Диана Климкина: «Когда мама, плеснув кипятком, изуродовала мое лицо, я не хотела жить…»
Сейчас эту красивую темноволосую девушку зовут Диана Квин. Диана живет в Америке, в штате Северная Каролина. Работает поваром в престижном ресторане, водит автомобиль и имеет собственный коттедж. Ее спальня заставлена рамками с семейными фотографиями: Диана с матерью, с отцом, с братьями… На всех снимках девушка весело улыбается и выглядит очень счастливой. Она согласилась дать по телефону интервью для «ФАКТОВ».
— Я действительно счастлива, — признается Диана. Девушка говорит по-русски практически без акцента. — У меня есть родные люди и крыша над головой. Разве это не самое главное? Многие в моем возрасте (мне 27 лет) еще этого не ценят и не понимают. Я ценю. Ни от кого не скрываю, что в своей семье я — приемный ребенок. Мама и папа нашли меня в Украине. Раньше я была не Дианой Квин, а Дианой Климкиной. Бездомным ребенком с изувеченным лицом, который должен был погибнуть. Но, как говорят мои родители, у Бога на меня были другие планы.
«Начиная бить, мама уже не могла остановиться»
Драматическая и в то же время удивительная история Дианы напоминает художественный фильм. Девочка и сама не знает, как осталась жива.
— Родители считают, что мне тяжело вспоминать обо всем, — говорит Диана. — Поэтому они очень боялись отпускать меня в Украину. Не хотели, чтобы я ходила по Киеву, думала о том, что со мной здесь случилось… Но мне уже не больно. Я знаю, что все плохое позади.
Что с ней происходило до трех лет, Диана помнит смутно. Знает, что жила с мамой и бабушкой.
— Бабушка была очень доброй, — рассказывает Диана. — Она меня кормила, могла похвалить. Маме это не нравилось. Она, наоборот, была очень вспыльчивой, все время злилась. В порыве ярости могла ударить. Бабушка за меня заступалась. Когда мне было пять лет, бабушка умерла. Мы с мамой оказались вдвоем. В квартире, где жили до этого, почему-то не остались. С тех пор постоянно кочевали — мама все время находила каких-то мужчин, но больше чем на две недели ни у кого из них не задерживалась. Она не работала, только пила. А стоило ей выпить, как она становилась абсолютно неуправляемой. Начинала кричать, что я — ничтожество, которое испортило ей жизнь. Била ремнем, палкой, кулаками… Я старалась найти способ ее не злить. «Не буду плакать, ведь ее это раздражает, — твердо обещала себе, когда мама в очередной раз приходила пьяной. — Если не издам ни звука, мама успокоится». И я, стиснув зубы, терпела. Даже когда мама хватала меня за шиворот и била головой о стенку… Начиная бить, она уже не могла остановиться. Кричала, что я уродина и никому не нужна, тыкала пальцами в глаза. Тыкала так сильно, что в результате один глаз ослеп… Не знаю, почему я ее так раздражала. Может, потому, что я темнокожая? О папе знаю только, что он африканец, приехавший в Украину на учебу. Наверное, маме было стыдно, что у нее такая… черная дочь.
Чаще всего она избивала меня ночью. Я старалась не кричать, но соседи все равно слышали шум и приходили. Двери в таких случаях открывала я. Вытру кровь с лица и говорю: «Зачем вы пришли? У нас все в порядке». Милиционерам, которых вызывали соседи, отвечала то же самое. Почему? Потому что знала, что может быть еще хуже. В те редкие моменты, когда мама была трезвой, она жаловалась на свою тяжелую судьбу. Говорила, что росла в интернате, где ее били и насиловали. Из этого я сделала вывод, что в интернате совсем плохо.
По утрам мама, как правило, трезвела. И, видя мои раны и синяки, спрашивала: «Кто это тебя так?» «Это ты, мам», — тихо отвечала я. «Что за глупости? — искренне удивлялась она. — Я не могла этого сделать, ты же моя дочь!» Я молчала. Знала, что вечером история повторится и утром синяков будет еще больше. Уже и не надеялась на хорошую семью. Но знала, что, если мама бросит пить, станет лучше. Ее просить об этом было бесполезно. Поэтому я просила Бога. Мама никогда не рассказывала мне о религии, однако я как-то сама поняла, что Бог есть. Эта мысль придавала мне сил.
Хотя были и светлые моменты… Может, и не совсем светлые, зато смешные. Очень редко у мамы бывало хорошее настроение. Тогда она начинала со мной разговаривать, играть. Однажды научила играть в карты. А когда я проигрывала, обливала меня холодной водой. Да, звучит дико. Но мама ведь со мной играла, а это уже было очень хорошо.
«Чувствовала, как на голове горит кожа. Боль стала невыносимой, и я потеряла сознание»
ЧП случилось, когда Диане было девять лет. В очередной раз избив дочь, мать приказала ей приготовить суп.
— Даже немного поспав, мама не протрезвела, — содрогаясь, вспоминает Диана. — И, крикнув, что хочет есть, отправила меня на кухню. Вот только готовить суп было не из чего — на кухне было совсем пусто. Подойдя к маме, я тихонько сказала: «Мам, я с удовольствием что-нибудь тебе приготовлю. Но у нас нет картошки». «Ты ничего не умеешь, тварь безмозглая! — закричала мама. — Какая же ты идиотка! Иди готовь, кому говорю!» — «Хорошо, мамочка», — прошептала я и опять пошла на кухню. Там сделала все, что смогла: поставила на плиту кастрюлю с водой. А когда вода закипела, опять пришла к маме. «Вода кипит, — говорю. — Но мне нечего туда класть». «Ах, нечего класть? — закричала мать и, схватив меня за волосы, поволокла на кухню. — Сейчас я тебе покажу, что и куда нужно класть». С этими словами она подвела меня к плите, схватила кастрюлю и… выплеснула кипяток мне в лицо. Я зажмурилась, обхватила лицо руками… Сначала даже не почувствовала, что вода горячая. А мама, вцепившись мне в волосы, придавила мою голову к раскаленной плите. Было очень больно. До сих пор помню, как сильно пекло вот здесь (девушка дотрагивается до лба). Я чувствовала, как на мне горит кожа. Пыталась вырваться, но мама навалилась всем телом. Боль становилась невыносимой. Запахло горелым… Я потеряла сознание.
Диана очнулась на полу. Ее лицо покрылось огромными жуткими волдырями. А виски и затылок были буквально прожжены горячей плитой.
*Хотя ужасные раны, нанесенные Диане собственной матерью, со временем зажили, девочка очень стеснялась своей внешности
— С тех пор лица у меня больше не было, — качает головой Диана. — Вместо него была какая-то страшная опухшая маска. А еще постоянные адские боли. Очнувшись, я поняла, что больше так жить не могу. Посмотрела на незастекленный балкон и подумала: «Два шага, один прыжок — и… конец всем страданиям. Не будет мамы, не будет побоев. Почему я не сделала этого раньше?» Вскочив на ноги, я бросилась к балкону. Но мать перегородила мне дорогу. «Куда пошла? — закричала. — Марш в комнату, кому сказала!» Видимо, она поняла, что я намеревалась сделать. И не захотела садиться в тюрьму.
«Скорую» мне никто не вызвал — как я уже сказала, мама боялась, что за случившееся ее посадят. Поэтому мои ожоги никто не лечил. Волдыри на лице увеличились до невероятных размеров, полопались, и из них начал течь гной. Говорят, если людей с такими ожогами не лечить, они умирают. И как мне удалось выжить? Когда боль начинала стихать, мама опять била по голове — и все возвращалось. Я поняла, что раны заживут только в том случае, если меня хотя бы неделю не будут бить. И решилась на побег.
Диана сбежала ночью, когда мать, в очередной раз избив ее, завалилась спать. Съежившись от страха, девятилетняя девочка пробродила по ночному городу до самого рассвета. А днем начала искать еду.
«Выпивший мужчина пообещал моим друзьям-беспризорникам деньги за то, чтобы со мной переспать»
— Попрошайничать я тогда еще не умела, — продолжает Диана. — Терпела голод до последнего. А когда поняла, что вот-вот упаду без сил, села под Индустриальным мостом и протянула руку. Какая-то добрая женщина дала мне кусок хлеба. Он был черствым, но очень вкусным. Еще я навсегда запомню свой первый ночлег. Я умирала от усталости и пошла в подъезд какого-то дома. Ночью, когда все спали, из-под каждой двери забрала коврик и сделала из этих ковриков постель под мусоропроводом. Засыпая, думала об одном — только бы рано проснуться, чтобы успеть положить коврики на место… С тех я все время ночевала в подъездах. Научилась попрошайничать. За день могла собрать на несколько буханок хлеба. Или на несколько стаканов семечек. Они прекрасно утоляли голод. Трудно поверить, но на семечках и воде я протянула… целый год. Раны постепенно заживали. Волосы на обожженных местах, конечно, не выросли. У меня не было зеркала, но я понимала, что стала очень страшной. Наверное, поэтому беспризорники, с которыми я познакомилась позже, сначала меня испугались. Но затем взяли к себе в компанию. Они прозвали меня обезьянкой.
Диана признается — в компании бездомных детей ей было куда лучше, чем дома с мамой. Девочка даже считала ребят своими друзьями.
— Наивная была, глупая, — горько усмехается Диана. — Мне очень хотелось иметь друзей, и я не понимала, что на улице каждый сам за себя. Но потом мне открыли глаза. Через несколько лет, когда я уже подросла и немного оформилась как девушка, к нашей компании подъехала серая «Мазда». Из нее вышел изрядно выпивший мужчина лет пятидесяти. Он пообещал ребятам деньги в обмен на то, чтобы со мной переспать. И зачем ему понадобилась именно я, такая обожженная и страшная? Я сказала, что ни за что на это не пойду. Но никто даже не собирался спрашивать. Мальчишки, которых я считала своими друзьями, схватили меня за руки и потащили в дом к этому мужчине. Благо, он был пьян, и мне удалось сбежать. С тех пор я поняла, что на улице никому нельзя верить.
Диана теперь общалась только с одной девочкой — беспризорницей по имени Игнесса. Они вдвоем попрошайничали под Индустриальным мостом. Однажды девочек заметила социальный работник из международного благотворительного фонда «Отчий дом».
— И привела их ко мне, — вспоминал директор международного благотворительного фонда «Отчий дом» Роман Корнейко на передаче «Касается каждого» в студии телеканала «Интер», который первым рассказал об этой невероятной истории. — Я никогда этого не забуду. Увидев Диану, грязную, с изувеченным лицом и выбитыми зубами, я испугался. Было видно, что девочка очень стесняется своей внешности. Мы отмыли ее, накормили. Как могли, привели в порядок.
— Тогда благотворительный фонд только зарождался, и Роман Иванович не мог пускать детей на ночлег — в его маленькой квартире около станции метро «Левобережная» мы просто не поместились бы, — говорит Диана. — Поэтому первое время мы приходили к нему погреться и покушать. Мы с Игнессой удивлялись его доброте: не будучи богатым, Роман Иванович находил на улице беспризорников и всех приводил к себе домой. Вскоре мы стали называть его папой Ромой.
Благотворительный фонд тем временем развивался. Вскоре появились квартиры, в которых мы могли жить. Папа Рома старался дать нам не только еду и ночлег, но и образование. Пригласил воспитательницу Киру Ивановну. Так в 12 лет у меня появилась первая учительница… А папа Рома стал настоящим отцом. Думала, что уже никому не смогу доверять. Но ему могла рассказать все, что угодно.
«Ну и поезжай в свою Америку. Сдадут тебя там на органы, вот увидишь»
Однажды в «Отчий дом» приехал благодетель из Америки по имени Боб Леннон. Мужчина решил познакомиться с детьми. И, увидев худенькую смуглую девочку с изувеченным лицом, заинтересовался ее судьбой.
— В то, что произошло дальше, трудно поверить, — улыбается Роман Корнейко. — «Я хочу помочь Диане! — заявил Боб Леннон. — И хотя я человек не очень обеспеченный, попробую». Приехав домой, он рассказал о девочке своим родным и знакомым. И, собрав две тысячи долларов, показал ее фотографию пластическим хирургам. В клинике врачи только поразились: дескать, с таким случаем, как у Дианы, нужно не две тысячи долларов, а как минимум двести тысяч. «Увы, ничем не можем помочь», — развели руками хирурги. Боб Леннон так расстроился, что ушел из клиники, забыв на столе Дианину фотографию. А сразу после его ухода за этот стол сел хозяин клиники. И поинтересовался, что это за девочка на снимке. «Приходил странный мужчина, — сообщили ему сотрудники. — Думал, что за две тысячи долларов мы сможем исправить этой девочке лицо». «Дайте мне телефон этого мужчины», — попросил хозяин. Врачи переглянулись — Боб Леннон не оставил своих контактных данных! Следующие две недели они разыскивали его через газеты, чтобы сообщить: владелец клиники готов оплатить все операции для маленькой украинки.
У Дианы появился шанс восстановить внешность. Перед отъездом в США она впервые за несколько лет увиделась с матерью — женщина должна была подписать документы о том, что отпускает дочь на лечение за границу.
— Пока я была беспризорницей, маму видела не раз, — признается Диана. — Она, как и я, бродила по улице. Я — в поисках денег, а она искала выпивку. Но, увидев ее, я сразу убегала. Мы встретились в парке на лавочке. При сотрудниках фонда мама старалась изобразить, что трезвая, но из рукава ее пальто выглядывала бутылка водки… То, что меня готовы лечить в Америке, ее совсем не обрадовало. Она сказала, что добрых людей не бывает, что меня наверняка хотят использовать. Хорошо хоть документы подписала. Уже нужно было уходить, а я не могла сдвинуться с места. Да, эта женщина причинила мне много боли. Но все-таки она моя мама! Пусть такая изможденная, сутулая, пьяная, но мама… «Знаешь, — я посмотрела ей в глаза. — Я очень тебя люблю». На какую-то секунду мама растерялась. А потом со злостью выпалила: «Ну и поезжай в свою Америку. Сдадут тебя там на органы, вот увидишь». Это была наша последняя встреча. Через год я узнала, что мамы не стало.
В Америке у Дианы началась новая жизнь. Девочка поехала туда с сотрудницей фонда Натальей Нижельской. В клинике пластической хирургии ей сделали 18 (!) операций. Хирурги восхищались тем, насколько мужественно Диана переносила лечение.
— Если б вы знали, как я этому радовалась! — улыбается Диана. — Я понимала, что это подарок судьбы. Бог услышал мои молитвы и дал мне шанс быть счастливой. Правда, я думала, что уже после первой же операции увижу результат. Но куда там! Лицо, наоборот, распухло и стало еще более некрасивым. Врачи успокаивали, что это временно. Спасибо им большое — у них золотые руки. Пока пластические хирурги колдовали над моим лицом, стоматолог вставил новые белоснежные зубы. А окулисты сделали операцию и вернули мне зрение! Один глаз ведь совсем ничего не видел. А потом настал долгожданный момент, и я сняла с лица бинты. Мне было интересно и страшно одновременно. Какой я стала? Не хуже, чем была? Или лучше? Увидев в зеркале симпатичную мулатку с ровным носиком, красивым овалом лица и кожей без шрамов, я даже вскрикнула: «Ой, а кто это? Не может быть! Вы хотите сказать, что эта девушка — я?»
«Дианочка, а ты не хочешь… стать моей дочерью?»
Тем временем девочкой с необычной судьбой заинтересовалась одна американская семья. Познакомившись с Дианой поближе, супруги решили ее удочерить. Но оказалось, не судьба — неожиданно женщина узнала, что тяжело больна. Диане, у которой закончилась виза, пришлось вернуться в Украину.
— Врачи боялись, как бы из-за этого у меня не началась депрессия, — вспоминает Диана. — Но меня, наоборот, тянуло на родину. К тому же мне было куда возвращаться — меня ждал папа Рома. Он единственный, кто сразу меня узнал. Остальные друзья и знакомые не верили — девушка, которая приехала, не имела ничего общего с той Дианой Климкиной, которую все они привыкли видеть. Ни тебе шрамов на лице, ни ожогов. Я тогда еще не знала, что в «Отчем доме» меня уже ждала судьба (улыбается). Это был сын одной из сотрудниц Олег. Узнав мою историю, он сам захотел со мной познакомиться. И мы сразу подружились. Еще ни с кем, кроме папы Ромы, мне не было так легко. Я радовалась появлению в моей жизни хорошего друга. И долго не замечала, что Олег испытывает ко мне более сильные чувства. Только когда он подарил мне большую «валентинку» в виде розового сердечка, начала догадываться.
Рассказывая об Олеге, Диана заметно волнуется. И не может сдержать улыбки.
— С моей стороны чувства появились позже, — говорит девушка. — Мне как раз… опять нужно было ехать в Америку. Притом уже не на операцию, а… в семью. Представляете?
Усыновители нашлись, когда в «Отчий дом» приехали миссионеры из американского штата Северная Каролина. Тара Квин и ее сын сразу подружились с Дианой.
— Мы быстро поладили, ведь за три года в Америке я хорошо изучила английский, — улыбается Диана. — Эти люди та-а-ак мне понравились! С Тарой мы могли говорить часами. В день ее отъезда у меня защемило сердце. «Я не должна о таком думать, — сказала я себе. — Но как бы мне хотелось, чтобы эта женщина… стала моей мамой». Мне было пятнадцать лет. Уже не ребенок, чтобы броситься доброй женщине на шею и попросить об этом. Поэтому сдержалась. А через несколько дней позвонили из Америки. «Это Тара», — улыбаясь, сообщил папа Рома. Он как будто о чем-то догадывался… Помню, взяла трубку и услышала взволнованный знакомый голос: «Дианочка, дорогая моя… А ты не хочешь… стать моей дочерью?»
Так Диана Климкина стала Дианой Квин. Забрав девочку в Америку, Тара познакомила ее со своим мужем Лэрри. Совсем скоро девочка начала называть их «мама» и «папа». А еще у Дианы появились три брата. Одного из них миссионеры тоже усыновили.
*«В этой семье ко мне относятся как к принцессе», — с гордостью говорит Диана (на фото девушка с приемными родителями Лэрри и Тарой Квин и трехлетней дочерью Алексис)
— В этой семье со мной обращаются как с принцессой, — рассказывает Диана. — Иногда мне кажется, что я этого не заслужила… Я узнала, как это — чтобы о тебе все время, 24 часа в сутки, кто-то заботился. Это такое счастье! И почему подростки злятся, когда им звонят родители? Это же так здорово, когда о тебе кто-то беспокоится! Кстати, обо мне постоянно беспокоился еще один человек — мой лучший друг Олег. Уезжая, я поняла, что влюбляюсь в него. И решила… ни в коем случае ему в этом не признаваться. Боялась, что если скажу, нашей дружбе придет конец. Со временем меня, как говорится, засосала новая жизнь. Подруги из Украины звонили все реже, потом и вовсе перестали. Один только Олег продолжал мне писать. И в одном из писем я в конце написала: «P.S. Я тебя люблю». Передать не могу, как волновалась, ожидая ответа! Каждый день проверяла почтовый ящик. И наконец получила от него письмо. Олег никогда не говорил на английском. А тут написал: «I love you too».
Но даже на этом превратности судьбы не закончились. Влюбленные долго переписывались, однако сомневались, что когда-нибудь смогут быть вместе. Все-таки их разделяли сотни тысяч километров. И однажды решили расстаться. Диана попыталась построить свое счастье в Америке. Начала встречаться с молодым человеком, который давно за ней ухаживал. Но, узнав, что девушка беременна, парень, не задумываясь, ее бросил.
— Я знала одно — от ребенка не избавлюсь ни в коем случае, — говорит Диана. — Так появилась на свет моя Алексис. Сейчас ей уже три года. Спасибо родителям, которые меня поддержали. И… Олегу. Узнав, что беременна, я растерялась и почему-то решила ему написать. Хоть мы и расстались, а надежнее человека у меня все равно не было. Помню, так и написала: «У меня проблемы. Я беременна». Боялась, что после такого он вообще не захочет со мной общаться. Но Олег тут же вышел на связь. «Главное, не волнуйся, — сказал. — Ты не одна. Я хоть и далеко, но рядом». С тех пор мы больше не расстаемся. Даже находясь за сотни тысяч километров друг от друга.
Недавно Олег (на фото) сделал Диане предложение. Это произошло в прошлом месяце, когда Диана по приглашению телеканала «Интер» впервые за последние десять лет приехала в Украину.
— Олег встречал меня в аэропорту, — вспоминает Диана. — Я видела его фотографии, мы общались по скайпу. Но я все равно ужасно волновалась. Когда увидела его, появилось ощущение, что в животе взлетели сотни бабочек одновременно. А он подошел и крепко меня обнял. Уже и люди в аэропорту разошлись, а мы все еще стояли и обнимались. «Как в сказке», — подумала я. И тут же себя поправила: «Нет, сказки всегда заканчиваются. А у нас все только начинается».
P.S. Сейчас Диана помогает Олегу оформить документы для переезда в Америку. Если все получится, уже через полгода молодые люди сыграют свадьбу.
Фото из семейного альбома
20244Читайте нас у Facebook
