«После аварии на ЧАЭС Щербицкий пошел против воли Москвы, распорядившись эвакуировать детей»
Говорят, для объективной оценки вклада личности в историю должно пройти как минимум пятьдесят лет после ее смерти. Владимир Васильевич Щербицкий, руководивший Украиной в составе ССCР семнадцать лет, ушел из жизни за сутки до своего 72-го дня рождения. Экономика УССР за годы правления Щербицкого выросла в четыре раза, а численность населения увеличилась на девять миллионов человек. При этом он все еще остается одной из самых противоречивых, хотя, безусловно, сильных политических фигур в современной истории нашего государства.
Одни называют Щербицкого любимцем Кремля, другие — костью в горле союзных властей. В подтверждение этому рассказывают о ситуации 1985 года, когда после смерти очередного генсека Константина Черненко в Москве началась борьба за власть. В тот момент Владимир Васильевич во главе советской делегации проводил переговоры в Вашингтоне с президентом США Рональдом Рейганом о ядерном разоружении, а затем встречался со спикером конгресса О’Нилом, который сказал: «Если бы Щербицкий родился в Соединенных Штатах, то непременно стал бы одним из лидеров нации». Опасались этого, судя по всему, и в Москве. Чтобы не допустить Щербицкого, чей голос стал бы решающим при выборе нового руководителя советского государства, к участию в борьбе за кремлевский трон, на сутки задержали вылет делегации СССР из Нью-Йорка. Владимир Васильевич опоздал на историческое заседание Политбюро, где с подачи руководителя советского МИД Андрея Громыко генеральным секретарем избрали Михаила Горбачева.
Многие упрекают ВВ (так первого секретаря ЦК КПУ называли практически все его подчиненные) в русификации Украины в период его руководства республикой. Но немногие вспоминают о том, что именно по инициативе Щербицкого в 1989 году был подготовлен и принят закон о языках, согласно которому государственным языком в Украинской ССР является украинский, а в местах компактного проживания граждан других национальностей допускается использование языка нацменьшинств в делопроизводстве, сфере образования и некоторых других отраслях.
До сих пор звучат обвинения в адрес Щербицкого в том, что спустя пять дней после Чернобыльской катастрофы в Киеве прошла первомайская демонстрация. А его скоропостижную смерть накануне рассмотрения в Верховном Совете УССР вопроса об аварии на ЧАЭС и ее последствиях некоторые называют самоубийством… Судя по всему, в современных реалиях и ста лет будет мало для оценки вклада личности в историю.
О Владимире Щербицком «ФАКТЫ» при содействии Бориса Воскресенского поговорили с многолетними его соратниками и друзьями — президентом Академии наук Украины Борисом Патоном и председателем Президиума Верховного Совета УССР (1985—1990 гг.) Валентиной Шевченко.
— Борис Евгеньевич, не секрет, что советский период истории Украины сейчас воспринимается многими неоднозначно. А как вы относитесь к тому, чтобы по случаю столетия со дня рождения Владимира Щербицкого вспомнить о человеке, который 17 лет был руководителем огромной республики?
— Отношусь положительно. Считаю, что Владимир Васильевич заслуживает, чтобы его знали, помнили и почитали. Это человек, который по-настоящему любил Украину и украинский народ. Он много ездил по стране, встречался с шахтерами, металлургами, работниками тяжелой промышленности и сельского хозяйства, молодежью. Умел слушать людей и понимал их проблемы. Все делал для того, чтобы они хорошо жили. Щербицкий сделал много полезного в области экономики, культуры, внес весомый вклад в науку. Я, кстати, имел честь вручить Владимиру Васильевичу медаль лауреата Ленинской премии.
— Борис Евгеньевич, как вы познакомились со Щербицким?
— Это было лет 60 назад в Москве. Владимир Васильевич тогда занимал пост секретаря ЦК КПУ, а познакомил нас секретарь ЦК КПСС Аристов. С тех пор мы много раз встречались с Владимиром Васильевичем… Бывает, позвонишь ему по «вертушке», а его в это время нет в кабинете, где-то занят. Но спустя час-полтора Щербицкий обязательно перезванивал сам: «Борис Евгеньевич, вы что-то хотели?» — «Да хотел с вами увидеться». Он говорит: «Пожалуйста, приходите. Когда вам удобно?» Я: «А вам когда удобно?» Щербицкий: «Нет, приходите, когда вам удобно». Вот так было…
* Щербицкий часто бывал на украинских предприятиях, в том числе на заводе Патона
— Как Владимир Васильевич отреагировал на ваш отказ в 1975 году возглавить Академию наук СССР?
— Сказал, что не хочет, чтобы я уезжал из Киева в Москву. Предложение генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева сделать меня президентом союзной академии после отставки (по состоянию здоровья) Келдыша Щербицкий озвучил в апреле 1975-го. Вызвал и говорит: «Борис Евгеньевич, требуют вас в Москву. Как вы на это смотрите?» Я ответил: «Отрицательно». После этого Щербицкий позвонил секретарю ЦК КПСС Михаилу Суслову и передал мой отказ. Тот возмутился: «Как? Это же просьба Леонида Ильича! Передайте Патону, чтобы срочно явился в Москву!»
После разговора с секретарем ЦК Щербицкий мне признался: «А вы знаете, с меня тоже в свое время требовали. Леонид Ильич как-то предложил возглавить Совет министров СССР. Я сказал, что не могу, не подготовлен для такой работы. Брежнев удивился, мол, это ты-то, руководитель крупнейшей республики, не подготовлен? Я честно ответил, что недостаточно хорошо знаю международные дела, это не моя сфера ответственности. „Да и вы, Леонид Ильич, — сказал, — не смогли бы без соответствующего опыта работать на этой должности“… Больше Брежнев этот вопрос не поднимал».
После встречи со Щербицким я отправился в Москву к Суслову. Просидел в его кабинете около часа. Говорил в основном Михаил Андреевич, убеждал согласиться занять пост президента Академии наук СССР. В конце концов я не выдержал и сказал: «Михаил Андреевич, на такой пост палкой не загоняют». Суслов буквально испепелил меня взглядом и заявил: «Возвращайтесь в Киев, а после майских праздников мы с вами вернемся к этому разговору». Но после 9 мая мне не пришлось вновь ехать в Москву, потому что вскоре президентом Академии наук СССР избрали Анатолия Александрова.
* Борис Патон: «Владимир Щербицкий любил Украину и украинский народ и все делал для того, чтобы люди хорошо жили». Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»
— Недавно Леонид Макарович Кравчук рассказывал о том, как он стал свидетелем разговора Щербицкого с членом Политбюро ЦК КПСС, который требовал от УССР увеличить поставки мяса на нужды Вооруженных Сил. Украина, как известно, снабжала мясом всю Советскую армию. По словам Кравчука, в тот период в Украине был неурожай, и ВВ резко ответил: «Режьте меня хоть на куски, но я не могу вывезти из Украины все мясо и оставить гражданам республики кости». Неужели такой ответ остался без последствий для него?
— Эту историю знаю. О ней мне рассказывали и Щербицкий, и председатель Госплана СССР Николай Байбаков, с которым я также был знаком. Владимир Васильевич объяснял москвичам: «У нас металлурги, у нас угольщики, предприятия тяжелой промышленности. Чтобы эффективно работать, люди должны нормально питаться, поэтому я не могу увеличить поставки мяса». И отстоял интересы Украины.
Но такое удавалось не всегда. В 70-х годах в СССР начали массово возводить атомные электростанции. Появилось предложение построить такую станцию в Чернобыле. Владимир Васильевич был категорически против. Он написал об этом докладную записку в ЦК КПСС и предложил мне подписать ее вместе с ним. Я поддержал. Докладная ушла в Москву, но тогдашний министр энергетики и электрификации Петр Непорожний настоял на своем. Да еще и академик Александров его поддержал, утверждая, что советские атомные реакторы настолько безопасны, что их можно чуть ли не в спальне ставить. В общем, проигнорировали нас. А если бы прислушались к доводам Щербицкого, то не было бы на Чернобыльской АЭС техногенной катастрофы. Эту историю очень хорошо знает Валентина Семеновна Шевченко.
— Когда после аварии на ЧАЭС мы подняли вопрос об эвакуации детей, Москва согласия на это не давала, — вспоминает Валентина Шевченко. — Там заявили, что ни белорусы, ни россияне не говорят о такой необходимости, а вы паникуете…
— Более того, генсек Михаил Горбачев настоял на проведении демонстрации 1 мая 1986 года в Киеве.
— Да. Хотя Щербицкий выступал против, но вынужден был подчиниться. Однако нам удалось сократить до минимума проведение демонстрации, она длилась примерно час и 20 минут. На Крещатике присутствовали все руководители республики с женами, детьми, внуками…
Несмотря на запрет вывозить детей, мы все-таки рассмотрели этот вопрос на Политбюро ЦК КПУ. Присутствовавшие академики из Москвы, в том числе и Юрий Израэль, продолжали убеждать нас, что в эвакуации детей из Киевской, Черниговской и Житомирской областей нет необходимости. Я не сдержалась: «А если бы в пострадавшей от радиации зоне оказались ваши дети и внуки, вы бы говорили то же самое?» Они промолчали.
Я тогда расплакалась и сказала: «Владимир Васильевич, их молчание — это согласие на то, что надо немедленно вывозить детей из Киева». И Щербицкий пошел против воли Москвы, заявив: «За детей нас из партии не исключат, поэтому давайте спасать генофонд Украины — вывозить детей. Валентина Семеновна, переговорите с руководителями союзных республик, смогут ли они принять наших ребят». Все согласились нам помочь. На юге Украины и в Закарпатье также были закрыты все дома отдыха и санатории для того, чтобы разместить там эвакуированных из зоны заражения радиацией. В мае за неделю мы вывезли из Киева и трех областей 526 тысяч детей. Отправляли в автобусах, вагонах, даже «теплушках», лишь бы побыстрее отсюда. Думали, что вывозим на месяц, а оказалось — на четыре.
За это время чего только не было… Как-то Щербицкий мне сказал: «Валентина Семеновна, дети в письмах пишут, что их плохо кормят в союзных республиках, особенно недовольны те, кто сейчас в Узбекистане, Киргизии. Надо разобраться». Я полетела в Киргизию, Узбекистан, где в санаториях разместили две с половиной тысячи детей из Житомирской области. Собрала ребят на озере Иссык-Куль, рассказала им, что происходит в Киеве. Потом спрашиваю: «Ребята, кто-то из вас родителям пишет, что здесь плохо кормят. Я с вами обедала сегодня: еда вкусная, все есть…» И тут один мальчишка поднимает руку и говорит: «Нам не дають картоплю». Все засмеялись, а я сказала: «Дитино дорога, ти на Житомирщині картоплею снідаєш, обідаєш і вечеряєш, а тут, будь ласка, смакуй м`ясом, рисом, овочами і фруктами».
* Валентина Шевченко: «Владимир Васильевич отказался от резиденции в центре Киева и распорядился отдать ее территорию под строительство детской больницы. Так появился Институт педиатрии, акушерства и гинекологии». Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»
— Борис Евгеньевич, общеизвестно, что Щербицкий был фанатом киевского «Динамо». При нем команда дважды (в 1975-м и в 1986-м годах) побеждала в еврокубках. Владимир Васильевич беспокоился об организации быта спортсменов: и квартирами их обеспечивал, и машинами. Кстати, нам известно, что вы даже видели дневник Щербицкого, в котором он фиксировал интересные моменты игры…
— Владимир Васильевич действительно очень любил футбол и всегда уважительно относился к спортсменам, за что его порой даже упрекали. Я был на одном из пленумов ЦК КПСС в Москве, где некоторые члены украинской делегации говорили: «Щербицкий только футболом и занимается…» Но это ведь ложь! Он к спорту относился по-государственному, понимал, что это, среди прочего, имидж Украины на международной арене.
Да, Владимир Васильевич поддерживал футболистов, потому что они отстаивали честь клуба и республики. И это всегда было на первом месте. А уже потом футболистам помогали квартиру получить или машину купить — на заработанные деньги. Но на первом месте стояла честь. А где она сейчас? Помню, был случай, когда киевское «Динамо» уже завоевало золотые медали, а «Пахтакору» обязательно нужен был еще один выигрыш. И «динамовцы» отдали им матч. Когда ВВ узнал об этом, то устроил такой разнос: «Как? Где же ваша честь?»
Он также очень гордился ведущими украинскими литераторами и деятелями культуры. Всячески их поддерживал, в том числе и в решении бытовых проблем. Щербицкий как-то мне признался: «Вот дали мы квартиру нашей знаменитой Евгении Мирошниченко, а она в очередной раз вышла замуж и пришла опять просить новое жилье…» — «И что же вы сделали, Владимир Васильевич?» — «А что мне оставалось делать, если такой человек просит, — пошел навстречу».
— Не раз приходилось читать, что Владимир Васильевич после избрания первым секретарем ЦК КПУ отказался от резиденции в центре Киева на улице Мануильского, в которой ранее проживали все бывшие руководители республики. Такие поступки для него были естественными или это был, как сейчас сказали бы, пиар?
— Нет, не пиар. Владимир Васильевич в таких поступках действительно был искренним, жил, постоянно проверяя себя: а что скажут люди? — говорит Борис Патон.
— По поводу резиденции в центре Киева на улице Мануильского хотела бы вот что добавить, — продолжает Валентина Шевченко. — Как известно, тогда без согласия Москвы никакие важные решения в УССР не утверждались. Но Владимир Васильевич взял на себя ответственность и без согласования с центром распорядился отдать территорию резиденции под строительство детской больницы. Поручил реализацию этого проекта Елене Михайловне Лукьяновой, которая руководила тогдашним Институтом педиатрии и акушерства. Щербицкий сказал: «Наш детский центр должен быть лучше, чем в России. Проанализируйте самые современные проекты и выберите. Посещайте международные выставки медицинской аппаратуры и закупите самое лучшее оборудование. Деньги выделим из резерва Кабинета министров». Так что современный Институт педиатрии, акушерства и гинекологии появился благодаря Владимиру Васильевичу. Он также очень много внимания уделял Академии наук. Присутствовал на общих заседаниях академии и обязывал посещать их членов правительства. Более того, ВВ серьезно готовился к таким совещаниям и обязательно выступал сам.
Причем каждый раз после окончания сессии Владимир Васильевич интересовался, что полезного члены правительства почерпнули из этого заседания для себя, для решения проблем, которыми занимаются. Потому и наша украинская Академия наук развивалась очень активно, занимала передовые позиции во многих областях. В те времена не раз приходилось слышать в Москве завистливое: конечно, вы умные, потому что у вас есть Щербицкий, и вы можете получить дополнительные ресурсы. Вот Борис Евгеньевич рассказал о поставках украинского мяса на союзные нужды, но подобные ситуации неоднократно повторялись и после сбора зерновых. Из Москвы давили: миллиард пудов отдать в союзный фонд. Владимир Васильевич говорил: «Не можем дать миллиард, у нас свои потребности».
Помню, я как-то была в кабинете ВВ во время его телефонного разговора с секретарем ЦК КПСС Константином Черненко. Тогда был такой порядок — если Щербицкому звонили из Москвы, присутствовавшие выходили. Я поднялась, но Владимир Васильевич меня остановил. И я стала свидетелем такого разговора.
Черненко звонил первому секретарю ЦК КПУ, чтобы посоветоваться по поводу предложения дать Леониду Ильичу Брежневу очередную Звезду Героя Советского Союза. Владимир Васильевич на это сказал: «Думаю, что этого делать не надо. Во-первых, уже и Леонид Ильич наград не воспринимает. Во-вторых, поймите, нам очень тяжело объяснить народу, за что, за какие конкретные заслуги дали очередную звезду». Черненко говорит: «Решение уже завизировали все члены Политбюро». Владимир Васильевич взял сигарету и сказал: «Ну тогда передайте, что я воздержался». И положил трубку.
* В 1985 году Владимир Щербицкий встречался в Белом доме с Рональдом Рейганом
— Борис Евгеньевич, вы видели Щербицкого в разных ситуациях. Многие близко знавшие его люди говорят, что Владимир Васильевич очень тяжело переживал появившиеся в СМИ после отставки публикации о том, что его семья тайно вывезла в Швейцарию семь вагонов добра.
— Это все ложь.
— Вы с ним встречались, обсуждали эту ситуацию?
— Владимир Васильевич очень переживал из-за того, что его начали клеймить люди, которые крутились возле его кабинета, — говорит Валентина Шевченко. — Выпрашивали кто орден, кто — почетное звание. Тому нужна квартира, тому — Шевченковская премия. А кто-то переживал, посадят его в президиум на торжественных собраниях или нет. Эти просители первыми и предали Владимира Васильевича… И тогда впервые мы увидели Щербицкого очень больного. Его сломил Чернобыль, а окончательно подкосило предательство тех, кто все время крутился вокруг него.
— Владимир Васильевич даже собирался выступить по поводу несправедливых обвинений в свой адрес на сессии Верховного Совета УССР, — говорит Борис Патон.
— Последний раз мы с Борисом Евгеньевичем видели Щербицкого 13 февраля 1990 года и впервые — с палочкой. Настолько трудно ему уже было ходить, — вспоминает Валентина Шевченко. — В тот день мы были в Москве на пленуме ЦК КПСС, на котором Владимира Васильевича вывели из состава Политбюро ЦК КПСС. Когда на заседании сообщили об этом, весь зал встал и минут 20 стоя аплодировал…
После окончания пленума мы втроем — Патон, Щербицкий и я — вернулись в постпредство Украины в Москве и стали ждать Ивашко (тогда первый секретарь ЦК КПУ. — Авт.), чтобы вместе лететь в Киев. Было очень холодно, но Владимир Васильевич, хотя и чувствовал себя плохо, стоял во дворе и курил одну сигарету за другой.
Приехал Ивашко и предложил: «Товарищи, сейчас пойдем поужинаем, а полетим завтра». Я стала возражать: «Владимир Антонович, завтра нельзя лететь. Владимир Васильевич очень плохо себя чувствует, на улице мороз 28 градусов, надо лететь сегодня. Да и у меня через два дня начинается сессия Верховного Совета, надо подготовиться». К уговорам подключился Борис Евгеньевич, и мы таки вылетели в Киев. Приземлились уже около полуночи.
А на следующий день, 14 февраля, после обеда мне позвонил Владимир Васильевич: «Валентина Семеновна, хочу 16 февраля прийти и выступить на сессии…» Я запротестовала: «Ну куда же вы придете, ведь вы плохо себя чувствуете…» Но ВВ меня прервал: «Валентина Семеновна, вы же знаете, что сейчас говорят о том, будто я уехал, чтобы не отвечать за Чернобыль, увез семью, увез семь вагонов добра. Я хочу прийти к людям, чтобы они меня увидели. Чтобы они знали: я в Украине и никуда не собираюсь уезжать. Мне надо завтра быть на сессии…» И тут берет трубку врач и говорит: «Валентина Семеновна, ни о какой сессии не может быть и речи, у Владимира Васильевича температура 38,9, я сейчас должен его госпитализировать». И отдает трубку Щербицкому, которому я пообещала: «Владимир Васильевич, на сессии председатель Верховного Совета УССР Костюк обязательно озвучит информацию о том, что бывший первый секретарь ЦК КПУ Щербицкий живет, как и раньше, в Киеве, ни в какую Швейцарию не уезжал, а не смог прийти на заседание из-за плохого самочувствия. Это услышат все, потому что 15 февраля впервые сессия Верховного Совета будет транслироваться в прямом эфире и по телевидению, и по радио. Езжайте лучше в больницу». Щербицкий: «Ну хорошо, до свидания, Валентина Семеновна, желаю вам, чтобы сессия хорошо прошла». Я добавила: «Владимир Васильевич, я вам после сессии позвоню, а послезавтра, 17 февраля, мы придем вас поздравить с днем рождения».
15 февраля была бурная сессия, обсуждали доклад главы Совмина Виталия Масола о ликвидации последствий Чернобыльской аварии, вокруг которой велись политические игры. Депутаты бегали к трибуне, кричали, требовали привлечь к суду Щербицкого, Шевченко. Около 14.00 Костюк обнародовал информацию о здоровье Щербицкого. После работы в восемь часов вечера я собралась позвонить Владимиру Васильевичу. И тут звонит Станислав Гуренко: «Валентина, ты только не падай в обморок — нет Владимира Васильевича…» Я спрашиваю: «А где он?» — «Владимир Васильевич ушел из жизни. Сегодня. В пять часов вечера».
…Я не знаю, слышал ли Щербицкий то, что мы говорили во время сессии. Мог слышать. Наверное, слушал…
На следующий день ко мне зашли члены Политбюро во главе с Ивашко: «Валентина, надо сообщить о том, что случилось с Владимиром Васильевичем». Я сказала, что уже передан материал для председателя Верховного Совета Костюка, и он сделает заявление. Ивашко продолжает: «Давайте договоримся, где будет проходить церемония прощания со Щербицким». И тут один член Политбюро говорит: «Ну мы же договорились, Владимир Антонович, что в клубе МВД»…
Когда я это услышала, то схватила его за лацканы пиджака и изо всей силы тряхнула: «Где же ваша совесть? Да вы же вчера стояли под его кабинетом, кланялись, а сегодня вот так?» И расплакалась.
Ивашко тогда говорит: «Ну, ладно-ладно, ты только поговори с Павлычко, Яворивским и Драчом, чтобы они не поднимали никакого шума…» Но в тот день депутаты на сессии сидели тихо, уже никто никуда не бегал.
19 февраля, в понедельник, в день похорон, ВВ провожали в последний путь в клубе Кабинета министров. Планировали, что гражданская панихида будет проходить с 10.00 до 13.00, а затем катафалк уедет на Байковое кладбище. Но люди все шли, шли и шли. И только после 15.00 траурная процессия начала спускаться с Институтской улицы. А когда вышли на Крещатик, в небо неожиданно поднялась огромная стая белых голубей и кружила над гробом Щербицкого. В тот день я, как и многие другие, впервые узнала, что он любил голубей…
Вот уже 27 лет подряд 17 февраля в полдень мы встречаемся возле могилы Владимира Васильевича на Байковом кладбище. На его памятнике по просьбе вдовы Рады Гавриловны и Бориса Евгеньевича Патона высечен изумительный портрет Щербицкого. Там у него такие выразительные глаза… Кажется, что Владимир Васильевич смотрит на всех с укором: что же вы сделали с Украиной…
— Борис Евгеньевич, если бы у вас была такая возможность, что бы вы сказали Щербицкому сейчас?
— Я бы сказал, что, как и многие, — преклоняюсь перед ним, замечательным человеком, который внес громадный вклад в развитие Украины и своей жизнью и работой заслужил уважение украинского народа.
8874Читайте нас в Facebook
