«А чего украинцы обиделись? Давайте дружить! Вот визитка. Квартира всего 200 гривен в сутки»
В Крым я успела проскочить еще до обязательного заполнения миграционных карт. Хорошая новость — на юг поезда идут порожняком, и билеты есть всегда. Плохая — при тотально пустых вагонах кассиры «впарят» тебе самый дорогой билет в купе до Симферополя за 250 гривен, придержав более дешевые билеты за 180. Проверено на себе. Ну и новость очень плохая — в Джанкое тебя навестит российский таможенник, попросит паспорт и поинтересуется, зачем ты едешь в Крым. В СВОЙ родной Крым.
Вот тут ты и начинаешь понимать, что оккупант в телевизоре и оккупант в твоем купе — две разные вещи. Оказывается, чужеземный таможенник, против которого ты ничего не имела в поездках в Москву или, скажем, на Дальний Восток, в поезде крымском вызывает очень сложную гамму чувств. От раздражения до совсем не интеллигентской ненависти. В чем даже не стыдно признаться.
«Зарплату проводникам обещали до десяти тысяч гривен. Пока получаем 2200»
Картинка с натуры: проводница нашего вагона весело машет из вагонного окна солдатам, что-то роющим вдоль железнодорожного полотна. Вторая ее одергивает: «Не маши, а то расстреляют». Такой вот черный юмор на оккупированной земле.
«Вежливые зеленые человечки» на улицах и в парках Севастополя негативно относятся к попыткам их сфотографировать
Я смеюсь вместе с ними, а потом спрашиваю: «И много сейчас „зеленых человечков“ на нашей земле?» «На какой… вашей?» — становятся серьезными девушки. «На украинской, разумеется». «Но эта земля российская! — заявляют они. — И мы уже не Приднепровская железная дорога, наши бригады оттуда уволили в конце марта. Мы теперь Крымская железная дорога. Россияне!»
Девушки с подозрением смотрят на меня, потом поют хвалебную оду российским надбавкам к пенсиям и зарплатам и закрываются в купе. Такая реакция крымчан — дежурно похвалить Россию и побыстрее закончить разговор — на любые вопросы «извне» типична. О своих сомнениях, обидах, страхах в беседе с чужими они стараются не говорить. А если и говорят, то повторяя, как мантру: «Россия нам поможет», «Россия все решит».
Но девушкам скучно: сделав еще за час до Симферополя уборку в пустом вагоне, где ехал один пассажир, они решили перетянуть меня на свою сторону, живописуя, как будет хорошо, когда «Россия все наладит».
— А сейчас-то вы как живете? — допытываюсь я. — Что у вас с зарплатами?
— С зарплатами хорошо. Правда, не на железной дороге. В два-три раза стали получать больше медики, это пять-восемь тысяч гривен. Слышали, что хорошо подняли зарплату пожарным. Наверное, потому что леса у нас часто горят. На железной дороге пока затишье. Как платили 2200 гривен, так и платят.
При этом, чтобы иметь зарплату, нужно наработать часы. А как их наработать, если количество поездов между материком и полуостровом сокращается, количество вагонов тоже. В нашем поезде Киев — Симферополь было 18 вагонов, стало 16, и, говорят, будут еще сокращать.
Есть большая надежда на дальние рейсы в Россию, которые пойдут через паромную переправу. В паром спокойно заходит шесть вагонов, дальше поезд опять едет по железнодорожным путям… Только бы ездили туристы. А вот с ними как раз проблема. Банки не работают, платежные карты не принимаются, продукты подорожали на 20—40 процентов, к тому же в Крыму много военных, а отдыхать там, где куча людей с автоматами, — не большое удовольствие.
Проводницы сетуют: после того как Крым резко подорожал, россиянам он стал меньше нравиться. Раньше ведь они ехали сюда за дешевым отдыхом. Власти обещают нагнать туристов, хвалятся, что все гостиницы и квартиры забиты. Оно-то так, жилье сейчас не простаивает. Но кто там живет? Это все «десанты» из Москвы — таможенные инспекторы, учителя, эмчеэсовцы, кадастровые инженеры, медики. Они проводят обучающие семинары для крымских специалистов. Учат жить «по-ихнему». А курортник не едет.
Все это называют «трудностями переходного периода», но не рассказывают, когда же он закончится…
Читая российскую газетную «утку» о том, что вода из Северо-Крымского канала затопила Херсонскую область, киоскерша радовалась: «Так им и надо!»
Распрощавшись с проводницами на перроне вокзала Симферополя, иду покупать местную прессу.
— Украинские газеты у вас есть? — спрашиваю у киоскерши.
— А зачем они нам? Представьте, что они о нас могут написать! У нас и без украинских своих газет хватает. Вот возьмите «Комсомольскую правду КРЫМ». Пожалуйста, доигралась Украина со своей водой! (Читает кричащий заголовок на первой полосе: «Перекрыв воду Крыму, Украина затопила Херсонскую область».) Так им и надо!
Купив газету, говорю киоскерше: «Так это же „утка!“ Утка российского производства. Где названия затопленных сел, где фото жертв, где рассказы очевидцев? Никаких доказательств нет».
— А я российским газетам и так верю, — парирует продавщица. — Мне доказательств не надо! Вы, женщина, как я понимаю, с Украины. Так скажите всем, что у нас все хорошо. Тихо, спокойно. Не стреляют.
— Только российский солдат убил украинского офицера…
— Не было такого. Никто ничего об этом не слышал. Я бы знала точно, я ж на газетах стою.
— Так и по телевизору показывали. И похороны были.
— Вы что, не знаете? Эти похороны — постановка. Спектакль.
— А жена и двое детей у гроба — тоже спектакль?
— Женщина, отойдите отсюда! Где вы эту бандеровскую брехню прочитали? Не надо тут нам провокации делать!
Мне пора уже ехать в Севастополь. Цены на пригородный транспорт пока не поднимались. К примеру, билет до Севастополя по-прежнему стоит 25 гривен. Но меня и еще троих мужчин-попутчиков перехватывает таксист, чей салон увешан российскими флажками и портретом Путина. Он обещает довезти в Севастополь за 240 гривен, по 60 гривен с носа.
Решив, что его пассажиры по национальности русские, шофер начинает развлекать нас байками об украинцах и крымских татарах. Сижу тихо. Как, любопытно, изображают нас бывшие братья-крымчане?
— Татары хитрые, жуть! — рассказывает таксист. — Быстро настроили домов и разных кафе. Теперь денежки гребут. И попробуй тронь! Все стоят горой друг за друга. Ну, а хохлы жаднючие, деньги жмут, — продолжает он с возмущением. — Даже отдыхать приезжают со своей картошкой и живыми курами, чтобы в наших кафе не питаться.
— Что-то украинцы у вас ну совсем никуда, — замечаю я вслух. — Говорю вам это как стопроцентная украинка. Вы уж как-то «отредактируйте» свой рассказ.
— Ой, что вы, девушка! — тут же меняет тактику водитель. — Да лучше татар и украинцев я людей не встречал. И жилось мне раньше в Крыму неплохо: дочкам квартиры построил, машины купил… Кстати, со мной можно рассчитываться любой валютой. Я не брезгливый! А вот и ваша улица…
«Услышав украинский язык, продавец… начала спешно уносить мясо в подсобку»
Если на лицах симферопольцев читается беспокойство: «Как оно еще там будет?», то севастопольцы безмятежны, словно игрок, проснувшийся после сорванного джек-пота. При том, что «колорадские» ленточки везде — в маршрутках, на брелках, в детских колясках и даже на парковочных столбах, о политике здесь уже не говорят. Всех интересуют бытовые заботы.
Хозяин квартиры, которую я арендую за 200 гривен в сутки (в апреле-мае аренда обычно стоит 250—300 гривен), — бывший житель Житомира Андрей. Скидку он сделал «для своих». Вот уже десять лет Андрей живет в Севастополе с семьей.
— Как чувствуют себя украинцы на оккупированной земле? — спрашиваю его.
— Очень некомфортно. Многие украинские предприятия закрылись и ушли из Крыма. Люди остались без работы. Безработица и в портах — туда уже не заходят украинские и зарубежные суда. Подорожали продукты, поднялась «коммуналка». Закрываются украинские школы и классы. Украинский язык в опале. Над украинскими символами глумятся, особенно в Севастополе.
А что в школах творится! Наверное, нашим детям хотят сделать лоботомию. Чтобы они раз и навсегда забыли об Украине. Недавно на каком-то военно-патриотическом празднике прессовали учеников: «Запомните, вы не бандеровцы, вы — севастопольцы!» Все это делается очень пренебрежительно, грубо. Мои сыновья, которые учатся в четвертом и шестом классах, переживают, плачут. Жить в такой обстановке невозможно. Я подыскиваю покупателей на обе свои квартиры, которые сдаю. Буду уезжать на материк. Какую-то из них продам, вторую оставлю. Надеюсь, что когда-нибудь Крым вернут.
На украинском языке в Севастополе действительно лучше не говорить. Фразу «Як пройти до торговельного центру „Муссон“?», которую я задала подряд двенадцати прохожим, одни воспринимают как свидетельство неслыханной дерзости, другие — чуть ли не как акт гражданского мужества. «Дитино, звідки ж ти?» — радуется какая-то старушка, показывая дорогу до «Муссона».
В крупнейшем в Севастополе торговом центре полная мешанина. Висит табличка: «Рубли не принимаются. Расчеты в гривне. Извините за временное неудобство». Бродят российские полицейские. Звучит реклама на украинском языке. Ценники еще на «рідний мові»! На душе теплеет. Но как только подхожу к прилавкам и начинаю по телефону диктовать коллегам в редакции цены на мясо и мясные изделия, продавец… принимается срывать ценники и уносить лотки с мясом в подсобку. Вражеская разведка, видите ли, пришла!
Море в Севастополе уже не то. Оно, конечно же, по-прежнему прекрасно. Пока ты не видишь чужой флаг. Пока не слышишь фразу на экскурсии по бухтам Севастополя: «А теперь посмотрите направо. У этого причала раньше стояли украинские корабли». Пока турист-россиянин, сидящий на скамейке, не начинает объяснять мальчику лет семи: «Это, сынок, гривня. Но этой денежки скоро здесь не будет». И добавляет с гордостью и торжеством: «Теперь это все наше!»
На набережной встречаю колоритно одетую женщину лет семидесяти в футболке с надписью «Я люблю Украину». Подсаживаюсь к ней.
— Не гонят вас отсюда?
— Нет пока. Хотя смотрят косо. Такая надпись им как кость в горле. Когда предаешь кого-то, хочется об этом поскорее забыть, стереть из памяти, так ведь? Правда, крымчане это называют «свободой выбора».
Я сама из России. Тридцать лет там живу. У меня дом в Подмосковье. Получаю пенсию 5200 рублей, на ваши деньги это где-то 1700 гривен. Но все уходит на коммуналку и еду. Они у нас дорогие. Моя сестра живет на Урале. У нее пенсия — 5600. Она строитель и, чтобы выжить, в свои 63 года «шабашит» на ремонтах. Моя школьная подруга давно уехала из Крыма в Набережные Челны, у нее пенсия шесть тысяч рублей с копейками. Выживает за счет огорода, еще сын немного помогает. Говорит, что мясо она может себе позволить один раз в неделю. Не пойму, почему крымчане думают, что будут получать удовольствие от жизни, если половина России прозябает в нищете. Почему надеются, что мы, россияне, будем их содержать, в то время как сами они работать не очень-то и любят.
Возвращаюсь в Симферополь. Оттуда мой поезд в Киев. На сей раз в купейном вагоне людей больше, человек пятнадцать. Конечно же, разговоры о политике. Житель Алушты Олег, который едет к дочери в Киев, говорит, что счастлив жить в новом государстве. «А как недвижимость поднялась в цене! — радуется он. — Продам квартиру в Алуште, куплю „однушку“ дочке в Киеве, она там учится. У меня еще хибара у моря есть. Но я ее трогать не буду: жду курортников».
Когда Олег выходит в тамбур покурить, второй мой попутчик, Алексей Михайлович, замечает: «Типичный крымчанин. Они все такие… приспособленцы. Не хотят войны, зато хотят тихо-мирно, не напрягаясь, получать деньги. У них нет ни трудолюбия особого, ни стратегического мышления. Живут одним днем. Не все, конечно, но в основной массе. Помните этот жуткий случай, когда в Симеизе, в детском лагере, оборвался балкон и погибла школьница? Что ж они, дыру в балконе не могли залатать? Кого они ждали, чтобы отремонтировать этот балкон? Россию?»
— Россия — классная страна! — возвращается из тамбура Олег, услышавший конец фразы. — Я мечтал туда попасть. Шара! Понастроят нам дорог, мостов и казино, зарплаты повысят. Столько наобещали, что я тут же стал российским патриотом!
Олег хохочет и отправляется спать в свое купе.
— Вот молодец, — улыбается Алексей Михайлович. — Хоть честно признался, что здесь чисто меркантильный расчет. Патриотизмом, разумеется, и не пахнет. Помните, так в средние века рыцари-вассалы метались от одного сюзерена к другому: «Где больше платят?»
Утром Олег заглядывает к нам в купе.
— Приезжайте в гости в Крым! А то украинцы что-то нас не жалуют. Хватит обижаться! Дружить же как-то нужно. Вот вам визитка. Сутки в мае в однокомнатной квартире — всего 200 гривен. У меня жилье в Массандре…
Фото в заголовке автора
7686Читайте нас у Facebook
