Телохранителям, прикрывшим собой хрущева после «выстрела» в институте электросварки, директор евгений патон объяснил: «тут вас никто не обидит -- это автомат сработал! »
В советские времена в научно-технической среде циркулировали слухи о военной дисциплине и железной требовательности в Институте Патона. Ветераны--патоновцы помнят, что их директор Евгений Патон, случалось, стоял на мраморной лестнице с часами в руках и выразительно поглядывал на вбегающих и запыхавшихся работников. А в 8. 55 начинал торопиться и сам -- Евгений Оскарович приступал к работе минута в минуту.
Стал легендой случай, происшедший на одном из совещаний в ЦК КПУ. Приглашенный на него академик Евгений Патон, недолго послушав обсуждение, собрал свой портфель и уехал в институт со словами: «Мне здесь делать нечего. Работать надо!»
С патоновских принципов отношения к работе и начинает свои воспоминания об академике Евгении Патоне бывший инструктор автоматической сварки Института электросварки АН УССР Валентина Селикатова.
«У нас на работе перекуры и обсуждение футбольных баталий не допускались»
-- Евгений Оскарович придерживался правила, -- Валентина Селикатова указывает на портрет академика, стоящий на видном месте в ее квартире, -- что рабочее время должно посвящаться исключительно работе. Он считал: если на протяжении восьми часов сотрудник не трудился с полной отдачей, бесполезно оставаться после 18. 00. Так работал сам и такой же отдачи требовал от сотрудников. Поэтому в нашем институте перекуры и обсуждение футбольных баталий не допускались.
На работу директор приезжал на «Линкольне-зефире», подаренном ему правительством республики. Если шел дождь, обязательно снимал в вестибюле свои калоши 47 размера, брал их в руки, тщательно вытирал обувь и только тогда поднимался по лестнице на второй этаж.
В хорошую погоду Евгений Оскарович проходил через институтский двор, чтобы посмотреть, как хранится металлопрокат, кто и что варит, сверял работу с графиком. Во время одного из таких обходов директор увидел порезанный швеллер (стальная балка в виде буквы «П»). Рядом валялись, по-видимому, никому не нужные два кусочка металла. Узнав, что швеллер резал сварщик Володя Дорошенко, академик спросил у него: «Зачем?»
Хочу объяснить, что по требованию Евгения Оскаровича в институте велся строгий учет расхода материалов, металл резался только с разрешения начальника отдела технологий -- будучи рачительным хозяином, директор считал каждую копейку. Батя (так сотрудники называли Евгения Оскаровича, который частенько употреблял обращение «батенька») мне всегда говорил: «Если на тебя потрачен рубль, а ты отдашь рубль и две копейки -- две копейки тоже прибыль!» Может быть, недоброжелатели назвали бы это скупердяйством, но у нас был заведен такой порядок.
Дорошенко выполнял просьбу ведущего конструктора СКБ Володи Патона, но решил не выдавать старшего сына директора и ответил: «Очень надо было, Евгений Оскарович!» Думал, поругает старик, и дело с концом. Но в результате вышел приказ: «За нарушение трудовой дисциплины (без разрешения такого-то числа был порезан швеллер) оштрафовать сварщика Дорошенко В. А. на 30 рублей».
Когда Володю Патона попросили поговорить с Батей по поводу отмены взыскания, он сказал: «Это бесполезно. Лучше попрошу помощи у начальника отдела». Узнав подробности происшедшего, начальник пошел к директору. Защитнику Евгений Оскарович ответил: «Приказ переделываться не будет. Дорошенко резал металл без разрешения». А тем временем вызвал своего сына и распорядился: «Из-за тебя пострадал рабочий. Пойди и сейчас же верни ему 30 рублей, которые с него удержат!»
«В программу высшей школы академик Патон добавил бы курс хороших манер»
-- Однажды заместитель директора по хозяйственной части Афиногенов узнал, что на даче Патона невозможно полить участок из-за проржавевших труб, -- продолжает Валентина Степановна. -- Преисполненный самых добрых намерений, замдиректора вызвал сварщика Сашу Притужалова: «Выпиши 24 метра дюймовых труб, возьми газосварочный аппарат, и с утра тебя отвезут машиной в Бучу» -- и выдал подчиненному наряд на выполнение работ.
Когда директор института увидел на своем дачном участке сотрудника (в послевоенные годы у нас работали 63 человека, которых Батя знал в лицо), спросил с удивлением: «А ты что здесь делаешь?» -- «Как что? Чиню, Евгений Оскарович». Взяв наряд у рабочего, академик вынес из дома деньги: «За сделанную работу тебе 25 рублей хватит? За трубы рассчитаюсь в институте». Утром следующего дня в институте висел приказ: «За расхищение государственного имущества уволить замдиректора по хозяйственной части Афиногенова».
В 1946 году защитил диссертацию начальник электроотдела института Боря Патон. Евгений Оскарович пригласил некоторых молодых инженеров отметить это событие у себя дома, на Тимофеевской, 21 (сегодня улица Михаила Коцюбинского). На торжестве присутствовали две женщины: жена Евгения Оскаровича Наталия Викторовна и я. Коллеги провозглашали тосты, закусывая картошкой с селедкой и передавая друг другу колбасу, винегрет. За столом стало шумновато. Академик заметил: «Среди вас одна молодая женщина сидит, а вы ей слова не даете». Послышались реплики: «Да кто ей не дает? Пускай говорит!»
Все мои познания сразу улетучились. Хорошо, что я получила время собраться с мыслями -- Батя обратил внимание на мою пустую рюмку и сказал: «По правилам хорошего тона за дамой ухаживает сидящий справа молодой человек» (сидевший со мной инженер покраснел как рак). И Евгений Оскарович налил мне вина. Я встала и предложила тост: «Давайте выпьем за виновника торжества и пожелаем ему столько горя и несчастья, сколько капель останется в наших бокалах!» Все одобрительно загудели: «О, мировой тост!» -- и выпили до дна.
Евгений Оскарович заметил: «Хочу сказать: хотя вы и дипломированные специалисты, но еще не интеллигенты. Раньше инженер умел себя держать, вести беседу, никто за столом так не орал, как вы. Сейчас времена изменились. Я бы в программу высшей школы ввел трехгодичный курс хороших манер». И обратился к жене: «Наверное, Наташа, нам следует уходить -- молодежи нужно порезвиться… »
«Увидев специалисток с косичками, Евгений Оскарович признался: «Ждал пусть хромых, но парней»
-- В восемь часов вечера 8 мая 1945 года киевский поезд увозил четырех дипломниц Московского сварочного техникума, среди которых была и я, -- вспоминает Валентина Селикатова, -- на практику в Киев, к академику Евгению Оскаровичу Патону. 120 километров до Малоярославца ехали шесть часов. В два часа на этом вокзале в наш общий вагон влетели люди с криками «Ура! Победа!» Все и плакали, и смеялись, угощали друг друга самогонкой. А мы, девчонки, радовались, что учеба заканчивается, мы станем специалистами и сможем свободно гулять после 23. 00, так как отменяется комендантский час. Проезжая через Днепр, приникли к окну: никогда не видели такой широкой реки! Так же, как и цветущих каштанов, которыми нас встретил майский Киев.
В 1945-м кабинет директора Института электросварки находился в двухэтажном желтом здании по улице Короленко, 94 (сегодня Владимирская). 75-летний академик сидел за огромным дубовым столом, предложив присесть и нам. Посмотрев на прибывших 19-летних специалисток с косичками (я тогда весила 47 килограммов), чистосердечно признался: «Ждал пусть хромых или кривых, но парней. Но поскольку техников-технологов выпускает только ваш техникум, вас возьму. Хотя считаю, что женский удел -- три «к»: киндер, кюхе и кирхе. Умным женщинам удается совмещать семейные заботы с занятиями гуманитарными науками. Выбрав техническую специальность, слабый пол обязательно потерпит поражение либо в семье, либо в карьере».
После такого вступления Евгений Оскарович перешел к делу: «Что же вы знаете об автоматической сварке?» Пришла наша очередь честно признаться: «Ничего». Автоматическая сварка начала применяться в 1943--1944 годах, поэтому в учебниках о ней ничего не говорилось. Сразу дипломных работ академик Патон нам не дал, предложив освоить премудрости автоматической сварки. На практику ушло три месяца. Защитились мы только в октябре, тогда как остальные выпускники получили дипломы уже в августе.
После моего распределения в московский трест твердых сплавов я получила письмо от Евгения Оскаровича с приглашением на работу в Киев. Начальник треста профессор Вейс сказал: «Получить такое предложение от великого академика Патона очень престижно. Поэтому я не буду поднимать вопрос о том, что вы не отработали положенные три года. Езжайте!» В декабре 1945 года я приступила к работе инструктора автоматической сварки.
Как-то в институте готовились к визиту первого секретаря ЦК КП(б)У Хрущева. Евгений Оскарович не любил, когда сотрудники слонялись без дела, и распорядился прикрыть в одном из помещений двух такелажников -- во время экскурсии у них не было никакой работы. Речь шла о Злочевском и Подлесном, в войну оказавшихся под немцами, из-за чего потом их никуда не принимали на работу. Здоровенные мужики были! Вдвоем втаскивали с улицы в мастерскую 37-тонный пресс для испытания образцов сварных соединений на прочность.
Рабочих спрятали на складе, но когда Никита Сергеевич в сопровождении директора проходил по институту, они специально подошли к Хрущеву с вопросом: «Почему такая несправедливость? В войну нас мучили немцы, теперь -- свои нигде не берут… » Первый секретарь ЦК поручил помощнику записать фамилии и разобраться. Вскоре решился вопрос с их пропиской в Киеве и трудоустройством.
Экскурсия по институту продолжалась. Руководство зашло в автозал, где я как раз испытывала автомат для приварки шпилек. Он работал, как пистолет: в дуло вставлялся стержень, при нажатии кнопки срабатывал контактор, и сварка сопровождалась хлопком, напоминающим выстрел. Когда охранники Хрущева услышали этот звук, сразу же встали впереди Никиты Сергеевича, а Батя так спокойно им говорит: «Так это же автомат сработал -- тут вас никто не обидит!»
«Узнав о моей болезни, директор института через три дня вручил мне санаторную путевку»
-- Кажется, в 1948 году в нашем институте проходила конференция, на которой обсуждался вопрос применения сварки в мостостроении, -- рассказывает Валентина Степановна. -- Возвратившийся из командировки по США профессор Ленинградского политехнического института Окерблом доложил, что там уже строят сварные мосты. Например, такой мост работает через реку Ниагару. Но профессор НИИ мостов из Москвы Евграфов напомнил: построенный Институтом электросварки мост через Истру не простоял и двух месяцев. В своем выступлении Евгений Патон обнародовал причины его разрушения -- неоднородность стали и клепано-сварная конструкция.
Во время перерыва министр путей сообщения СССР Лазарь Каганович обратился к директору Института электросварки: «Почему мост через Ниагару действует, а у нас рушится?» -- «Так там же платят за качество сварного соединения, а не за погонный метр, как у нас», -- ответил академик Евгений Патон.
Евгений Оскарович ко всем относился одинаково, любимчиков у него не было. Но всегда ставил нам в пример научного сотрудника Соню Островскую: «Софья Аркадьевна сделала бы так-то, а вы не додумались… » Действительно, Соня была умницей и настоящей трудягой, а вот семейная жизнь у нее не сложилась. Будучи высококлассным специалистом, готовить совсем не умела. Как-то посетовала: «Решила испечь блинчики, а они все оказались на мне!»
Из-за болезни в 1947 году я очень похудела. Батя поинтересовался, что случилось. «Так и так, -- отвечаю, -- много болею». Евгений Оскарович тут же предложил мне путевку в Ялту. Через два дня уточнил, оформила ли я курортную карту. Я не смогла пройти рентген, потому что тогда пленка была настоящей проблемой. Академик договорился со своим врачом о рентгене и заключении о моем состоянии здоровья.
У меня оказалась открытая форма туберкулеза. И опять Евгений Оскарович переговорил с каким-то очень известным фтизиатром, который рекомендовал немедленное лечение в туберкулезном санатории поселка Сосновка Черниговской области. Через три дня я держала в руках необходимую путевку. Тогда мне было всего 21. Через год я вышла замуж, родила сына, хотя все боялись, что недуг может возобновиться…
В то время отпуск по уходу за ребенком не существовал, рабочим распорядком предусматривались часы для кормления. Но в нашем институте каждое увольнение-выход через проходную следовало подписывать у директора. Мне было очень тяжело. Чувствуя, что подвела Евгения Оскаровича, я уволилась. Всегда вспоминаю его убеждение, что женский удел -- дети, кухня и гуманитарная наука.
P. S. Сегодня, 12 августа, в 13. 00 на Байковом кладбище состоится возложение цветов на могиле Е. О. Патона. Отправление автобуса от 4 корпуса Института электросварки им. Е. О. Патона в 12. 00.
470Читайте нас у Facebook
