не перестают удивляться, а Смирнов смеется, чувствует, что это еще только начало.
— Если пациент душевно болен и агрессивен, то утихает. Если в корне его недуга были семейный конфликт, потрясение в раннем детстве, то они выйдут на экран из глубин подсознания и будут «забыты», дезавуированы по приказу врача. И, вполне возможно, что человеку после такой коррекции отменят грубый психиатрический диагноз, с которым он прожил годы. Если он безнадежно болен и время его истекает, то отойдет в мир иной без шоковых болей и страданий, — рассказывал он на Лубянке в один из своих визитов.
В Комитете госбезопасности пообещали увеличить финансирование.
Сам Смирнов, пребывая в атмосфере перестройки, когда в стране снимались многие запреты, раскрывались тайны и секреты, все чаще стал задумываться о предназначении своих открытий. Продвигаясь в этом направлении, он понимал, каким грозным оружием могут стать те же генераторы в руках людей, которые захотят владеть ими в своих интересах.
Как-то в беседе с седоватым полковником он спросил: каковы гарантии сохранения его работ под контролем? Тот ответил не сразу. Видно было, что этот вопрос беспокоит и КГБ, находившийся в те дни под сильным прессом общественности.
— Видите ли, Игорь Викторович, — наконец произнес он, — мы с вами давно работаем вместе и что-то скрывать от вас не имеет смысла. Да, мы очень рассчитываем на то, что генераторы помогут нам бороться с враждебной деятельностью против нашего государства, побеждать преступность.
— Конечно, — заметил Смирнов, — это очень мощное оружие. Теоретически совершенствование психотроники может сделать ее более страшным и разрушительным орудием, чем атомная бомба. Эта технология способна управлять поведением людей, разрывая души, как консервные банки, изменяя импульсы мозга в соответствии с желаниями того, кто управляет генераторами. Но мы пока контролируем и работы, и использование генератора.
— Да, влияние генератора более всего напоминает искусственный гипноз: усыпляет, мощно тонизирует и побуждает к действиям, иногда крайне опасным для исполнителя. Да, действительно, может и превратить человека в биоробота. Вы спрашиваете, как долго мы сможем контролировать все это? Мы сейчас думаем над этим, очень напряженно думаем. Вы же понимаете, что в случае прекращения контроля сами исследования нужно закрывать.
— Конечно, — согласился Смирнов, — но мне кажется, уже поздно.
— Нет, не думаю. Кто бы ни стоял у руля государства, эти люди не позволят такой силе стать бесконтрольной. Другое дело, что они сами захотят им воспользоваться. Ведь вы знаете, что уже исследуются проекты не только мобильных генераторов, но и мощных транслирующих устройств, способных оказывать психотронное воздействие на население целых регионов в другой стране.
Полковник знал, что еще в 1982 году генсек ЦК КПСС Андропов приказал создать в Украине Главный центр психотроники. Основные лаборатории размещались в подземных сооружениях, удаленных на тридцать километров от Чернобыльской АЭС. В них были разработаны несколько типов психотронных генераторов и там же проведена серия проверочных опытов. Мощные радиолокационные комплексы загоризонтного действия имели прямое отношение к проблемам психотроники. Входящие в их состав фазированные решетки антенн работали и на излучение, управляя тета-дельта-ритмами мозга. Задачи управления отрабатывались на двух загоризонтных станциях — Чернобыльской и Красноярской, которые входили в единую психотронную систему с кодовым наименованием «Шар».
Ведущий конструктор секретного НИИ в Ростове-на-Дону Борис Крутиков участвовал в создании мощного пси-генератора «Градиент-4″. По его сообщению, работа такого генератора сводится к использованию электромагнитных излучений для воздействия на человеческий мозг и организм в целом. При этом тело рассматривается как электромеханическая схема. И поскольку уже имеются лучи, которые нарушают нормальную работу систем самолетов, ракет, телестанций и компьютеров, то вполне возможны и устройства, прерывающие электромагнитные импульсы мозга, что ведет к сбоям в поведении человека. В определенных условиях он может стать биороботом. Ведь стоит собрать аппарат, действующий по схеме „генератор — усилитель — излучатель — человек“, и зловещее „пси-оружие“ готово. Именно такое оружие одним из первых создал известный изобретатель, доктор медицинских наук Яков Рудаков, сотрудник одного из номерных институтов».
2528Читайте нас у Facebook
