Вопрос о происхождении COVID-19 дискутируется, но я разделяю мнение, что он создан в лаборатории, — Ольга Голубовская

«К сожалению, изначально на международном уровне были декларированы ошибочные методы терапии»

— Ольга Анатольевна, мнения ученых о происхождении коронавируса разделились. До сих пор достоверно не известен источник — рынок или лаборатория, хотя прошло немало времени после первых сообщений о заражении людей в китайском Ухане. Одни специалисты достаточно аргументированно убеждают нас в том, что это настоящее бактериологическое оружие, другие — что вирус все-таки природный. Ваше мнение?

— Мнения ученых разделились не только по вопросу о происхождении коронавируса, но и практически по всем вопросам, связанным с этим заболеванием, начиная от противодействия ему (помните дискуссию про маски, которая просто выходила за рамки адекватного процесса: на кого надо маски надевать — на больного или на здорового?) и заканчивая лечением.

Что касается лечения, считаю, что это вообще трагическая страница в истории человечества, потому что, к сожалению, изначально на международном уровне были декларированы ошибочные методы терапии, и мы потеряли из-за этого много людей. Так что и тут дискуссии, и они будут длиться еще много лет. Однако я всегда говорю, что мы врачи, для нас вопросы, откуда что взялось, отходят на второй план, нам надо лечить пациентов, разрабатывать методы терапии и обучать коллег. Потому что в инфекционной патологии наступил такой глобальный момент, когда медицинскую помощь начали оказывать врачи любой специальности, а для них наши протоколы непривычны, скажем так. Как для меня непривычны протоколы лечения любого неинфекционного заболевания. Эти протоколы надо пропустить через себя. Иначе врач не сможет назначать лечение, у него будет психологический барьер.

Я придерживаюсь точки зрения, что этот вирус все-таки создан в лабораторных условиях, и разделяю мнение нобелевского лауреата Люка Монтанье (французский вирусолог, вместе с Франсуазой Барре-Синусси открыл в 1983 году ретровирус ВИЧ. — Авт.), что утечка произошла случайно, из-за головотяпства, вот было такое стечение обстоятельств. Ведь исследования коронавирусов проводят в лабораториях много лет. А вот как произошла утечка — это вопрос. Думаю, что правду мы с вами не узнаем еще долго, поскольку много сведений засекречено. Пока нам выдают дозированную информацию.

— Когда вы лично поняли, что надвигается реально глобальная катастрофа?

— Как заведующая кафедрой инфекционных болезней я постоянно должна мониторить ситуацию с инфекциями в мире. Наверное, я первая в Украине запостила на своей страничке в Facebook новость, что в Ухане вспышка пневмонии. Это было 5 января 2020 года. На тот момент там заболели около сорока человек и, по-моему, восемь умерли. Я тоже сразу не очень придала этому значение, хотя инфекционисты всегда отслеживают все, что связано с пневмониями. У нас категорируются три вспышки этого заболевания: первая — коронавирусная болезнь 2002−2003 годов, которая называлась «тяжелый острый респираторный синдром» (он связан с поражением легких); потом — пандемия гриппа 2009 года, он вызывал тяжелые пневмонии; теперь — ковид с поражением легких.

Читайте также: Максим Степанов: «Нужны стимулы. Например, выдать вакцинированным пенсионерам единоразово по тысяче гривен»

Конечно, как только начался рост числа заболевших в Китае и эта страна предприняла чрезвычайные меры противодействия вирусу, стало понятно, что все очень серьезно. Поэтому мы с коллегами еще в январе инициировали многие вещи: заседание СНБО, где я говорила, что нам надо срочно делать то-то и то-то, изучать мировой опыт и т. д., подготовили протокол лечения, который актуален и на сегодняшний день.

Основные препараты, которые вошли в наш протокол, через полтора года получили доказательства эффективности. Хотя в самом начале их не было. А какие могут быть доказательства, если вирус только обнаружен? Поэтому мы на разных уровнях говорили о проблемах, просто в публичную плоскость это не выносили. Тем более в стране, где уничтожена санитарно-эпидемиологическая служба и не у дел ключевые специалисты-эпидемиологи.

СЭС разрушали под красивым лозунгом «борьба с коррупцией». Хотя я убеждена, что этим должны заниматься правоохранительные органы. Бороться с коррупцией путем разрушения государственных институций — смешно.

И вот спохватились и просто галопом вернули должности главных областных санитарных врачей и даже главного санитарного врача Украины. Сколько мы ранее говорили, что недопустимо разрушение этой вертикали в такой стране хронических эпидемий, как наша! Это же биобезопасность, в конце концов. Мы ведь неблагополучны в плане инфекционной патологии. Я вообще считаю: то, что произошло, сродни диверсии против государства. Вот и все. Наверное, это национальная игра такая: все до основания разрушим, а потом будем строить что-то новое. И с этим ничего, к сожалению, поделать нельзя.

Разработанный нами протокол лечения принимали очень сложно. Только в феврале 2020 года с приходом Максима Степанова на должность министра удалось утвердить этот документ на государственном уровне. Мне даже страшно представить, что было бы, если бы клиницисты этого не сделали. А эпидемиологи, которых тоже быстренько собрали, разрабатывали методы противодействия, механизмы введения локдаунов и прочее.

Считаю, что первый наш локдаун сыграл очень большую роль. Я понимаю, что людям и бизнесу было тяжело, но вы просто не можете вообразить того кошмара, который обвалился на наши клиники в отсутствие нормативных документов. В нашей стране, где не сильно привержены, мягко говоря, слушать специалистов, подготовить нормативные документы тоже непросто. Приходилось все преодолевать значительными усилиями.

Однако самое главное — потом эти документы имплементировать. Прошло полтора года, но до сих пор на местах не знают или недочитывают какие-то нюансы. То есть любой нормативный документ мало написать, его надо объяснить. Мы тратили на это огромные силы: читали много лекций, выезжали в регионы, работали с докторами, консультировали. Даже сейчас, честно говоря, в очередной раз ситуация тяжелейшая, однако тем не менее уже легче, так как врачи все же подготовлены.

Читайте также: Как справиться с последствиями COVID-19 — паническими атаками, ухудшением памяти, приступами головной боли: отвечает невролог

«Если бы не эта пандемия, у нас через пару лет не было бы ни инфекционных стационаров, ни врачей-инфекционистов»

— Статистика ужасает. Согласно данным на 15 ноября, за этот период на планете заразились свыше 254 миллионов человек, свыше пяти миллионов умерли, выздоровели около 230 миллионов. В Украине с начала эпидемии подтверждено около 3,2 миллиона случаев коронавирусной инфекции, скончалось более 77 тысяч пациентов, выздоровело 2,6 миллиона человек. Врачи все чаще говорят о грядущем коллапсе медицинской системы. Вы призвали в Facebook: «Защитите себя сами, так как больше некому, а врачи и медперсонал — не бесконечны». В Киеве «скорую» ждут часами. А что происходит в райцентрах и селах? Вы ведь постоянно ездите по стране.

— Перво-наперво хочу сказать, что на самом деле реальная статистика страшнее той, какую вы читаете. Потому что огромное количество людей, особенно с легкими и средне-тяжелыми симптомами, сейчас лечатся дома, их даже не фиксируют.

Более того, у нас до сих пор огромная проблема поставить диагноз человеку, у которого негативный ПЦР. В инфекционной патологии есть понятие «определение случая заболевания». Потому что мы не ставим диагноз по ПЦР. ПЦР, серологические исследования, исследования на антиген и любые другие — это те исследования, которые подтверждают наш диагноз, но не исключают его ни в коем случае. Мы с вами знаем по разным публикациям, что ПЦР от 15 до 30 процентов может быть ложно-отрицательным, но это не значит, что человек не болен коронавирусом. В определении случая это все расписано. Учитывается эпидемиологическая обстановка, контакты, в том числе семейные, изменения на КТ и прочее. А у нас до сих пор люди с явным ковидом (например, семейная вспышка), но у кого-то ПЦР негативный — и им не ставят диагноз. Более того, Национальная служба здоровья не выплачивает деньги в стационары за ПЦР-отрицательные случаи заболевания. А их может быть до трети от общего количества. Поэтому, конечно, официальная статистика отстает.

Помните, какие раньше стояли очереди на тестирование? Хотя в «красной» зоне нигде не должно быть никаких очередей, это закон эпидемиологии. В «красной» и «желтой» зонах все мероприятия должны быть направлены на разобщение, а не на скученность людей. Поэтому не важно, где человек заразится — в очереди на ПЦР или в какой-то другой. Правда, сейчас уже гораздо меньше людей тратит на время и силы на то, чтобы сделать ПЦР. Если не тяжелое течение, они лечатся дома.

И еще. Сомневаюсь, что в статистику попадают, например, данные частных клиник. Берут их те, кто этим занимаются, или не берут?

Почему мы так отстаивали СЭС? Люди не видели ту работу, которую эпидемиологи тихо и спокойно выполняли. Дело в том, что в эпидемиологии нельзя оценить событие, которое не произошло благодаря работе специалистов, предотвративших ту или иную вспышку и не давших ей раздуться до неимоверных масштабов. В Китае сейчас не могут найти людей, чтобы провести клинические исследования хороших инновационных препаратов для лечения ковида. У них нет больных. Набирают их в России, например.

Читайте также: Как отличить симптомы COVID-19 от простуды, что делать, если обоняние не возвращается после выздоровления: отвечает отоларинголог

Так вот, раньше не дай Бог было не поставить диагноз инфекционному больному, это считали серьезнейшим нарушением. Эпидемиологи очень строго следили за этим и за тем, чтобы всюду соблюдали противоэпидемиологические мероприятия.

Сейчас в стационарах творится что-то невероятное с внутрибольничными инфекциями. Потому что в подавляющем большинстве лечебных учреждений Украины сегодня вообще нет ставки эпидемиолога. Если где-то есть, то это, скорее всего, личная инициатива какого-то вменяемого главного врача. А в целом все пущено на самотек.

Что касается коллапса системы, не люблю нагнетаний и спекуляций. Потому что было тяжело даже тем странам, где финансирование медицины в десять раз лучше, чем у нас. Мы с вами видели кадры, как старики снимали с себя кислородные маски и отдавали их молодым. Мы все-таки выстояли, согласитесь. У нас госпитальная летальность абсолютно сопоставима с госпитальной летальностью европейских государств. Потому что у нас количество коек на сто тысяч населения гораздо больше, чем в цивилизованных странах. У нас были койки, были врачи, был медперсонал.

Что делали китайцы при таком массовом заболевании? За десять дней построили две больницы — одну на тысячу человек, вторую — на полторы тысячи. Хотя там количество коек достаточно большое.

Да, у нас не было кислорода. Когда я 30 лет назад начала работать инфекционистом, в каждом инфекционном отделении он был. Куда он делся за это время, не знаю.

Когда у нас хотят снять очередного министра, начинают рассказывать, как не хватает кислорода. Хотя его не хватало во всех странах. А как быть с тем, что у нас система здравоохранения не финансируется и держится только на энтузиазме врачей и медперсонала, поддержке волонтеров и неравнодушных граждан? Знаете, в стационарах мы ведь как на самой настоящей войне…

Конечно, и скорые будут приезжать не вовремя. Если их элементарно нет, где вы их возьмете? Это страшные вещи на самом деле.

А мы всегда предупреждали, что к инфекционным болезням надо готовиться. Если бы не эта пандемия, у нас через пару лет не было бы ни инфекционных стационаров, ни врачей-инфекционистов.

И еще момент. Я лично считаю, что, к большому сожалению, было сделано и рекомендовано много неправильных вещей, в том числе совершены глобальные ошибки (Голубовская не раз говорила, что в начале пандемии многих смертей можно было бы избежать, если бы первые несколько месяцев протоколы ВОЗ не запрещали назначать больным гормоны. — Авт.) на уровне и Всемирной организации здравоохранения, и центров по контролю заболеваемости, в том числе в США, только потому, что на Западе очень мало профильных специалистов. Их мало потому, что там нет инфекций, не было потребности в таком количестве инфекционистов. В 2019 году в газете The New York Times появилась большая статья с заголовком «Катастрофическая нехватка врачей-инфекционистов».

В инфекционной патологии и в эпидемиологии наши системы традиционно более сильные. Потому что инфекции всегда случаются в слабых странах и странах, находящихся в социальном кризисе.

Читайте также: Почему штамм «Дельта» ухудшает пищеварение, как принимать витамины и чем опасен избыток арбуза в рационе: отвечает диетолог

Окончание интервью с Ольгой Голубовской читайте здесь. Она ответит на вопросы, почему очередная волна оказалась столь серьезной и что государство должно сделать незамедлительно, кому следует вакцинироваться от гриппа, когда следует ожидать спада пандемии.

Фото в заголовке Facebook

18054

Читайте нас в Facebook