Александр Мирный: "Когда дочка сказала, что не хочет жить в Украине, я понял, что мы теряем страну"
Александр Мирный — народный депутат прошлого созыва и один из немногих создателей успешного агрохолдинга, кто не стесняется ездить в столичном метро. Говорит, что ему так удобно. Да и от людей не привык прятаться.
На встречу Александр Борисович пришел с большой пачкой документов. Пояснил, что это — проект по развитию в городе альтернативной энергетики, который разрабатывает вместе с инициативными киевлянами. Проект перспективный, поскольку позволит снизить энергозависимость и от России, и от монополиста «Киевэнерго». По словам Мирного, он надеется, что благодаря данной разработке вскоре на крышах домов коммунальной собственности появятся солнечные панели.
«Нужно иметь хребет, чтобы вступить в конфликт с олигархами»
— Александр Борисович, но ведь эти панели очень дорого стоят!
— Мы сотрудничаем с европейскими фондами, в частности, с немецкими. Они согласны предоставлять долгосрочные кредиты под минимальный процент на альтернативную энергетику, утепление домов. Единственное их условие — с нашей стороны эти процессы должны курировать честные, ответственные люди.
— А насколько это выгодно?
— Я все всегда испытываю на себе. У меня на крыше дома стоит солнечная панель на 12 кВт и во дворе ветряк на 4 кВт. На предприятии также работает установка на 40 кВт. Я посчитал, что при действующих тарифах солнечные панели окупятся за 6 лет. Это реально работает. Нам необходимо действовать очень быстро. Городу нужны кредиты на утепление домов и альтернативные источники энергии. Мы начинаем жить фактически по европейским тарифам, но допускаем в домах и сетях гигантские потери тепла. Власть занимается своими делами, а ЖКХ приближается к катастрофе. Вы видели, чтобы они начали утеплять хоть одну больницу, школу, жилые дома? Практически ничего не делается, только повышаются тарифы, а проблемы решаются за счет населения.
— Яценюк говорит: оформляйте субсидии…
— А вы попробуйте ее оформить! Спросите киевлян, многим ли удалось ее получить? Кроме того, субсидии не решают проблему. Зимой вам сделают едва теплые батареи и скажут: у нас нет денег на закупку газа, угля.
— Про субсидии вам в метро рассказали?
— Вы зря шутите. По центру Киева проехать невозможно. Если у тебя 10- 12 встреч в день, ты объективно не успеваешь. А перемещаясь метро, я могу четко планировать свой день.
— В прошлом году один из заместителей столичного мэра говорил, что проезд в метро должен стоить 15 гривен. Дескать, иначе не хватает денег на строительство новых станций.
— Если наши чиновники и дальше будут воровать, то можно устанавливать любую цену на проезд, но им всегда будет не хватать. В Верховной Раде я анализировал, что происходит на тендерах, которые проводят государственные предприятия. Поверьте, это ужас. Вот скажите, сколько может стоить обычный болт с гайкой М-22?
— Гривен 20−30…
— Чиновники платят за него 431 гривну! Это переплата даже не вдвое, а вдесятеро! Поэтому в вопросе стоимости проезда сначала нужно разобраться, какие у метрополитена реальные поступления и расходы. И когда мы увидим объективную картину, тогда я вам назову справедливую цену за проезд в метро. Но наблюдая постоянную грызню за право руководить метрополитеном, становится понятно, что там зарабатываются сотни миллионов. Точнее, разворовываются.
— На каждых выборах политики обещают построить метро на Троещину. У вас есть видение, как реализовать этот проект?
— Естественно, есть. С момента выделения средств — а я не сомневаюсь, что мы найдем их, — метро можно построить в течение двух лет. В первую очередь, нужен мост. Будет мост — будет все остальное. А если моста нет, то о каком метро мы можем разговаривать? Что происходит сейчас? Мало того, что проект заморожен, так и мост, по которому должна проходить ветка метро на Троещину, уже разворовывается на металлолом.
— А где же вы возьмете деньги на достройку? Речь ведь идет о миллиардных вложениях.
— Снова возвращаемся к одному тезису: не нужно воровать. Многие мои соперники идут во власть Киева, не думая, что будут тут жить. Они должны украсть и убежать за границу. А я собираюсь жить в Киеве.
— Вы не упрощаете? Достаточно не красть и тогда все образуется?
— Конечно, нет. Мэр, городская власть имеют массу возможностей, в том числе законодательных, для того чтобы увеличить поступления в бюджет. Просто не все их используют, понимаете? Нужно иметь хребет, политическую волю, мужество вступить в конфликт с большими олигархическими группами, которые многие годы обогащаются за счет коммунальной собственности.
— Например?
— Каким-то дивным образом «Киевэнерго» передали в аренду. Кто зарабатывает на этом? Частная структура. Я задаю простой вопрос: «Скажите, пожалуйста, кому принадлежат все сети и коммуникации и на чьей земле они находятся?» — «На земле киевской громады». — «Кто за это платит?» — «Никто». Если с громады берут за все, то почему громада не берет ни единой копейки с частных структур? Сколько сейчас столичной коммунальной собственности арендуют за бесценок? А сколько у нас не оформлено взаимоотношений по вопросам земли? Это уже миллиарды. То есть, хочу в очередной раз подчеркнуть: нужна политическая воля для того, чтобы начать законный процесс возврата общине города ее собственности. Складывается впечатление, что на данный момент для людей, которые добрались к власти и готовы воровать миллиардами, закона не существует. Удивительная вещь, правда? Вот мы и будем требовать, чтобы закон работал для всех.
«В 15 лет я пошел работать, чтобы помочь маме прокормить нас с братом»
— Вы как-то говорили, что помните, какой раньше зеленой была столица. Вы коренной киевлянин?
— Я родился на Красном Хуторе. Родители работали на рембазе. Жили в бараках, которые стояли на территории нынешнего парка «Партизанской славы». Представляете: бабушка, мама, папа и я теснились в одной комнате. Длиннющий коридор, общая кухня, все удобства во дворе… Старые киевляне знают, о чем идет речь. В послевоенном Киеве очень мало было жилья. Затем бараки снесли, и в 1963-м году начали строить хрущовки. Нас расселили — моим родителям дали двухкомнатную квартиру на бульваре Верховного Совета, а бабушке — однокомнатную.
— А почему вы школу не закончили?
— Отец ушел от нас. Мне тогда было 9 лет. Мама осталась с двумя детьми (брат меньше меня), болела, умерла очень рано — в 53 года. Жили трудно. Мама получала 120 рублей. Как на такие деньги протянуть втроем? Поэтому уже в 15 лет я пошел работать. Сначала на завод «Радиоизмеритель», затем на радиозавод. Когда с деньгами стало немного легче, то поступил в Киевский энергетический техникум. После армии я практически сразу женился, родился ребенок, денег снова не хватало. Тогда я взял комсомольскую путевку, поехал в Торез на шахту «Прогресс».
— Почему же не остались в Донбассе? Шахтеры ведь зарабатывали неплохо.
— Если бы мне дали квартиру, то я бы там оставался до сих пор (смеется). Но нам приходилось снимать жилье. Арендовали у хозяев летнюю кухню. Кровать, холодильник, на нем — телевизор, стол негде было ставить. Ели на табуретах… Знаете, я не жалуюсь. Был молодой, счастливый, ведь семья рядом, все нормально. Но тянуло домой в Киев. И однажды мы приняли решение вернуться.
— Образование получили уже работая?
— В Торезе я окончил вечернюю школу. А в Киеве поступил на вечернее отделение в Автодорожный институт (КАДИ). Проучился два семестра, мне стало неинтересно, я понял, что это просто позавчерашний день. Покупать диплом принципиально не хочу, хотя предлагали. Уговаривали, дескать, «ты же сможешь должность занять». Но я считаю, что диплом о высшем образовании — это не высшее образование. Если хочешь его получить, то должен честно отучиться.
— Как вы оказались в Чернобыле?
— В 1986 году я работал в автоколонне, которая входила в систему тогдашней гражданской обороны. В первую же ночь после аварии на атомной станции нас отправили туда. В Чернобыле я отработал пять недель.
— Сразу после взрыва?
— Да. Возили цемент, свинец на стадион в Припяти. Мой напарник Вова Касавчук за три месяца получил два инфаркта, сейчас у него первая группа инвалидности. А у меня выпали все волосы… Потом вырезали опухоль на шее. Нашу машину не выпустили из пятикилометровой зоны. Она там и осталась. Потому что под крыльями обнаружили 800 миллирентген.
— У вас была какая-то защитная одежда?
— Никакой. На пятую неделю нам выдали накопитель — устройство, показывающее суммарную дозу полученной радиации. Когда я его сдал, то народ был в шоке: «Ты получил 12 рентген. Все, вали отсюда, тебя тут не должно быть».
«Мы пришли, по сути, в пустыню, а сейчас хозяйство не стыдно показать даже европейцам»
— Как себя чувствовали после Чернобыля?
— Нормально. Только на солнце мне постоянно становилось плохо. Но дело не в том, как ты себя чувствуешь, а в ответственности перед семьей. Поэтому после работы в Заполярье снова вернулся в Киев.
— И без работы долго усидеть не смогли..
— Мое дело начиналось со ста гектаров земли. Моя жена родом из села в Хмельницкой области. Когда в конце 90-х приехал туда, то там царила такая разруха!.. С точки зрения развития аграрного комплекса Украина в тот момент была пустыней. Сотни тысяч гектаров пахотной земли зарастали сорняками. Мне предложили: «Хочешь? Начинай работать». И мы начали со ста гектаров, потом обрабатывали двести. Всякое бывало. Случались периоды, когда я не знал, где найти пять тысяч гривен на дизтопливо. И стал продавать свои вещи. Было тяжело, но я ни о чем не жалею. Мы пришли, по сути, в пустыню, а за несколько лет сделали то, что не стыдно показать даже европейцам.
— Сколько людей работает на агропредприятии?
— Много, и зарплата у нас самая высокая в области. Например, комбайнеры, механизаторы за год получают в среднем до 100 тысяч гривен. Некоторые 120, 150 тысяч. Поверьте, для села это большие деньги. Да и по киевским меркам они неплохие. Я уверен, что люди эти деньги действительно зарабатывают. К тому же мы запустили ряд социальных программ, в частности, помогаем детям получать высшее образование. Я считаю так: если ты зарабатываешь, то у тебя должна быть солидарность и с теми людьми, с которыми ты трудишься. Экономить на людях — последнее дело. Как говорят, сэкономишь копейку, а потеряешь десять, ведь человек или украдет, или просто плохо отработает. Я же сам рабочий. Из моих рук лопату никто не заберет, поверьте.
— А в политике вы как оказались?
— Знаете, я никогда с властью не дружил. Между моими и действиями власти всегда существовал диссонанс. Я был, образно говоря, бельмом на глазу любой власти. Когда будь то Ющенко или Янукович рассказывали, что не могут поступать иначе, то народ спрашивал: «А почему Мирный может?» Мои друзья шутили: ты строишь в селе отдельное государство со своими законами. А я строил справедливое общество, где нет взяточничества, криминала. Где люди, которые честно работают, зарабатывают на достойную жизнь. Я решил, что мы должны создать пространство, в котором правила и взаимоотношения между людьми были бы человеческими.
— И что заставило выйти из этого пространства?
— Невозможно отгородиться от страны, в которой живешь. Моя дочка училась за границей. Однажды, приехав на каникулы и посмотрев уже повзрослевшими глазами на происходящее у нас, сказала: «Я не хочу возвращаться». И тогда я понял, что с такой властью мы потеряем не только детей, а и страну. Но самостоятельно по объективным причинам ничего нельзя изменить. Посмотрел по сторонам и, кроме «Свободы», никого не увидел, кто соответствовал бы моим взглядам.
— Не разочаровались?
— На сегодняшний день есть масса вопросов по внутрипартийному строительству и ситуации в партии. Потому что партия — это срез общества. Но кто другой? Я понимаю, почему наши союзники в борьбе против Януковича сейчас пытаются нас уничтожить. Потому что они реально оценивают нашу силу, осознают наши возможности организовать людей и умение бороться с преступными режимами.
— Вы считаете, мы снова возвращаемся во времена Януковича?
— К сожалению, правительство, особенно нынешнее, скатывается в эту пропасть. Оно ничем сейчас не лучше правительства Азарова. А зачастую и хуже. Потому что это правительство варягов. Они тут жить, как я понимаю, не собираются. Но для меня лично Украина — родная страна. Я никуда отсюда уезжать не буду. Вот и все.
— Но ведь «Свобода» какое-то время тоже была представлена в правительстве?
— Да, у нас был министр АПК, а я в партии отвечал за аграрную отрасль. В прошлом году, несмотря на войну, аграрии продемонстрировали рост более чем на десять процентов. Да, я не исключаю, что были какие-то негативные вещи. Ведь для того, чтобы дойти до низового звена, нужно время. Но то, что отрасль просто рванула вверх, это правда.
В нынешнем году в аграрном секторе — падение. Кажется, 12 процентов. Вопрос: почему? Ведь сейчас финансово-экономическая ситуация стабилизировалась, пошли деньги МВФ. А все дело в том, что задача руководителя, управленца — не делать за кого-то что-то, а создать условия. То же самое и в Киеве. Нельзя говорить: вот 25 октября я избираюсь мэром, а уже 18 ноября все дома в Киеве будут утеплены. Тот, кто такое будет говорить, просто сказочник. Гоните такого человека в шею. Но то, что с первого дня киевляне почувствуют изменения, это безусловно.
— Например?
— Мы должны передать придомовые территории жителям домов, провести паспортизацию улиц. Громада должна решать, давать ли разрешение на размещение на ее территории МАФов, автостоянок и так далее. Громада должна получать прибыль от арендаторов, и полученные деньги тратить на ремонт домов, утепление. Мы должны дать людям не просто самоуправление, а реальные рычаги — административные, финансовые. Где-то будет лучше, где-то хуже. Но когда люди увидят, что на этой улице вопросы утепления или озеленения решаются, а на соседней нет, то они будут заменять тех, кому доверили право руководить этой городской уличной громадой.
Должна произойти переориентация коммерческого строительства на развитие инфраструктуры, строительство поликлиник, роддомов. Например, один из крупнейших в Киеве Деснянский район не имеет своего родильного дома. Да, это не жилищное строительство — ты не получаешь сразу большую прибыль. Но если ты хочешь честно зарабатывать — будь добр. Не хочешь зарабатывать — мы за свои деньги построим.
В любом случае Киев должен стать европейской столицей, где комфортно жить и растить детей. Поэтому я ставлю перед собой задачу на посту мэра за пять лет показать киевлянам такой город, в который, как минимум, хочется вернуться.
3779Читайте нас у Facebook
