Леонид Куравлев: "Счастливейшую киносудьбу я обрел благодаря Василию Шукшину"
Миллионам зрителей запомнились блестяще сыгранные Леонидом Куравлевым роли в фильмах «Живет такой парень», «Золотой теленок», «Иван Васильевич меняет профессию», «Семнадцать мгновений весны», «Афоня», «Мы, нижеподписавшиеся», «Самая обаятельная и привлекательная» и многих других. В фильмоколлекции актера — около 250 картин.
Однако о самом Леониде Вячеславовиче ценителям его таланта известно немного. Он не любит давать интервью.
Но для «ФАКТОВ» накануне своего юбилея сделал исключение.
— Леонид Вячеславович, букет поздравлений и наилучших пожеланий вам передают ваши коллеги-киевляне — Лариса Кадочникова, Лидия Чащина, снявшаяся с вами в фильме «Живет такой парень», а также семья Борислава Брондукова, сыгравшего в «Афоне» Федула…
— Спасибо. В столице Украины я бывал и снимался, но было это так давно. Киев — очень красивый город, который запомнился мне прежде всего прекрасными людьми. На Киностудии имени Довженко я снимался в фильме Михаила Ильенко «Миргород и его обитатели». А с Ларисой Кадочниковой (передайте ей от меня большой привет и поклон) — в картине Михаила Швейцера «Мичман Панин». Она в фильме блистала красотой и талантом.
— Передам обязательно. Как вы собираетесь отмечать юбилей? Все-таки 80 — дата солидная…
— Солидная, конечно. Вы правы. Я бы назвал ее даже катастрофической (смеется). Возраст, когда тебе сочувствуют, потому что это такая черта, за которой просматривается темень. Намек вы поняли…
А как я буду встречать свои 80 лет? У меня трое замечательных внуков. Самому младшему Грише — всего шесть лет, Федору — девять, а Степану на днях исполнилось тринадцать. У всех у них простые, близкие к сказкам имена. Внуки еще маленькие, потому что сын Василий у нас с Ниночкой, моей женой (которой не стало в 2012 году), — ребенок поздний. Она родила его на подходе к сорокалетию. Разница в возрасте между нашей дочерью Катей и сыном Васей почти 17 лет.
В свой день рождения я поеду к Василию и внукам за город. И там скромно с дочкой вольемся в их замечательную семью. Никакой помпы, никаких гостей! Этого всего мне не надо. Не хочу греметь по поводу юбилея. Да и дата, повторюсь, слишком серьезная, чтобы ей радоваться.
*Леонид Куравлев: «Жена Нина для меня была всем. Умница, красивая и внешне, и душой»
— О каком подарке мечтаете?
— Никакие подарки мне не нужны. Если внук Гришка что-нибудь нарисует, это будет для меня счастьем.
— К слову, о счастье. Кажется, судьба вас им не обделила. Вы всенародно любимый артист, у вас замечательная семья. А вы верите в судьбу и в чудеса?
— Человек по своей природе — сказочник и мечтатель. Он верит, что наступит какой-то момент, который преобразит его жизнь в лучшую, счастливую сторону. И у меня такая вера существует. Но иногда удача приходит, когда ты, может быть, о ней не успел еще помечтать. Так произошло и в моей жизни. Когда Шукшин меня снял в своей первой полнометражной картине «Живет такой парень», самой моей любимой, я был как бы запущен в счастливую киносудьбу. У меня это первая главная роль.
Фильм имел большой успех. И Шукшин словно предложил меня режиссерскому сообществу: мол, смотрите, Куравлев достоин, чтобы вы обратили на него внимание. После этой картины я стал много сниматься. А сами понимаете, профессия очень сильно отражается в бытовой жизни. Много снимался, значит, не бедствовал и все было в порядке.
Знаете, своего сына я назвал Васей в честь Василия Макаровича Шукшина. Дело в том, что он мечтал о сыне, имея трех дочерей. И даже сказал одну сакраментальную фразу: «Пока не рожу сына, не умру». Но судьба распорядилась жестоко — в 45 лет Василий Макарович ушел из жизни… Василием звали и замечательного отца моей жены, он был просто какой-то святой человек — скромный, умница. Поэтому когда родился сын, мы с Ниной назвали его Васей.
— Читала, что Василий Шукшин был вашим однокурсником по ВГИКу.
— Нет. Во ВГИКе я его видел только один раз, и то не знал, что это Шукшин. В вестибюле на втором этаже прошел человек, на которого я обратил внимание из-за того, что одет он был не по-студенчески. Гимнастерка, сапоги… Я не подумал, что это педагог. Их намного меньше, чем студентов, и почти всех знаешь, даже если не контактируешь по тому или иному предмету. Я понял, что это студент, но, так сказать, в возрасте. «Может, на войне побывал?» — мелькнула мысль. Хотя Шукшин не воевал, ведь когда война началась, ему было лишь двенадцать лет…
А вторая наша встреча была вот какая. Случилось так, что, еще будучи студентом, я снялся в фильме Михаила Швейцера «Мичман Панин». У меня там была роль Камушкина, и как-то меня заметили. И вот, когда Шукшин стал делать дипломную работу, которая называлась «Из Лебяжьего сообщают», ассистент по актерам вдруг на мое счастье вспомнила обо мне: мол, на роль Громова мог бы подойти Куравлев, который недавно, так сказать, прозвучал в картине «Мичман Панин».
Шукшин поинтересовался, кто я и откуда. Она ответила, что я только закончил ВГИК. Это был 1960 год. Шукшин сказал: «А, вгиковец? Наш!» — и захотел на меня посмотреть. Мы встретились на «Мосфильме». Он уже был в костюме, при галстуке… Во время съемок фильма «Из Лебяжьего сообщают» Василий Макарович пригляделся ко мне как к человеку и характеру. Затем Шукшин уехал к себе на родину — на Алтай, и там написал сценарий «Живет такой парень». Как оказалось, писал его он под впечатлением… обо мне. Уловив во время работы и общения какие-то основополагающие черты моего характера, перенес это в сценарий.
И вот как-то позвонил: «Леня, я сценарий написал — у тебя там главная роль». Я ахнул от такой удачи! Мы встретились, стали репетировать. Репетировали очень долго. Шукшин интересовался моей биографией и всякими другими мелочами. «Вот ты приехал сейчас на автобусе. А на кого ты обратил внимание?» — спрашивал Василий Макарович. Ему было интересно, как я отношусь к людям.
Так что в фильме «Живет такой парень» в какой-то степени я играл самого себя — по воле, конечно же, Шукшина.
*Леонид Куравлев считает Василия Шукшина своим духовным отцом
— Фильм получился замечательный. Снят в 1964 году, но и спустя больше чем полвека зрители смотрят его с удовольствием. В Интернете огромное количество отзывов. Пишут: «Великий Шукшин. Талантище Куравлев».
— Как интересно! Шукшин обладал гениальным талантом проникновения в душу человека. Считаю Василия Макаровича своим духовным отцом. Перечитываю его рассказы, пересматриваю картины… Он, как вы знаете, очень много снимался.
— Леонид Вячеславович, ваши родители не имели отношения к искусству: отец работал слесарем, мама была парикмахером. Как вы пришли в актерскую профессию?
— Дело вот в чем. Мне абсолютно не давалась математика. Так что нельзя было мечтать о серьезном институте. И вот как-то двоюродная сестра, видя мои муки, сказала: «Слушай, иди во ВГИК! Там не надо сдавать математику. Вдруг пройдешь. Прочитаешь басню, стихотворение и какой-то отрывок из рассказа или романа…» Она была старше меня на два года и сама пыталась поступать на актерский факультет, но не прошла и на следующий год поступила в педагогический вуз.
Я прислушался к ее совету. Был 1954 год. Конкурс — сто человек на место! Читал я басню Крылова «Слон в случае», отрывки из поэмы Маяковского «Хорошо» и из «Поднятой целины» Шолохова. Но меня не приняли. Правда, ко мне подошел один из членов приемной комиссии и сказал: «Знаете, вы мне очень понравились. Приходите на следующий год. Попытайтесь еще раз». Что я и сделал.
А между двумя «заходами» во ВГИК работал в цеху, где выпускались линзы, на фабрике елочных игрушек, которая располагалась недалеко от моего дома. В 1955 году меня приняли во ВГИК. Моим педагогом был Борис Владимирович Бибиков, который преподавал и в ГИТИСе, и у нас. Многие великие актеры — его ученики: Тихонов, Румянцева, Мордюкова… Но после второго курса Борис Владимирович мне поставил двойку и я как профнепригодный был отчислен.
— Трудно поверить…
— При этом я должен сказать: Борис Владимирович правильно сделал! Объясню. Как вы знаете, корни мои самые-самые простые. Рос я в Измайлово — это такой окраинный район Москвы, где было много шпаны, хотя сам я хулиганом не был. И вот два года я проникал в атмосферу элитного института, но не проявил себя достаточно для того, чтобы на мне остановился умный талантливый взгляд Бориса Владимировича.
Правда, двойку он поставил еще одному студенту — Смирнову Боре, который осмелился к нему поехать и сказать: «Борис Владимирович, оставьте меня у себя. Я понимаю, что вы правы и что я никогда не буду актером (Боря Смирнов, к сожалению, ныне уже покойный, стал очень хорошим музейным работником). Но мне с вами интересно, и та основа, которую вы даете, мне пригодится и в неактерской жизни». И Бибиков сказал: «Ну ладно, поставлю тебе тройку, тем самым восстановлю в студенчестве. А что мне делать с Куравлевым? Ему тоже, выходит, надо ставить тройку и возвращать на курс?» И получается, что Боря Смирнов меня спас. Вот такая, я бы сказал, была драматургия.
А на третьем курсе я себя замечательно проявил в отрывке пьесы Катаева «Квадратура круга». Это комедия, где показаны времена нэпа. Я сыграл роль, которую во МХАТе исполнял великий Борис Ливанов. Но я даже не знал, что эта вещь шла в театре. Когда я играл, в зале был хохот. Хохотал и Борис Владимирович. А потом мне сказал: «Леня, а ты превзошел самого Бориса Ливанова. У тебя более точное прочтение образа». Такой комплимент сулил мне, что я никогда больше не буду изгнан из института. Вот такая была история вгиковская.
— Выходит, стать актером до того, как сестра посоветовала поступать во ВГИК, и мысли не возникало?
— Нет. Более того, однажды у нас в коммуналке большой родней отмечали какой-то праздник. Было застолье, пели песни… И вдруг мой дядя Леша спросил меня при всех: «Вот ты десять классов заканчиваешь. А куда хочешь поступить?» Я сказал, что хочу пойти во ВГИК на актерский факультет. За столом возникла тяжелая пауза. Все переглядываться стали. И очень явно читалось следующее: у Вали со Славой (это мои родители) один сын, и тот какой-то «чокнутый» (смеется). Но, слава Богу, я ВГИК окончил и, как уже говорил, счастливейшую киносудьбу обрел благодаря Василию Шукшину.
— Как вы ощущаете славу сегодня?
— Ой, узнаваемость на очень высоком градусе. Но, знаете, я не из тех честолюбцев, которые считают, что якобы превзошли своих коллег, и смотрят на всех сверху вниз. Зазнаваться — неумно и противно. Когда выхожу на улицу, ко мне подходят люди: «С вами можно сфотографироваться?» «Ну пожалуйста», — отвечаю. Куда денешься от новых условий, когда у каждого мобильный телефон с фотокамерой. Из десяти человек восемь обязательно скажут: «Мы вас любим!» И это такое счастье… За все благодарю Бога и судьбу.
Я не тусовщик. Мои простые корни очень сказываются. Я люблю простых людей. Мои родители прожили очень тяжелую жизнь. Маму посадили по 58-й статье — совершенно несправедливо, видимо, по доносу завидовавшей ей сотрудницы. Мне еще не было пяти лет. Но я даже помню, как маму арестовывали. Пришли трое в гимнастерках, устроили обыск. Один из них поставил стул на красивые деревянные стенные часы, за которыми искал листовки.
Меня взяли к себе на воспитание мамина родная сестра тетя Надя с мужем дядей Колей. Война, голод… Жил я у них, пока мама не вернулась с Кольского полуострова. Я, к слову, к ней ездил туда. В поселке Зашеек на красивейшем озере Имандра закончил пятый класс. А когда мама вернулась, несколько лет она не имела права жить в Москве. И таких невинно пострадавших были миллионы…
— Пришлось вам хлебнуть горя.
— А вы знаете, детство, несмотря на такие, казалось бы, трагические условия, все равно благодатно. У детей ведь особая душа. Им принадлежит мир, даже если рядом он рушится и смерть гуляет своей косой налево и направо. Детство — особая пора, особая планета. Как сказал Сент-Экзюпери, автор повести «Маленький принц»: «По-настоящему я жил только в детстве»…
— Каждый фильм с вашим участием становился событием. Чего только стоит ваша роль в фильме «Иван Васильевич меняет профессию». В Украине картину часто показывают по телевизору.
— Я очень рад это слышать. Это великий фильм!
— Многие фразы из него стали крылатыми. В том числе прозвучавшие из уст Жоржа Милославского. Говорят, некоторые из них придумали вы сами…
— Да. В сценарии была фраза «Граждане, храните деньги в сберегательной кассе». А я к Гайдаю подошел и говорю: «А можно я добавлю: „Если они у вас, конечно, есть“? Ведь, чтобы положить деньги, их нужно иметь. Правда ведь?» И Гайдай сказал: «Молодец! Снимаем».
— Вы сыграли роли трех воров — Шуры Балаганова в «Золотом теленке», Жоржа Милославского в картине «Иван Васильевич меняет профессию» и Копченого в фильме «Место встречи изменить нельзя». А в жизни вам доводилось сталкиваться с мошенниками?
— К сожалению. К примеру, в Интернете кто-то поместил ложную информацию обо мне — слова, которые я никогда не говорил. Завистники, недоброжелатели… А что такое зависть? Это когда человек отрекается от самого себя и живет жизнью других. Завидует счастливым, с его точки зрения, людям. Завистник — человек пустой и злой. Он зря коптит небо, отнимая у всего живого драгоценный кислород. А ведь его мама, наверное, мечтала о том, чтобы сын вырос умным, добрым, талантливым в той или иной области… Неприятно, когда сталкиваешься с ложью. Это тяжким бременем ложится на душу.
— В свое время Ольга Аросева рассказывала мне, что не раз в прессе выходили интервью, которые она не давала.
— Прекрасная актриса. Так вот и со мной вышло, как с ней. Приписали мне то, чего я не говорил. Но не хочется о тех, кто делает такое, и вспоминать.
— Лучше о приятном. Зрители обожают фильм «Афоня», где вы снялись в главной роли. Георгий Данелия говорил мне, что Афоней назвал даже своего любимого кота. Знаете об этом?
— Знаю. Сколько писем люди мне писали после выхода фильма! До сих пор, хоть и редко, кто-то да крикнет мне в спину: «Афоня, дай рубль!» Иногда я оборачиваюсь и говорю: «А что ты сегодня сделаешь на этот рубль?» Ведь в 1975 году это были совсем другие деньги…
— Леонид Вячеславович, а вы в курсе, что были любимым актером у Татьяны Лиозновой? Мне об этом рассказывал известный киновед Вячеслав Шмыров — она ему лично говорила.
— Нет, не знал. Но я знаю Славу — он врать не будет. Слова для меня лестные. У Татьяны Михайловны я дважды снимался. В картине «Семнадцать мгновений весны», а потом в главной роли — Лени Шиндина в фильме «Мы, нижеподписавшиеся».
— Посмотрела картину на днях на одном дыхании.
— Об этом мне и тогда люди говорили, и сейчас говорят. Все это мастерство Татьяны Михайловны Лиозновой, которую я считаю гениальным режиссером. Я ей очень благодарен за роли.
— Леонид Вячеславович, и вы ведь актер гениальный. К слову, у вас никогда не было желания уехать в Голливуд?
— Такой мысли не возникало ни на секунду. Я много бывал за границей, но меня всегда тянуло домой.
— Какая страна вас больше всего впечатлила?
— Япония. Кажется, что попал на другую планету. Потрясло все: и природа, и люди… Мы были в Японии с Ниночкой в 1975 году — в поездке от Союза кинематографистов.
— Не могу не спросить: какой человек вы в быту? Умеете что-нибудь делать по хозяйству?
— Я не любитель мастерить, как, к примеру, Гердт. В молодости я много снимался, так что не до того было. Дачи у меня нет. Ввернуть лампочку могу — на этом мое «мастерство» начинается и заканчивается.
— А машину водите?
— У меня была «митцубиси». Но три месяца назад ее продал, потому что стоянку рядом с домом, где я ее ставил и мог видеть из окна, убрали. А ходить к машине за тридевять земель как-то нелепо. Стоянка должна быть рядом с домом.
— У вас есть хобби?
— Что касается увлечений, я люблю почитать хорошую литературу. К тому же это очень помогает в актерском искусстве.
— Какие же писатели у вас любимые?
— Я бы назвал сразу Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Конечно, это и Толстой, и Чехов… Очень люблю Шукшина, поскольку знал его. Он меня назвал своим другом. Есть такая статья Шукшина обо мне — называется «О Куравлеве». Я снимался в Ярославле в «Афоне», и вот однажды в гостиничном номере раздался телефонный звонок из Москвы. Звонила Ксения Маринина из «Кинопанорамы»: «Леня, мы делаем очередную передачу. И, как обычно, говорим о ком-то из артистов — над чем сейчас работает, как поживает. Можно ли сделать так: я позвоню Шукшину, который сейчас снимается в фильме Сергея Бондарчука „Они сражались за Родину“, и попрошу его дать интервью о вас в эту передачу?» Я ответил, что был бы счастлив.
И вот программа была записана, но еще не вышла, а Вася умирает… Эта статья — его последнее интервью обо мне. Ксения Маринина мне звонила тогда трижды и спрашивала, ставить эту передачу или нет. Я сказал: «Не надо». Но программа все-таки вышла. А недавно на канале «Культура» мне подарили диск с ее записью. Представляете, спустя столько лет! Я разыскивал эту запись, а мне говорили, что она пропала. Куда? Я не стал разбираться и поверил. И вот такой сюрприз.
— Прямо какой-то мистический подарок к вашему юбилею.
— Несомненно. Это подарок какой-то космический, звездный, божественный… Я смотрел передачу и обливался горючими слезами. Не мог себе найти места! Именно в этой передаче Шукшин сказал, что я его друг. Первые две фразы этого интервью таковы: «О Куравлеве я могу говорить много и долго. Я очень люблю этого человека».
— Такие слова дорогого стоят.
— Два человека были для меня главными на Земле — моя Ниночка и Шукшин. От них шла одухотворенность. С Ниной мы познакомились на катке, когда я учился в девятом классе, мне было шестнадцать лет… А поженились, когда я закончил ВГИК — в 1960 году. Нина преподавала английский язык в школе. Знала она его блестяще, у нее был талант. Когда в Москву приезжали английские делегации, ей звонили, приглашали и она работала переводчицей. Англичане спрашивали ее: «Откуда вы так знаете английский язык? Вы разговариваете, как разговаривают в центральном округе Лондона». Нина для меня была всем. Умница, красивая и внешне, и душой. Ее не стало — и это мое горе, моя трагедия.
— Чем занимаются ваши дети?
— Василий работает в одной из фирм, Катя пошла по части медицинской. А вот чем будут заниматься мои внуки, не знаю. Думаю, мне не очутиться в том времени, когда они вырастут.
— У творческих людей особый его отсчет, так что дай Бог вам дожить до того времени…
— Не знаю… Как известно, этим распоряжается Всевышний. И сколько мне отмерено, кто знает? Только он.
— Чего бы вы сами себе пожелали?
— Здоровья, которое очень пошатнулось, и чтобы все было хорошо у детей и внуков.
5285Читайте нас у Facebook
