Семен Злотников: "В Иерусалиме мы с Юрием Любимовым репетировали в... бомбоубежище"
Пьесы Семена Злотникова «Пришел мужчина к женщине», «Уходил старик от старухи», «Вальс одиноких», «Мутанты», «Бег на месте с любовью» переведены на многие языки мира и регулярно ставятся в самых разных странах. Недавно и в Одессе состоялся премьерный показ спектакля по пьесе «Инцест».
— «Страсть» — так называется премьера в Одесском драматическом театре, — рассказал «ФАКТАМ» Семен Злотников. — Это тот же «Инцест», просто мы название изменили, оно, возможно, более точно отражает суть пьесы. В этой постановке я попытался открыть душу, поговорить о том, что томит, трогает, и пригласить к разговору зрителей. В сложные времена люди тянутся к настоящему. Но хотят не просто посмеяться, похохотать (этого сейчас очень много), а открыть душу, нутро свое. Эта пьеса — не комедия, хотя в некоторых местах зритель будет улыбаться, а скорее, своеобразный детектив. На афише спектакль обозначен жанром «иллюзия».
Эта постановка на двоих, в главных ролях Олег Школьник и Светлана Горчинская. Согласно сюжету художник, доживший до преклонных лет, встречает молодую женщину, очень похожую на его мать. Сам герой никогда не знал собственной матери. Она бросила его еще младенцем, в роддоме, но при этом оставила при нем свою фотографию, которую он хранил всю жизнь. И вот спустя много лет он встречает женщину, как две капли воды похожую на ту, что на фотографии. Между ними возникают непростые отношения. Я думаю, неслучайно пьеса пришлась по сердцу Олегу Школьнику. Не только потому, что премьера приурочена к его юбилею. Просто ранее он таких ролей не играл. Именно на Школьнике я выстроил эту постановку. Здесь зрители увидят известного артиста в новом качестве.
*В постановке на двоих «Страсть» главные роли сыграли Олег Школьник и Светлана Горчинская
— Вы сказали, что эта постановка на двоих. Однако и предыдущие ваши пьесы практически без третьего, лишнего.
— Сколько помню себя, с самого детства пытался понять, чего это людям не живется? Солнце, звезды, земля, горы, моря, бескрайние просторы. Казалось бы, живи и получай удовольствие. Да вот — не получается. Грыземся, воюем, мучаемся, страдаем. Не добившись ответа в жизни, принялся за написание драматических произведений. От пьесы к пьесе придумывал разных мужчин и женщин и помещал их во всевозможные житейские ситуации. Так возникли многонаселенные пьесы: «Мутанты», «Команда» «Сцены у фонтана», «На четвертые сутки после исчезновения». Но гармонии как-то не получалось. И в искусстве, как в жизни, меня догоняли ложь, эгоизм, душевная глухота, боль и тоска. Наконец, отчаявшись добиться гармонии среди многих, я, как говорится, сузил масштаб своих драматических притязаний до двух персонажей — мужчины и женщины.
— Во времена СССР «Пришел мужчина к женщине» ругали из-за названия, а с пьесой «Команда» была скандальная история.
— Ее поставили в «Современнике» и тут же запретили. Была разгромная статья в «Известиях». Я по заказу никогда не писал, но мой приятель Зиновий Корогодский, режиссер Ленинградского ТЮЗа, попросил написать что-то о спорте. А я боксом занимался, затем в газете спортивным обозревателем был. Вот так родилась «Команда», неугодная советам.
— Говорят, в театр вас привел Сергей Юрский?
— Да, в середине семидесятых годов минувшего столетия. Юрского я просто боготворил, он был абсолютно духовным героем. Во всяком случае, в Питере. Я восхищался им на его концертах, спектаклях. Помню, работал над повестью «Записки альтруиста». Молодому автору всегда хочется показать свое произведение, услышать мнение того, кого уважаешь. Я дожидался Юрского у здания питерского Большого драмтеатра. Валил снег, был мороз, и вот вышел Юрский… Я протянул ему рукопись: прочтите, пожалуйста. Он согласился. Надо сказать, он такой человек, что к нему, я думаю, многие обращались. Я тогда из Ташкента приехал, где работал в многотиражке текстильного института. Газета называлась «Кадры стране», работали двое — редактор и я, литсотрудник.
— Опять — на двоих, но газета.
— Точно подмечено. К слову, я был беспартийный всегда, потому о редакторской должности и речи быть не могло. Сижу в своих «Кадрах», как вдруг раздается телефонный звонок. Я не узнал собеседника, говорю: «Слушаю тебя, Гогин». В трубке раздалось: «Это не Гогин, это Юрский». Сергей Юрьевич всегда стремится помочь людям. Никогда не забуду, как он посоветовал мне писать пьесы, несмотря на то, что та моя повесть ему понравилась. Первые несколько произведений в ящике до сих пор лежат. Я их никому не показываю. Ведь то была учеба, надо было найти свой стиль. Когда написал «Все будет хорошо» и показал Юрскому, он буквально взял меня за руку и привел в Театр комедии.
У Сергея Юрьевича тогда начались большие сложности с властью. Его стали запрещать в кино, на телевидении. Видите ли, он провожал в Париж Ефима Эткинда, известного филолога, доктора наук. Он дружил с Эткиндом, а того советская власть по политическим мотивам лишила гражданства, по сфабрикованному КГБ делу в 1974 году выслав из страны. Время было непростое. Именно Юрский многое сделал для тех, кто с трудом карабкался по творческой лестнице. В частности, для Жванецкого, в самом начале его творческого пути. Юрский фактически был первым, кроме Карцева и Ильченко, кто профессионально читал миниатюры Жванецкого. Сергей Юрьевич и сам великолепный прозаик, недооцененный. Ему помешала актерская слава.
— Первую книгу — «Кто держит паузу» — он написал в больнице.
— Я был на генеральной репетиции «Фантазий Фарятьева», где он бегал по сцене, что-то придумывал и сломал плечо. Кстати, после этого ЧП я получил водительские права. Потому что, когда это случилось, Юрский меня спросил: «До больницы довезешь?» (у него была машина.) Я ответил: «Водить не умею, прав нет». Вызывал «скорую», сопровождал его. Лежа в больнице, превозмогая сильную боль, он написал книгу. Скажу честно, когда у меня насморк, я работать уже не могу.
— Интересная история знакомства…
— У меня было несколько таких эпизодов. Как-то у меня в квартире раздался телефонный звонок: «Могу я разговаривать с Семеном Злотниковым?» Такой нежный голос. Я нагло: «Говорите». — «Вас беспокоит Юрий Петрович Любимов…» Он сказал, что слышал о моей пьесе «Сцены у фонтана» и хотел бы, чтобы я приехал в театр и познакомил с ней труппу. Я очень удивился, но приехал, получил одобрение коллектива. К сожалению, до постановки дело не дошло, Высшее культурное начальство что-то там усмотрело, и пьесу запретили. Однако Юрий Петрович предложил запасной вариант. Он собрался поставить некий драматургический триптих. Два автора у него уже были — Людмила Петрушевская и Александр Володин, мне он предложил войти в эту компанию. Я предложил пьесу «Два пуделя». Спектакль, названный «Надежды маленький оркестрик», шел на сцене «Таганки» почти 30 лет.
С Любимовым же у нас сложились не только рабочие, но и дружеские отношения. Довелось даже вместе пребывать в так называемой первой волне эмигрантов в Израиле, когда Любимова лишили советского гражданства. Встретились там, на Земле обетованной, о его возвращении и речи не было. Решили делать театр, начали репетировать «Уходил старик от старухи». Нашли артистов-израильтян, которые играют на иврите, но понимают по-русски, чтобы можно было репетировать. Три жарких летних месяца. Что спасало — у моего друга был боксерский клуб, такое себе бомбоубежище мощное в центре Иерусалима. И в течение трех месяцев Юрий Петрович спускался в бомбоубежище и репетировал в ринге.
Вскоре Советский Союз рухнул, и Любимов решил вернуться на родину, в свою «Таганку». У меня на руках театр. Что с ним делать? Я не хочу быть директором фабрики, потому что театр — это та же фабрика. Но пришлось тащить этот театр. Благо я люблю театр, хотя не люблю зависеть от кого бы то ни было. Поехал в Польшу учиться режиссуре. Постарался освоить эту профессию. В Польше больше готовы, что ли, к моей драматургии. Одно время я был там просто как национальный герой.
— Спектакли по вашим пьесам идут в лучших театрах. Однако вы стали осуществлять постановки сами.
— Дело в том, что часто режиссеры ставят мои пьесы так, как они хотят сами, зачастую упуская заложенные мною в произведении идеи и смыслы. К примеру, много лет назад в театре «Школа современной пьесы», возглавляемом нынче одесситом Йосифом Райхельгаузом, был поставлен спектакль «Пришел мужчина к женщине». Главные роли исполняли ныне уже покойные Любовь Полищук и Альберт Филозов. Постановка живет до сих пор, правда, состав исполнителей давно сменился. Возвращаясь к этому произведению в данном сценическом воплощении, я обнаружил, что акценты там расставлены неверно. Решил, что смогу самостоятельно лучше воплотить созданные мною характеры. Кроме того, все мои персонажи — это люди, история которых с окончанием пьесы не заканчивается, и потому я каждый раз могу импровизировать развитие их дальнейших судеб.
— Наверняка вам приходилось слышать, что женские образы вам удаются лучше.
— Я бы так не сказал. Порой лучше получаются мужские, есть у меня и пьеса на двух мужчин — «План сумасшедших». Татьяна Веденеева на репетиции как-то сказала: «Такое впечатление, что в прошлой жизни Злотников был женщиной. Я всю ночь читала пьесу, плакала. Там все так точно описано. Откуда вы так хорошо знаете о женщинах?» Я отшутился: наверное в прошлой жизни действительно был женщиной. Всегда подтверждал, что все лучшее во мне от женщин. Я их очень любил.
— Вы говорили, что уже 30 лет любите только свою жену, верны ей.
— Да, но были и другие 30 лет. На своей супруге я женился в 40 лет, а до этого была большая творческая жизнь. Конечно, влюблялся, были встречи, разлуки, катастрофы… Своеобразный путь познания. Конечно, каждый из нас натворил дел, о которых иногда приходится сожалеть, но это жизнь. Самое интересное в моей профессии — прочитать цифры, которые послал Господь. Мне чертовски повезло — моя жена замечательный человек, лучший друг. Именно в силу этого я не изменяю. Жене можно изменить, а вот другу никак. Хотя соблазны у театрального человека — на каждом шагу, но обидеть своего лучшего товарища я не могу.
— Как сочетаете в себе драматурга и режиссера, учитывая, что между автором пьесы и ее постановщиком часто возникают конфликты?
— Если я вижу, что мешает какая-то фраза, я ее убираю. Подчиняюсь действию: понимаю сцену, артиста, зрителя. Драматург — очень редкая профессия, даже по истории. Я себя не причисляю к истинным драматургам. Просто, когда пишу, знаю, чувствую, как именно отзовется то либо иное слово. Как режиссер пытаюсь добиться от артиста максимального понимания образа. Работа с актерами крайне сложна. Поэтому далеко не все драматурги могут стать режиссерами. Прежде всего, не хватает терпения.
Режиссер пошел нынче такой — хочет успеха, мало рискуя. За почти 40 лет в профессии, благодарение Господу, я ни разу не слышал упреков в глупости, пошлости или примитивности моих пьес. Главным «ругательством» было: они очень непростые. У меня даже хранится письмо Анатолия Эфроса, где он сетует, что никак не подберет ключи к «Сценам у фонтана», которые ему очень нравятся. В результате я дошел до того, что езжу по миру и сам ставлю свои пьесы.
— Помимо одесского театра, с кем в Украине сотрудничаете?
— С днепровским, где идет мой старый спектакль «Пришел мужчина к женщине». С киевским театром «Колесо» («Триптих для двоих»). Надеюсь поставить еще кое-что. Моя первая театральная премьера — «Все будет хорошо» — состоялась в далеком 1977 году на Невском проспекте, в Театре комедии. Моим первым режиссером был Петр Фоменко. Я имел счастье наблюдать за ним во время репетиций. Он заразил меня своим театром — умным, добрым, смешным и грустным одновременно, глубоко сочувствующим людям. Можно сказать, что суперидея Петра Наумовича «достать зрителя» застряла во мне и проросла буйным цветом. Собственно, величайшая мечта любого художника — не оставить человека равнодушным. Что-то обязательно должно произойти с ним по прочтении книги или просмотра спектакля. Я пьесу выращиваю, как дерево. А в ипостаси режиссера не понимаю, как все это написал.
969Читайте нас у Facebook
