Руслан Оданец: «Дочка дышит, — кричал я врачам, — а они отвечали: «Оставьте труп в покое»
Состояние клинической смерти — очень короткий период перед смертью настоящей, биологической. Если у человека остановилось сердце, через три-четыре минуты начинают гибнуть без кровоснабжения клетки мозга. И у врачей есть максимум семь — десять минут, чтобы вернуть человека к жизни без серьезных последствий. Спустя 20 минут медики прекращают реанимационные мероприятия — считается, что это бесполезно. Но 35-летний житель Днепропетровска Руслан Оданец был далек от медицинских познаний — он просто очень хотел, чтобы его трехлетняя дочь жила.
Чтобы построить бассейн для малышей, Руслану пришлось передвинуть стену в новом доме
У супругов Руслана и Анастасии Оданец подрастают двое малышей: пятилетний Радомир и трехлетняя Олеся. Дав детям древние славянские имена, родители и воспитывать их стараются самостоятельными, сильными. Поэтому, начав строительство небольшого дома в древней казачьей слободе Диевка на окраине Днепропетровска, Руслан хотел создать здесь все условия для развития малышей, в том числе обустроить бассейн, оборудовать спортивный уголок. Но прибыли от небольшого бизнеса, которым он владеет, на эту роскошь не хватило. Тогда за внуков вступилась бабушка: «Мы добавим, пусть только плавают!» И в последний момент главе семьи даже пришлось передвинуть уже возведенную стену, чтобы в холле появилось место для небольшого бассейна.
*В тот новогодний день Олеся с утра успела получить от папы сладкий подарок
В новый дом из съемной квартиры семейство переехало в конце прошлого года. Решив одновременно отметить новоселье и Новый год, пригласили в гости Олесину крестную с мужем и 14-летней дочкой Настей. Пока Руслан с кумом доводили до ума небольшую парилку, а женщины хлопотали на кухне, малыши под присмотром Насти играли вокруг елки. Радику надоело бегать, он попросил Настю включить ему компьютер, и девочка буквально на минуту отвлеклась от шустрой, непоседливой Олеси. Когда она обернулась, малышки уже нигде не было, а в комнате стояла непривычная тишина.
Бассейн находится в углу холла, за елкой, — туда сразу и бросились родители в поисках ребенка. Настя лежала на дне неглубокой ванны, в которую только накануне набрали немного воды, чтобы проверить, нет ли течи.
— Мы думаем, что дочка сначала упала, ударилась головой об пол и потеряла сознание, а потом уже скатилась в бассейн, — сокрушается Руслан Оданец. — Если бы она была в сознании, то обязательно бы закричала. Олеся у нас хоть и непоседа, но очень умная, развитая девочка, умеет за себя постоять, понимает, что можно, а чего нельзя. Сама в бассейн она не прыгнула бы. Потом врачи обнаружили у нее на голове шишку, — значит, действительно ударилась.
Когда я достал Олесю, она не дышала, пульса не было. Увидев ребенка, жена потеряла сознание, а кум бросился вызывать «скорую». Первой мыслью было: надо самому везти малышку в больницу. Но понял, что не довезу. Нужно было что-то немедленно предпринять. И, уложив дочку на полу, я начал массаж сердца, хотя никогда этого не делал.
Руслан имеет три высших образования, он инженер, менеджер и юрист, очень начитан, а среди его любимых фильмов — «Доктор Хаус». Но от медицины мужчина весьма далек и вряд ли предполагал, что в жизни ему понадобятся навыки реаниматолога. Однако в нужную минуту память мгновенно выхватила из всего прочитанного и увиденного необходимую информацию.
«Скорая» приехала быстро — минут через десять. Все это время Руслан ни на секунду не отходил от ребенка, поочередно нажимая руками на худенькую грудную клетку и вдувая в легкие воздух. Только на минуту он уступил место врачу, который пощупал пульс, посветил фонариком в глаза и покачал головой: «Поздно». На отчаянные просьбы отца: «Сделайте хоть что-нибудь! Может, укол адреналина или дефибриллятор?» — врач и фельдшер лишь пожимали плечами: «Адреналин сейчас уже не колют, а дефибриллятора у нас нет…»
Впрочем, бригада все-таки сжалилась над рыдающим отцом: фельдшер надел марлевую повязку и несколько раз вдохнул в ребенка воздух, а врач в это время нажимал пальцами в районе сердца. Однако энтузиазма медиков хватило на пару минут. Когда врачи бросили реанимационные мероприятия (отец тут же сменил их), они стали звонить в милицию: «Констатирована смерть ребенка при утоплении». В это время к дому подъехал реанимационный автомобиль, и в комнату вбежала еще одна бригада врачей. Коллеги встретили их на пороге: «Мы сделали все возможное, ничего уже не поможет». На всякий случай пощупав пульс ребенка и посветив в глаза, врач отправился оказывать помощь маме, которая билась в рыданиях в соседней комнате.
— Как только они отошли от Олеси, я опять начал делать ей искусственное дыхание и массаж сердца, — дрожит голос у Руслана. — Слышу, в груди что-то заклокотало! «Она дышит! — кричу. — Послушайте!» А медики смотрят на меня, как на сумасшедшего: «Это воздух из легких выходит. Оставьте труп в покое, не издевайтесь…» С тем они и уехали, а я, действительно как сумасшедший, стал с новой силой нажимать на сердце. Кум просил: «Руслан, отдохни, давай я продолжу». Но я никому не мог доверить дочку. Вдыхал и вдыхал в нее воздух, то рыдал, то молился. Я знаю, конечно, что через двадцать минут оживить человека уже невозможно, но в той ситуации вообще утратил чувство времени. Только потом я подсчитал, что в общем итоге делал ей массаж сердца около тридцати пяти минут. И вдруг пальцы почувствовали на тоненькой шее какой-то толчок.
«У вашего ребенка шансы мизерные — один на миллион»
Когда Руслан закричал: «Пульс! У нее пульс!» — кум опять начал набирать номер «неотложки». К счастью, реанимационная бригада, которая приезжала второй, еще не успела отъехать далеко. Когда врачи вбежали в дом, они не поверили своим глазам: сердце девочки билось! Руслан быстро отнес малышку в машину, где ее сразу подключили к аппарату искусственного дыхания, сделали укол, и машина рванула с места.
В 6-й детской больнице, куда привезли Олесю, медики сразу начали реанимационные мероприятия. Через час ожидания под дверью к родственникам вышел лечащий врач и покачал головой: «Шансы мизерные — один на миллион. У ребенка тяжелейшая гипоксия всех органов, кома третьей степени, начался отек головного мозга и легких, да и все остальные органы пострадали. Эти процессы вряд ли обратимы. Но мы сделаем все возможное».
— К счастью, врачи от дочки не отказались, — облегченно вздыхает Руслан. — Я даже не ожидал, что они будут так бороться за моего ребенка. Это не просто профессионалы — они относятся к чужим детям, как к своим собственным. С первой минуты Олеся была обеспечена всеми лекарствами и оборудованием, ее подключили к аппарату искусственного дыхания, лекарства вводили через специальные дозаторы по каплям — дочка была опутана десятками трубочек. Доктора подбирали Олесе самые современные, эффективные препараты, лучшую методику лечения. Те лекарства, которых в больнице не было, мы заказывали через друзей по всему миру: в Германии, Израиле, Москве. Главное, что они помогали нашему ребенку. Врачи с каждым днем давали дочке все больше шансов. Когда ее состояние стабилизировалось и кому третьей степени сменила вторая степень, мы наконец-то перевели дыхание: Олеся будет жить. Но мозговые изменения все еще внушали врачам опасения. Нам посоветовали перевезти ребенка в специализированную клинику.
Просмотрев в интернете всю соответствующую информацию, Руслан ужаснулся. Неделя лечения в немецкой клинике стоила 20 тысяч евро, в Израиле — еще дороже. А для проведения первого курса было необходимо минимум шесть недель. Его скромный бизнес не давал такой финансовой возможности. А все сбережения ушли на строительство дома. Руслан владеет небольшой СТО на окраине города, но даже те, кто записался на ремонт машины в зимние дни, из-за снежных заносов просто не приехали.
Тогда к сбору средств подключились все родственники, друзья, однокурсники Руслана и Насти. Родной брат Руслана Костя создал в соцсетях группу в поддержку пострадавшей девочки. И в первые же дни удалось собрать деньги на лечение Олеси в российской детской клинической больнице. 15 января реанимационный автомобиль частной клиники «Айболит» повез ребенка в сопровождении мамы и врача в Москву.
— Дочке сделали томограмму головного мозга и успокоили нас: очагов инсульта нет, медики ожидали худшего, — вспоминает Руслан. — Мозг, конечно, сильно пострадал от гипоксии. Когда Олесю вывели из комы, она не говорила, ничего не видела, не могла ни сидеть, ни ходить. Только плакала. Но мы с первых же дней старались с ней общаться. Слух у ребенка сохранился. Жена спрашивала: «Если хочешь, чтобы тебе почитали книжку, улыбнись». Дочка улыбалась. Мама и бабушка не отходили от Олеси, постоянно разговаривали с ней, читали книжки, которые она очень любит. Старались наладить общение: «Лесечка, покажи язык, подними руку». Дочка все выполняла. Для нас в эти дни каждое ее движение было огромной победой.
Почти месяц провела Олеся в московской детской клинике. И врачи просто поражались тому прогрессу, с которым шло ее восстановление. Конечно, специалисты там работают очень хорошие. Но и папину роль невозможно переоценить. Руслан, на руках которого остался пятилетний сын, с утра до ночи мотался по городу в поисках денег — искал заказы, обращался к спонсорам и волонтерам, размещал просьбы в социальных сетях. Одни сутки лечения в Москве обходились в 300—400 долларов. Ни разу глава семейства не пожаловался жене, что не смог достать денег. На беду этой семьи откликнулись сотни людей со всего мира. И родителям удалось завершить первый курс лечения.
«Таких людей нельзя допускать к больным, тем более к детям»
Постепенно Олеся начала садиться в кроватке, брать слабенькой рукой ложку, разговаривать по слогам. Зрение, считают доктора, вернется, но не сразу. Слишком сильно поражен участок головного мозга, отвечающий за эту функцию. Но недавно, когда Олесе проводили очередную процедуру, в манипуляционный кабинет вошла бабушка, и девочка встрепенулась: «О, бабуля!» Удивленные врачи решили проверить, действительно ли ребенок видит, и пересадили бабушку в другой угол. Олеся и там увидела. «Ты сидишь на стульчике», — произнесла по слогам. Моменты просветления случаются пока лишь время от времени — полностью зрение еще не восстановилось. Но на днях, когда папа с Радомиром встречали Олесю с московского поезда, девочка узнала брата. И заплакала от радости, бросившись ему на шею.
— Они очень любят друг друга, — рассказывает Руслан. — Поезд в Днепропетровск приходит около шести часов утра, но Радик взял с меня слово, что я его разбужу. На их встречу невозможно было смотреть без слез.
Сегодня Олеся готовится ко второму курсу лечения. Девочка еще не ходит, плохо говорит, зрение полностью не восстановилось. Но самое главное— домашняя обстановка и любовь родных. Бабушки с дедушками просто не спускают Олесю с рук. Малышка, которую врачи официально признали покойницей, идет на поправку. Через неделю она опять должна уехать в Москву. На следующий курс реабилитации Олеси Оданец требуется сто тысяч гривен. И родители вновь обращаются ко всем неравнодушным людям с просьбой помочь дочке вернуться к полноценной жизни.
Тем временем областная прокуратура разбирается, почему пострадавшему ребенку две бригады «неотложки» не оказали адекватной реанимационной помощи. Начальник отдела по надзору за соблюдением прав несовершеннолетних Елена Куренная считает, что медики нарушили свои обязанности и протокол лечения, поэтому должны понести наказание. Действительно, по всем канонам врачи обязаны проводить реанимацию человека не менее получаса, а то и больше. Пока не появятся признаки биологической смерти — трупные пятна, окоченение. Они этого не сделали. Даже отца, который так отчаянно боролся за жизнь ребенка, не поддержали. Против медиков начато уголовное производство по статье о ненадлежащем исполнении профессиональных обязанностей, которая предусматривает лишение свободы на срок до трех лет с запретом на профессию.
— Я не хочу, чтобы их посадили, наказали, — словно заново переживает Руслан Оданец те страшные минуты.— Просто этих людей нельзя допускать к больным, тем более к детям. Врач должен бороться за пациента до последнего, и даже тогда, когда надежды уже не осталось. Чтобы родные понимали: сделано все возможное и невозможное. Иначе как же верить в докторов?
Карточка Оданца Руслана Николаевича в «Приватбанке» № 4627 0550 0902 3523,
карточка дяди девочки Попова Анатолия Анатолиевича в Сбербанке России № 4276 8380 3819 3464.
Телефон отца 093−493−79−29.
Фото из семейного альбома
84116Читайте нас у Facebook
