«не можу тобою налюбуватися», — говорит дедушка, держа в ладонях лицо своей 80-летней возлюбленной
Они, как раньше, пишут друг другу письма от руки. Он ей: «Добрий день, моя найкоханiша, солодша вiд меду, моя любове! Кохана пташко, з юностi найдорожча! Де то, на чужинi, аж у Нiмеччинi, ми мiцно покохали одне одного iне можемо розстатися. Я свою любиму дiвчинку не можу забути до само∙ смертi. Серденько мої за Настенькою болiло, болить i буде болiти. Цiлую тебе мiцно-мiцно… »
Она отвечает:
«Просила долi, щоб умерти,
Та доля смертi не даї.
А жить без тебе далi
Вже сили не стаї… »
Анастасию Коровай из Миргородского района Полтавской области и Николая Дудяка из Дрогобыча на Львовщине свела война, когда им было по 18 лет. Через два года их разлучила Победа. А через 60 лет они снова встретились. Сейчас им уже по 84. Он живет в польском городке Богушове, она — в Ахтырке Сумской области. Но их чувства сильны, как в молодости…
«Перед тем как сесть за письмо, ночь не сплю, думаю… »
Анастасии Иосифовне тяжело ходить — дает о себе знать давняя травма ноги…
- Оце i вся любов! — вздыхает, держась за поясницу, пожилая женщина, в которой тем не менее сразу видно модницу: черные колготки в сеточку, изящные туфельки, поредевшие волосы собраны в шиньон. — Какое уже здоровье в наши годы? У Николая три инфаркта было. Он четыре раза гостил у нас по месяцу-полтора, все порывается еще приехать, но я отговариваю его: не дай Бог, станет плохо в дороге. Поэтому последние полтора года не виделись. Раз в месяц он мне звонит и пишет каждую неделю. Я отвечаю ему дважды в месяц. Перед тем как сесть за письмо, ночь не сплю, думаю…
Вот такая она, любовь. Без страданий не бывает. Что в юности, что на закате лет.
- Я прожила пятьдесят три года, но таких нежных слов мне никто не говорил, — улыбается Наталья Пономарева, дочь Анастасии Иосифовны. — Николай Михайлович — удивительный человек. Вы бы видели, как он ухаживает за нашей бабушкой! И шоколадки ей покупает, и в кафе водит, и хорошие ножницы (она любит шить) подарил, и две золотые цепочки… А как первый раз к нам приехал, не отходил от мамы. «Не можу налюбуватися тобою!» — повторял без конца. Возьмет ее лицо в свои ладони, а из глаз слезы катятся…
- Шестьдесят лет не виделись, а приехал к Настеньке, как к себе домой, — говорит Николай Дудяк, в голосе которого слышится сильный галицкий акцент. — Она такая же красивая, как и раньше. Если бы нашел ее раньше, не раздумывая, забрал бы, хотя у нее и было трое детей.
Дети Анастасии Ивановны — двое сыновей и дочка — называют Николая Михайловича не иначе, как НАШ дедушка. Своего отца они похоронили одиннадцать лет назад и с пониманием отнеслись к приятным переменам в маминой жизни. Поначалу один из сыновей был против встречи с Дудяком. Но, познакомившись с Николаем Михайловичем, сменил гнев на милость. Дедушка всю родню Анастасии Иосифовны моментально влюбил в себя!
- Первую ночь мы с Колей глаз не сомкнули, — прикладывает руку к груди Анастасия Иосифовна. — Вспоминали свое прошлое, никак не могли наговориться.
- Так когда же свадьба? — осторожно спрашиваю бабушку в надежде услышать, что историю ждет счастливый конец.
- Не будет свадьбы! — разочаровывает она меня. — Коля прожил молодые годы в любви со своей супругой. Сейчас она больна, не может ходить. Считаю, что разбивать семью — большой грех.
Хотя Николаю Михайловичу и Анастасии Иосифовне все же кричали «Горько!». Когда отмечали ее 82-летие. И свадебное платье с фатой он ей купил. Только было это давно…
«Коля стащил у хозяйки перину с двумя подушками и принес мне — чтоб я не мерзла и мягко спала»
Когда Николаю было пятнадцать лет, его вместе со всей семьей фашисты вывезли на принудительные работы в Германию. Забрали мальчика прямо с футбольного поля, где он гонял мяч со своими приятелями.
- А я пряталась от полицаев по хуторам — в землянках, на деревьях, — рассказывает Анастасия Иосифовна. — Бывало, заберусь на ветки и сплю там. Уж очень не хотелось мне отправляться в рабство на чужбину! Поначалу молодежь добровольно соглашалась ехать на работу в Германию, хотя я этого понять не могла. Потом полицаи начали настоящую охоту на здоровых хлопцев и девчат. Меня дважды пытались вывезти, но оба раза я удирала с железнодорожной станции. Возвращалась на хутора, пробираясь через болота, камыши. Но ведь прятаться тоже надоедало, поэтому время от времени наведывалась к родителям. Однажды пришла домой, в Черевки (село в Миргородском районе. — Авт. ), помогала маме по хозяйству, а тут откуда ни возьмись два полицая. Скрутили руки за спиной… В этот раз так за мной следили, что вырваться не удалось. К тому же в беглецов стреляли. Я и не рисковала, ведь тогда бы забрали в Германию кого-то из родителей.
Настя вместе с четырьмя девушками из Черевков оказалась под Берлином. Толстая барыня, подъехавшая на бричке, забрала их к себе на работу.
- Ей принадлежало имение Гох размерами, думаю, не меньше, чем целый наш совхоз, — продолжает собеседница. — Огромные фермы коров, овец, лошадей… На плантациях (а земля там — песок да камни) выращивали картофель, свеклу, капусту, пшеницу. Обслуживали все это хозяйство подневольные — итальянцы, поляки, украинцы…
Новеньких поселили в большую казарму, как других рабочих, и выдали… бумажные матрацы, набитые сеном. Но уже через несколько дней у Насти была постель не хуже, чем у самой барыни.
- Николай принес мне перину и две подушки, — смеется Анастасия Иосифовна. — Украл где-то у хозяйки. Она сама к нам в казарму никогда не заходила, а Коля был у нее на хорошем счету, поэтому все сошло с рук.
- Чтобы не мерзла моя девочка и мягко спала, — объясняет Николай Михайлович мотив своего поступка.
Поначалу отношения у молодых людей складывались непросто. В миниатюрную миловидную хохотушку Настю первым влюбился Антон, друг Николая. Парни даже рассорились — каждый старался привлечь к себе внимание девушки. В конце концов поговорили по-мужски. «Найди себе другую, Настеньку я тебе не отдам», — категорически заявил Николай Антону.
- Два года невольничьих работ пролетели для меня, как два дня, потому что рядом был любимый человек, — светятся от счастья глаза Анастасии Иосифовны. — Хотя было очень тяжело! Перегной зимой по полям разбрасывали. Попробуй оставить хоть кусочек земли без удобрения — надсмотрщик сразу плеткой по рукам бьет. Ноги страх как мерзли, ведь даже в морозы мы ходили в тряпичных сапогах. А работали с семи утра до семи вечера. И кормили плохо — в неделю выдавали по семьсот граммов хлеба да по триста граммов твердого сала из дикого кабана. Поэтому мы воровали картофель, пшеницу… На заработанные деньги разрешалось только пиво покупать и фотографироваться. Платили в зависимости от возраста: если тебе, скажем, восемнадцать лет, значит, получал восемнадцать марок в месяц, хотя в работе никому поблажек не давали. Но все равно молодость брала свое. По выходным Коля приглашал меня то в кино, то в гости к землякам в другие имения. Ходили в лес по малину и ежевику. Он так красиво ухаживал за мной. Коля был в хороших отношениях с приказчиком, поэтому мог вынести из столовой, где сам питался, еду или пригласить к себе на обед. Через приказчика покупал мне и одежду. К сожалению, в голодном сорок седьмом году я всю ее обменяла на макуху. Одно платьице осталось…
«Я была верна своему мужу, но любила только Николая»
Ах, если б можно было вернуть прошлое! Это сейчас они знают, как нужно было поступить в той ситуации. Но тогда все были опьяненные свободой, долгожданной Победой.
- Мы вышли на поле капусту полоть, а тут грохот такой поднялся — наши наступали, — вновь волнуется моя собеседница. — Глядим — советские солдаты идут. Мы с девчатами бросили все — давай обнимать, целовать своих освободителей. «Кто как может, так и выбирайтесь отсюда», — говорят они. Коля схватил хозяйкин велосипед, я взяла из подвала кое-какой еды, и мы отправились… домой. На велосипеде ехали и Антон с моей подружкой Марией. На следующий день остановил нас советский военный патруль: «Кто такие? Какой национальности?» Если бы ответили, что поляки, нас отпустили бы, а так задержали. Потом спросили, не женаты ли мы. Нам и в голову не пришло врать, поэтому нас с Машей в одну сторону отвели, а ребят — в другую.
Влюбленные Настя с Николаем даже предположить тогда не могли, что разлука затянется на десятки лет. Его на четыре года забрали в армию (служил в Германии), а она, вернувшись домой, завербовалась на сахарный завод в Сталинское (ныне Червонозаводское) под Лохвицей Полтавской области.
- Каждый день на протяжении двух с половиной лет получала письма от Коленьки, — ведет дальше свой рассказ Анастасия Иосифовна. — Если почта опаздывала, на следующий день почтальон приносил сразу два письма. Однажды жених написал, что купил мне свадебное платье, туфли и фату. А я отписала: «Если ты любишь меня, вышли денег, я куплю макухи и хоть раз досыта наемся». Ведь в сорок седьмом году начался голод…
После этого переписка прервалась на целый месяц. Оказалось, Николай собрал невесте две посылки с продуктами, но командир, узнав об этом, пообрывал ему погоны и посадил на гауптвахту, где кормили гнилой картошкой и давали кружку воды в день. Начальник давно вынашивал планы женить солдата на своей сестре, которая осталась одна с пятилетним ребенком. «Лучше я погибну, но своей любимой не изменю», — ответил командиру Николай Дудяк. Действительно, его жизни угрожала опасность — из гауптвахты попал в госпиталь, где долго лечился от физического истощения.
Тем временем в Настю влюбился Иван Журавель, один из заводских рабочих. Просто проходу не давал. Она старалась не попадаться ему на глаза, пряталась, но, как известно, от судьбы не уйдешь. Позже Иван сознался, что перехватывал письма от Николая и отвечал ему такое, что и подумать страшно… В общем, Настя и Николай были в недоумении, и их переписка прервалась.
- Я вышла замуж за Ивана и была верна ему всю жизнь, — говорит Анастасия Журавель. — Но чувств, которые испытывала к Николаю, не было. Первая любовь самая сильная. Иван всю жизнь страшно ревновал меня. «Все не можешь своего гуцула забыть?» — то и дело упрекал. Чуть до развода не дошло. Все фотографии Колины порвал, только одну не нашел.
Анастасия Иосифовна достает из увесистого полиэтиленового кулька, в котором хранит письма и поздравительные открытки от Николая, кипу фотографий — вперемежку старые и новые. Среди них та, которую не смог уничтожить покойный муж. На ней красивый юноша с густым чубом, зачесанным вверх. К этой фотографии приклеен и снимок Насти, сделанный в Германии.
- Я разыскивал Настю начиная с 1949 года, как только вернулся из армии, — продолжает Николай Дудяк. — Мои письма попадали кому угодно, даже на Кавказ, только не ей. Я неоднократно бывал в Украине, где у меня осталась родня, но найти Настю не удавалось — она сменила фамилию, место жительства. И все равно меня не оставляло внутреннее предчувствие, что мы встретимся. Только четыре года назад покойная уже Мария Доля, с которой мы вместе были в Германии, сообщила новый адрес Анастасии. После этого меня уже ничто не могло удержать — я собрался и поехал в Ахтырку.
Николай Михайлович рассказал, что приготовленный для Насти свадебный наряд он подарил медсестре в госпитале. Пять лет после разлуки с любимой не женился, подумывал даже в монастырь уйти. В 1957 году, получив паспорт, вместе с семьей и младшим братом перебрался в Польшу — боялся, что советские власти «пришьют» им бандеровщину и отправят на север. Его сестер выслали в Воркуту. Работал водителем, возил смолу. Может, поэтому и с сердцем теперь проблемы?
Анастасия не стала учительницей, как мечтала. Всю жизнь тяжело работала.
Оба уже имеют правнуков. Николай очень сожалеет, что они с Настей не родили общего ребенка.
- Яна, жена Колина, с пониманием отнеслась к нашим встречам, — признается Анастасия Иосифовна. — Говорит, я как сестра ей, в гости зовет. А я, сказать честно, если бы узнала, что мой муж едет к другой женщине, голову ему оторвала бы… Эх, жаль годов! (вздыхает). Если бы все вернуть… Правду в народе говорят: хлiб з водою, аби серце з тобою…
441Читайте нас у Facebook
