Командир танка Владимир Титарчук: "Мое место там. Молодые гибнут, а я-то хоть немного пожил..."
В Чернигове попрощались с танкистом Владимиром Титарчуком, одним из отважных защитников донецкого аэропорта. Командир танка Т-64 спас много солдатских жизней, забирая с территории аэропорта раненых и подвозя боеприпасы к терминалу и диспетчерской вышке. Мина попала в украинский танк, когда члены экипажа занимались его ремонтом. Осколки металлическим градом посыпались на танкистов. Через три дня капитан Титарчук скончался от ранений в днепропетровском госпитале. Воина похоронили на Аллее Героев.
Каждый день танкисты 5-й роты 2-го танкового батальона 1-й отдельной гвардейской танковой бригады под минометным обстрелом совершают по три — пять выездов на территорию аэропорта. Главное — мчаться на большой скорости, тогда шансов выжить становится больше.
— Прикрываем БТРы с врачами, вывозящими раненых, возим боеприпасы, — рассказывает ротный командир танкистов, попросивший не называть его фамилию. — Но в тот день выездов не было, личный состав занимался профилактикой и текущим ремонтом бронетехники. Предыдущий танк, на котором ездил Иванович, пришел в полную негодность. Так был изрешечен снарядами, что башня стала клониться набок. Он радовался новому танку. Ну какому такому новому? Просто пришедшему из ремонта и все равно нуждающемуся в умелом механике. Мы находились во дворе гаража, Володя с экипажем стоял возле своего Т-64, советовались, как что лучше сделать. Вдруг нас накрыла мина. Она попала прямо в танк, разлетелись осколки. Ранило девять человек. Капитан Титарчук и его механик-водитель оказались самыми тяжелыми ранеными. Мы, как сумели, оказали им первую медицинскую помощь, довезли до ближайшей больницы. Но до госпиталя в Днепропетровске пришлось добираться более суток. Потом врач нам сказал: «Если бы немного раньше — мы бы его спасли».
В тот день вечером Титарчук с экипажем собирался предпринять вылазку на территорию аэропорта, чтобы попытаться достать останки ребят из танка, сгоревшего 4 октября. Этот танк, вернее его обгоревший остов, стоит и сейчас. Погиб весь экипаж, трое ребят. Бедные родители звонят нам каждый день, умоляют забрать тела, хотят хотя бы похоронить сыновей по-человечески. Но достать их невозможно, место обстреливается снайперами. Ведь так называемого перемирия нет, по нам как стреляли, так и стреляют. А вот нам дали приказ не отстреливаться. Останки могли бы вынести ночные разведчики, но почему-то до сих пор не сделали этого. Мы уже собираемся ставить ультиматум командованию: пока их не вывезут, выезжать на танках к вышке и терминалу не будем. Ведь мы тоже можем оказаться на их месте…
Уже после смерти капитана я получил от его брата кевларовую каску. В танке она не нужна, а вот когда перебегаешь из машины к укреппозиции — очень даже кстати. Еще волонтеры привезли нам заграничные негорящие комбинезоны. Спасибо, ребята уже носят. Только один, с личной надписью «Для Владимира Титарчука», никто не взял. Вернется из госпиталя его механик-водитель — пусть будет ему.
О последнем дне танкиста вспоминает боец «Правого сектора» Алексей Дерманский:
— К вечеру мы с Ивановичем договорились поехать в аэропорт, где надо было забрать экипаж разбитого танка. У нас многие не знали его настоящего имени, звали Ивановичем или Тещей — потому что постоянно бурчал, напоминал молодым бойцам, чтобы прятались от обстрелов. Я зашел к нему после обеда, он накормил меня горячим супом. Сидели и просто говорили. Обо всем — о войне и о жизни, о людях и нелюдях. Обычные разговоры на передовой. Потом пришел местный дед, попросил закурить. Ему дали сигарет и тоже предложили супа, но он отказался. Сказал, что уже несколько дней ест сырую картошку, поэтому от вареного и горячего может умереть. Дед показал на пятиэтажку напротив и сказал, что туда приходит корректировщик. Танкист собрал деду пакет с едой, и мы пошли к нему домой, чтобы помочь донести пакет и проверить ту проклятую квартиру. Двери в ней были закрыты — хотя большинство остальных квартир были открыты настежь. Мне показалось это подозрительным, я чувствовал: там кто-то есть. Предложил сорвать дверь гранатой. Иванович сказал, что не надо, потому что напротив была дверь с надписью «здесь живут люди». Боялся, что кто-то пострадает. Потом хотели ехать в аэропорт. Он еще сказал: «Все сгорели, но, может, хоть кусок берца найдем». Я говорю ему: «Заводите и поехали, мы пойдем за броней и прикроем». Отвечает: «Не сейчас, позже». А через полчаса начался ад, мины падали прямо на нас. Казалось, этому не будет конца… Когда все затихло, я увидел, что многие лежат на земле, уцелевшие суетятся возле них. Иванович был среди лежавших. Его выносили на простыне.
Бывший сотрудник российской ФСБ Илья Богданов, перешедший на сторону украинских бойцов, также с теплотой вспомнил командира танкового экипажа:
— Володя сопровождал нашу машину, когда нас везли на позицию на диспетчерскую вышку. Перед выездом угощал нас конфетами.
— Я звонил в госпиталь, — вздохнул черниговский волонтер Сергей Романюк. — Мне сказали, что ранения тяжелые — пробито оба легких, желудок, печень. Но… почему-то было убеждение, что он справится, обязательно выживет. Ведь он же сильный. Как его танк.
Владимир Титарчук — потомственный военный. С детских лет, по примеру отца и деда, которые были танкистами, мечтал об армейской службе. После школы поступил в военное училище в Северной Осетии, потом заканчивал учебу в Харькове. Получил две воинские специальности — разведчика и танкиста.
— Он был военным по призванию, — говорит младший брат погибшего Михаил. — К сожалению, в 90-х годах в звании капитана он попал под сокращение. Да и армия была уже не та. Халатная, разворованная. Он это очень переживал. Пошел в милицию участковым, однако из-за принципиальной позиции не пришелся по вкусу бандитам. Его «заказали», страшно избили. Получил инвалидность. Последнее время занимался фермерством.
— В селе у моей мамы Володя увлекся разведением козочек, курочек. Ездил туда каждый день, — вспоминает вдова Владимира Титарчука Юлия. — Однако во время Майдана муж начал чаще усаживаться на диване возле телевизора. Смотрел, думал. А когда началась аннексия Крыма, сразу сказал: «Это кончится войной». И пошел в военкомат. Я пробовала его отговорить, но он такой упрямый! Если что-то решил — не остановишь. Сказал: «Мое место там. Молодые гибнут, а я-то хоть немного пожил. К тому же у меня опыт, могу их кое-чему научить». Его взяли сразу, дали два часа на сборы и отправили в Гончаровск, на танковый полигон. Военную форму я пошила ему сама, со снаряжением помогли волонтеры. Помогла и школа, в которой учится наш сын-третьеклассник. В его классе наш папа — один такой герой.
Володя часто приезжал на выходные — красавец в военной форме. Сын так гордился! Вообще они с Эдиком были очень дружны. Малыш у нас был долгожданным. Родился, когда папе было уже под сорок. Помню, как Володя встречал нас из роддома. Все умилялся: «Какие же у него маленькие ножки, крошечные ручки!» Менял подгузники, носился с малышом не хуже опытной няньки. А чуть сын подрос — папа взялся играть с ним в войнушку. Вдвоем самозабвенно бегали с пистолетами, рыли настоящие окопы. Володя, хоть и ушел из армии, в душе оставался военным, скучал по службе. Вместе с сыном мы ездили в Гончаровск навещать папу. Представьте, меня как женщину в часть не пустили. А мальчишке не только разрешили зайти, так еще и оружие дали потрогать, и танк посмотреть. Эдик был счастлив.
*Сын капитана Титарчука Эдик был счастлив, когда его пустили в часть навестить отца
Потом батальон направили в Донецк. Володя звонил часто, хотя связь была плохой. Рассказывал о событиях с азартом: «Это мое. Я нашел свое место в жизни». Он вообще был жизнерадостным, веселым человеком. Старше меня на 12 лет, но я никогда не чувствовала этой разницы.
Обычно Володя звонил каждый день. Накануне праздника Покрова (14 октября) мы долго говорили, связь была на удивление хорошей. На прощание муж сказал: «Я вас люблю. Если что-то со мной случится, береги, пожалуйста, сына». Это были последние слова, которые я услышала от него. На следующий день он не позвонил. Нашли его уже в днепропетровском госпитале. Врач сказал: «Состояние критическое, готовьтесь ко всему». Я не могла ехать из-за ребенка, свекровь купила билет на поезд. Уже ждали такси на вокзал, когда из госпиталя позвонили, что Володя скончался.
— С Владимиром Титарчуком мы познакомились в марте, когда я узнал, что несколько черниговцев собрались в зону АТО, — рассказывает волонтер Сергей Романюк. — Из Володи пришлось буквально клещами вытягивать, что ему необходимо. Кадровые офицеры не привыкли к тому, что гражданские люди могут помогать им с продуктами, с одеждой. Они считали, что государство должно полностью обеспечивать армию. А Володя Титарчук был очень правильный офицер, старой закалки — с пониманием того, кто и что должен делать. Он с трудом соглашался на нашу помощь… Последний раз я созванивался с ним накануне очередной отправки волонтерской помощи. Везли, по Володиной просьбе, электрогенератор и несгораемые комплекты для танкистов. От наших «американо-британо-бандеровцев», бывших жителей Украины. В каждом — подшлемник, перчатки и два комбинезона, нательный и верхний. Этот бэушный комплект стоит 52 доллара. Не так много за возможность спастись, если успеешь вылезти из горящего танка. Только достать такой комплект непросто. Мы проверяли, подносили зажигалку вплотную к ткани. Кожей ощущается небольшая боль, материя слегка меняет цвет — и все. Один комплект надписали специально для Владимира Титарчука. Увы, помощь пришла в часть лишь после того, как Володи не стало.
Впрочем, тогда, в марте, и у нас военного опыта было маловато. Оставались кое-какие медикаменты с Майдана, их раздали по частям. Через несколько недель Владимир позвонил мне с аэродрома под Миргородом: «Можете привезти хоть какие-нибудь инструменты, а то нашим инженерам приходится колючую проволоку для заграждения голыми руками крутить!» Привезли им инструменты, продукты. Потом был еще случай, когда часть их танковой бригады, 70 человек, «забыли» на северо-востоке страны, на границе с Россией, попросту сняли с довольствия. Мы снова срочно собрали машину… Кроме продуктов, привезли подшлемники и перчатки из несгораемой ткани. Такие вещи на войне расхватываются как горячие пирожки. Причем каждый командир старается в первую очередь обеспечить членов своего экипажа, особенно механика-водителя — ведь без него танк не поедет!
Потом я узнал, что Володин батальон направлен в донецкий аэропорт. База была в Песках, ребята каждый день подвозили к диспетчерской вышке боеприпасы, вывозили раненых. Мы иногда созванивались, он рассказал о сгоревшем экипаже. Переживал: «Все-таки нужно забрать погибших». Про свой танк сказал: «Получил два раза гранатометом по морде». Имелось в виду — из ручного противотанкового гранатомета попали по кумулятивной защите на передней броне. Еще он мне по телефону описывал, как свистит ракета на подлете. «Если так, — свистел тоненько, — то упадет далеко, можно не беспокоиться. А если вот так, — прибавлял мощных ноток, — тогда гаплык, прямо в тебя попадет». И добавлял весело: «Да ты не переживай, если я буду гореть в танке, обязательно тебе позвоню».
— Ко мне на похоронах подошел военный, пожал руку, — продолжает брат капитана Титарчука Михаил. — Раненый, только что выписался из госпиталя. Сказал, что Володя спас ему жизнь — прикрыл от выстрела своим подбитым танком, и его бойцы сумели выйти из-под обстрела. Володя, когда мы созванивались, хотел кевларовую каску. По его словам, у военных ничего не осталось. Когда брат уходил в запас, склады были забиты военным имуществом. За пятнадцать лет все это исчезло невесть куда. Когда открывали ангары, они были пустыми. Созвонившись со знакомыми, я смог достать брату нужную каску. Вторую хотел оставить себе — на всякий случай. Но после Володиной смерти отдал ее ротному командиру — ему нужнее.
12024P.S. Всем, кто хочет помочь вдове капитана Титарчука, сообщаем номер карточки «ПриватБанка» Титарчук Юлии Александровны 5457 0822 3437 1990. Желающим помочь танкистам, защищающим донецкий аэропорт, сообщаем номер счета в «ПриватБанка» 5168 7572 6144 2489, получатель Сергей Романюк.
Читайте нас у Facebook
