Ильми Умеров: «Еще в 1992 году Меджлис предупреждал об опасности вторжения России в Крым»
16 марта прошел незаконный «референдум» о статусе Крыма, через два дня Государственная дума и Совет федерации после речи Путина о «возвращении Крыма домой», которую прерывали «бурными и продолжительными аплодисментами», торжественно приняли чужую территорию в состав Российской Федерации, грубо нарушив международное и украинское законодательство.
Акции протеста, которые устраивали в те дни крымские татары (согласно переписи 2001 года, в Крыму их проживало около 250 тысяч), наверняка войдут в учебники истории. Одним из их организаторов был заместитель председателя Меджлиса крымскотатарского народа Ильми Умеров.
По образованию он врач и магистр государственного управления. Родился в Узбекистане, где семья жила после массовой депортации с родной земли. В 1988-м вернулся на полуостров. До аннексии был депутатом, заместителем председателя Верховного Совета Крыма, вице-премьером правительства Автономной Республики. С 2000 года работал в Бахчисарайской районной администрации, с июля 2005-го возглавлял ее. 18 августа 2014 года сложил полномочия.
Умеров не признал «новую власть». Невзирая на опасность, не покинул Крым и открыто говорил, что это украинская территория. 12 мая 2016 года его задержали сотрудники ФСБ за высказывания в эфире крымскотатарского телеканала ATR: мол, 19 марта он якобы публично призывал к нарушению территориальной целостности России. Уголовное дело при всем желании следователи состряпать не смогли. В августе 2016-го по решению суда Умерова направили на принудительную психиатрическую экспертизу. Он тогда очень плохо себя чувствовал (у Ильми болезнь Паркинсона, гипертония и еще много разных диагнозов), но оккупантов почему-то интересовало исключительно его психическое здоровье. После 21 дня пребывания в специализированной клинике комиссия выдала справку, что психических отклонений у подсудимого нет. 27 сентября суд приговорил Умерова к двум годам колонии-поселения.
25 октября прошлого года Россия выдала Ильми Умерова и Ахтема Чийгоза (заместитель главы Меджлиса крымскотатарского народа, в сентябре 2017 года суд оккупированного Крыма приговорил его к восьми годам лишения свободы «за организацию массовых беспорядков» в феврале-марте 2014 года) Турции (та в свою очередь отправила в РФ двух ее агентов, арестованных в апреле 2016 года в Стамбуле по подозрению в убийстве чеченских диссидентов) и освободила от отбывания наказания. И Чийгоз, и Умеров, и их адвокат Николай Полозов позже подчеркнули, что о помиловании они не просили. «Я Путина не считаю своим президентом, я не считаю Крым территорией России, он к нам никакого отношения не имеет», — объяснил Умеров.
В интервью «ФАКТАМ» он рассказал о трагических событиях февраля-марта 2014 года и о том, как живут его земляки в оккупации.
— Ильми-ага, в суде о государственной измене бывшего президента Януковича его адвокаты утверждали, что произошла сдача Крыма, что были силы и средства его защитить. Они назвали фамилии тех, кто 28 февраля 2014 года на заседании Совета национальной безопасности и обороны Украины предлагал «выходить с гордо поднятыми знаменами и выводить наши части из Крыма», кто «выступал против развертывания украинских войск, чтобы не спровоцировать полномасштабное вторжение России в Украину». Еще они сказали, что окончательное решение о выводе украинских войск с полуострова принято 23 марта… По вашему мнению, Крым сдали?
— На этот сложный вопрос дать однозначный ответ очень трудно. С одной стороны, Украина была в тот период как никогда слаба. С другой, такую ситуацию готовили годами. Бегство Януковича сработало как катализатор. Российская Федерация просто ждала удобного момента. Когда он наступил, Кремль не преминул этим воспользоваться.
Расскажу об одном эпизоде. Меня срочно вызвал командир одной из воинских частей, расположенной вблизи Бахчисарая. Он сообщил, что к их территории подъехало два КамАЗа без номеров.
— Когда это было?
— Точно не помню. До «референдума», между 26 февраля и 14 марта. Тогда каждый день такой калейдоскоп событий был.
Я подъехал. Представился: «Глава Бахчисарайской районной администрации. Кто старший?» Подошел человек без погон: «Капитан такой-то, такое-то подразделение, Черноморский флот России». Они, видимо, сочли, что Украину в Крыму все предали и что я свой. Однако я потребовал, чтобы они удалились. Но никто даже с места не сдвинулся. Где-то полсотни человек рассредоточились вокруг части: через каждые 15—20 метров поставили по одному «зеленому человечку». Несколько мужчин с этим старшим встали около ворот. Внутри территории собрался личный состав и те, кто работал в этой воинской части. «Гости» остались на ночь, потом сменяли друг друга. В общем, я очень долго пробыл там, а вечером услышал, как Путин по телевизору говорил, что «нас там нет».
* Ильми Умеров: «Ночью с 26 на 27 февраля россияне захватили основные административные здания и начали блокировать воинские части. Тогда и пришло осознание: начинается что-то страшное». Фото Getty Images
— Как сложилась судьба военнослужащих той части?
— Через несколько дней они во главе с командиром перешли на сторону России. Если бы этот командир хотя бы одну автоматную очередь дал по «гостям», может, все развивалось бы по-другому.
Знаете, Крым ведь мог отойти к России еще в середине 90-х, когда президентом был избран Юрий Мешков (в 1994—1995 годах первый и единственный президент автономии; ратовал за присоединение к РФ. — Авт.). Тогда все удалось отрегулировать очень жесткими методами: у Крыма отобрали много полномочий, ликвидировали институт президентства, Мешкову пришлось бежать.
А вообще, сепаратистские настроения в Крыму присутствовали всегда. И если я скажу, что там никогда не было проукраинской власти, это не будет ошибкой. Были отдельные политики-патриоты, отдельные активисты. А у власти всегда находилась антиукраинская команда.
Я как глава района участвовал в заседаниях Совета министров (без права голоса). Кроме меня, немногие позволяли что-то сказать в защиту Украины. А антиукраинские речи — пожалуйста, хоть с утра до вечера.
Поэтому говорить, сопротивлялся или не сопротивлялся Крым, не совсем правильно. Правильнее задать вопрос: Украина сопротивлялась или не сопротивлялась грядущей оккупации ее территории.
Восемьдесят процентов военнослужащих (в Крыму было около 300 частей ВСУ) оказались предателями и через некоторое время присягнули Российской Федерации, при этом оружие и техника достались россиянам. Наши военные не оказали никакого сопротивления оккупантам. Так что можно сказать, что Крым сдали они.
Однако потом появилась информация о том, что делалось на самом высоком уровне. Те, кто после Януковича исполняли обязанности президента, премьер-министра, министров, думаю, осознавали, что не в состоянии организовать какое-то сопротивление, и приняли решение ничего не делать.
От военных в те дни мы слышали, что они ждут какой-то приказ. Хотя на самом деле для того, чтобы открыть огонь на поражение, никакого приказа не нужно. Есть устав, по которому любой солдат должен действовать. Но даже те, кто хотел так поступить, не могли это сделать, потому что приказ был таким: не провоцировать российских солдат и ничего не предпринимать.
— Скажите, когда вы лично почувствовали, что дело принимает серьезный оборот?
— Разговоры о возможной оккупации Меджлис вел все годы независимости. Еще в 1992 году мы предупреждали, что есть опасность вторжения России в Крым. Тогда несколько сотен человек, сменяя друг друга, круглосуточно пикетировали Верховную Раду Украины. Мы добивались реализации права на самоопределение крымскотатарского народа.
А понимание происходящего пришло, наверное, 27 февраля.
— Когда были столкновения под Верховным Советом?
— Стычки между сторонниками Украины и ее противниками были 26-го. Крым еще находился в юрисдикции Украины.
В тот день спикер парламента Крыма Константинов (коллаборант, который занимает такую же должность и при оккупантах. — Авт.) хотел провести внеочередную сессию. Накануне вечером мы экстренно приняли решение организовать сопротивление. К слову, когда затевали это все, употребляли слово «пикет», а не «митинг». Думали, придет несколько сотен человек. Постоим, поскандируем, как обычно делали. Однако собралось, наверное, тысяч 15. Примерно три-четыре тысячи — пророссийски настроенная массовка, а патриотов раза в четыре больше. Мы не ожидали, что столько придет.
Где-то в час дня произошла очень серьезная провокация со стороны власти: они убрали милиционеров, которые стояли плотными шеренгами и удерживали две толпы от прямого контакта. Это было первое массовое предательство.
К слову, милиционеры и эсбэушники почти все, за редким исключением, оказались предателями. Они оправдывали себя тем, что у них в Крыму семьи, связи, мол, «мы не могли поступить по-другому».
Вечером того же дня мы — Чубаров и другие члены Меджлиса — пожали друг другу руки и разошлись со словами: «Наверное, теперь сепаратистские вопросы в парламенте долго поднимать не будут». Я на самом деле так думал.
* Ильми Умеров: «Мы же действительно продемонстрировали, что в Крыму при всем его антиукраинском имидже достаточно большое количество настоящих граждан своей страны». Фото Getty Images
— Полагали, что оккупанты увидят, что их не встречают хлебом-солью, и передумают?
— Но мы же действительно продемонстрировали, что в Крыму при всем его антиукраинском имидже достаточно большое количество настоящих граждан своей страны. Это крымские татары, русские, украинцы, представители других национальностей.
Но ночью с 26 на 27 февраля россияне захватили основные административные здания и начали блокировать воинские части. Тогда и пришло осознание: начинается что-то страшное.
— Известно, что крымские татары отчаянно борются с оккупантами. Существует ли сейчас крымскотатарское подполье?
— Поверьте на слово, что нет никакого подполья, о каком мы читали в книгах о Второй мировой войне, когда расклеивают листовки, хранят оружие, патроны
— А что есть?
— Работают местные региональные меджлисы и недавно образованные организации (конечно, они не зарегистрированы) — «Крымская солидарность» и «Наши дети». Оккупационная власть старается создать параллельные структуры, так как у них не получилось склонить на свою сторону меджлисовские, хотя предпринималось очень большое количество попыток.
Одну из таких структур они назвали «Совет крымскотатарского народа». В свое время, чтобы избрать Меджлис (это выборный орган), мы проводили Курултай. А эти просто согнали с каждого района по несколько человек, для картинки собрали всех госслужащих, религиозных деятелей (увы, муфтий оказался коллаборантом) и создали «совет».
* Ильми Умеров: «Я верю, что вернусь в родной Бахчисарай, где будут развеваться украинские и крымскотатарские флаги»
— Тех, кто осмеливается критиковать действия Кремля, преследуют и запугивают. В основном это крымские татары…
— В качестве примера приведу один случай. 77-летний Сервер Караметов в мае 2017 года вышел в Симферополе на одиночный пикет около суда над Ахтемом Чийгозом. Караметову дали десять суток и штраф десять тысяч рублей. Потому что, оказывается, по законам России одиночные пикеты разрешены без специальных уведомлений, но не везде. Возле зданий судов — нельзя.
Примерно через месяц десять человек воспользовались единственным вариантом высказать свое мнение, не нарушая закона, и организовали одиночные пикеты в разных местах города. Их тоже оштрафовали на такую же сумму, одному участнику дали десять суток, другому 15.
Спустя месяц вышло уже сто человек — одновременно в разных городах и районах, не только в Симферополе. Их наказали, но не сразу, потому что каждый в отдельности закон не нарушал. Просто опросили на месте и записали данные. Но! В декабре назначили более 80 судов одновременно. Цель — сделать так, чтобы активистам не хватило защитников. Адвокатов же мало…
— …которые решаются защищать крымских татар?
— Конечно. Но, поскольку данные дела административные, а не уголовные, подсудимому можно иметь представителя, лишь бы у того было юридическое образование. Тогда наши юристы оперативно собрались, провели что-то типа семинара и разъехались по заседаниям.
Главное, что люди показали: взяли одного — вышло десять, взяли десятерых — вышло сто.
— Правозащитники недавно проинформировали, что 64 крымчанина отнесены к категории политических заключенных.
— И это не только крымские татары. Например, Балух (фермер из Раздольненского района Крыма; оккупанты приговорили его к трем годам и семи месяцам лишения свободы по сфабрикованному обвинению. — Авт.), Сенцов (украинский режиссер и сценарист; обвинен в терроризме и приговорен к 20 годам колонии строгого режима; срок отбывает в Якутии. — Авт.) и другие. Кстати, мама Сенцова недавно мне звонила.
— Она так и живет в Крыму?
— Да. Она поблагодарила меня за дочь. Сказала, что очень обрадовалась, когда та заехала к ней в гости.
— Ваша дочь не выехала на материк?!
— Да у меня вся семья там, я один здесь. Они не хотят уезжать с родной земли. И я не хочу здесь жить. Мое место — на родине предков.
Расскажу еще о «правосудии» в Крыму. По делу Ахтема Чийгоза проходило несколько человек. Его как основного фигуранта приговорили к восьми годам тюрьмы, а потом, как известно, освободили. До этого дело разделили: Чийгоза вывели в отдельное производство. Судьба остальных такая: двоих приговорили к условному наказанию, двое под домашним арестом, трое под подпиской о невыезде. Теперь суд не знает, как дальше быть: что делать с теми, кто сейчас не в тюрьме и не в СИЗО? Их должны осудить, или оправдать, или дать срок, равный тому, что они уже отсидели? Суды постоянно откладывают на неопределенное время, они просто запутались.
Еще одна история. Знаете, что сделали россияне после нашего освобождения? ФСБ открыла уголовное дело о так называемом вымогательстве. Это была стопроцентно спровоцированная ситуация. 23 ноября в Симферополе арестовали пятерых крымскотатарских активистов: Бекира Дегерменджи, Асана Чапуха, Кязима Аметова, Куртсеита Абдуллаева и Руслана Трубача. Во время операции по их поимке на месте присутствовала 83-летняя ветеран национального движения Веджие Кашка. Ей стало плохо, позднее она скончалась в машине скорой помощи.
Очевидно одно: власть ждет, что народ испугается, а на самом деле он больше и больше смелеет.
Так, появилось много стримеров. Эти обычные молодые ребята (не журналисты, не политики) делятся прямыми эфирами в соцсетях, где показывают всю правду об оккупантах.
Еще появилось немало юристов, имеющих российскую адвокатскую лицензию. Когда Ахтема арестовали, у нас не было на примете ни одного адвоката. Мы же не готовились к таким процессам. До оккупации все привыкли, что говорить можно все, что за столкновения на митингах людей не сажали. И вот сначала один юрист умудрился получить такую лицензию. Потом второй. Сейчас их, наверное, около десятка.
— Как оккупанты прессуют активистов?
— Вообще дела «диверсантов» и «шпионов» — это чаще всего провокации. Жертву подлавливают на какой-то мелочи, потом заставляют дать признательные показания по серьезным статьям. Пытают изощренными методами. Насилуют резиновыми дубинками, что доставляет не только физическую боль, но и унижает. Или подключают к мошонке электрический ток. Люди после такой боли подписывают все, что им велят. И не у всех потом хватает силы воли об этом рассказать.
— Недавно кандидат в президенты России Ксения Собчак высказала идею о проведении «после смены власти нового референдума о судьбе Крыма» — реального, по ее словам.
— Это очень похоже на какую-то провокацию.
— Тем не менее, как вы считаете, если все провести, как положено, какими могут быть результаты?
— Даже если организовать голосование по-честному, результат может оказаться опять в пользу России. К тому же наверняка будет очень низкая явка. Но это не значит, что люди довольны произошедшим за четыре года. Они очень недовольны, потому что их обманули, пообещав высокие зарплаты, пенсии, инвестиции. Ничего этого нет.
Об инициативе Собчак скажу следующее. Она же предлагает провести общий референдум на территории всей России и Украины. Если учесть, что российское население зомбировано, результат предсказуем. Кроме того, референдум не предусмотрен никаким законодательством, поэтому это просто игра воображения Собчак. Она немножко запуталась в том, что сама наговорила. Вначале сказала, что Крым — это Украина, потом — о повторном «правильном» референдуме.
— Видимо, ей подсказали.
— Уровень жизни в Крыму сейчас, как в обычной российской провинции. Цены московские, а доходы упали. Несмотря на то что до 90 процентов туристического бизнеса находилось в тени, то есть государство почти ничего не зарабатывало, практически все на полуострове так или иначе имели доходы от этого бизнеса. Но провален уже четвертый сезон.
Крымчане, которые адекватно оценивают ситуацию, понимают, что Путин и Россия виноваты во всем. А оболваненное телевизором большинство, не привыкшее думать и принимать решения, считает, что Аксенов («глава» Крыма. — Авт.) — мерзавец и вор, но если Путин узнает обо всех безобразиях, он все исправит.
— Пропаганда же работает 24 часа в сутки.
— Украинское телевидение смотрят в Крыму только те, у кого есть спутниковые антенны. Остальных непрерывно зомбируют. Все построено на мифах, на неправде. Особенно это отражается на детях. В Крыму ведь закрыли все крымскотатарские и украинские школы. Причем все украинское уничтожают более рьяно, чем крымскотатарское. Мы-то там хоть физически присутствуем.
Школы и детские садики — это место, где закладываются основы будущего. Идеология там теперь российская.
Недавно мне рассказали историю, как первоклассников на уроке заставляли раскрашивать полоски в цвета российского флага. Одна девочка сделала так: голубой, желтый, потом снова голубой и в уголочке нарисовала крымскотатарский символ — тамгу. Учительница забрала ее рисунок, дала другой листок, подсказала, как «правильно» делать. Но ребенок отказался рисовать.
В школу вызвали родителей. Убеждали маму этой девочки, мол, придет комиссия посмотреть работы ребят. Но женщина поддержала своего ребенка.
— Это же поступок взрослого человека. Как дети отреагировали на этот протест?
— Некоторые поступили так же. В той школе много крымскотатарских ребятишек.
— Недавно Министерство культуры Украины обратилось в ЮНЕСКО и Международный центр изучения вопросов сохранения и восстановления культурных ценностей из-за масштабных работ, которые проводят оккупанты в Ханском дворце в Бахчисарае. Что там происходит?
— Ханский дворец — это единственный сохранившийся архитектурный комплекс крымских ханов. За полтысячи лет многое уже уничтожено. Остался последний объект — этот дворец, рядом с которым находится большая ханская мечеть.
К слову, в период украинской юрисдикции этот дворец тоже не особо жаловали. Если на Ливадийский каждый год выделяли по 60—80 миллионов гривен, то на Ханский — сущие копейки. В 2000 году приезжал Кучма. Он увидел, в каком состоянии находится шедевр, и принял решение выделить из фонда МЧС (!) 15 миллионов гривен на ремонт Золотого кабинета в основном корпусе. Реально было получено только пять. Тогда удалось отремонтировать бани, чуть обновить площадь возле здания и отремонтировать крышу над кабинетом. На сам кабинет денег не хватило. Больше никогда ни одной копейки на дворец не выделялось.
Он находился на балансе Министерства культуры Автономной Республики Крым. То есть был памятником местного значения. Часть денег, которые зарабатывали на туристах, забирало министерство, часть шла на поддержание зданий, зарплату, некоторые исследовательские работы и небольшой ремонт, когда уж совсем припекало. Самым больным вопросом был ремонт крыши. Ее в средние века делали так: сначала сплошной настил, потом на глину клали тяжелую черепицу. Согласно технологии каждые 10—15 лет кровлю нужно было перекрывать, потому что от дождей и ветра слой глины истончался. В этом особенность дворца.
Сейчас эти деятели купили испанскую черепицу и хотят ее класть на обрешетку и закреплять шурупами.
Раньше стены в мечети возводили из камня, но через несколько рядов перетягивали для прочности «поясом» из дуба, последний слой тоже был из дерева. А теперь крышу разобрали, залили бетон, на него положили мощные крепкие новые склеенные доски, убрав старые балки из цельного дерева.
Обывателю может показаться, что это красивее, прочнее и современнее, но аутентичность дворца теряется, вот в чем беда.
— То есть какой-то новодел получится?
— Они аргументируют, что все сделают лучше, чем было. Но исторический памятник не надо делать лучше. Должны быть реставрационные работы, а не реконструкционные.
Архитектор дворца объяснил возмущенным активистам, мол, в то время неправильно рассчитали угол настила, потому надо его менять. Один из посетителей ему посоветовал: «Ты тогда Пизанскую башню тоже выровняй».
Они могут даже золотом покрыть эту крышу и хвастаться, как все блестит…
Чтобы памятник имел историческую ценность, он должен быть аутентичным. Теперь никакое ЮНЕСКО никогда, ни при каких обстоятельствах не внесет в свой реестр эти объекты.
Мы же еще ничего не знаем о том, что из фондов вывозится.
— Не располагаете такой информацией?
— Предполагаем, что много артефактов вывозят под предлогом всяких выставок и оставляют в России.
— Последний вопрос — о деоккупации Крыма. Вы с Чийгозом с первых дней приезда в Украину стали вести очень активную деятельность, в том числе и за рубежом. У вас появились какие-то основания для оптимизма?
— Мы с Ахтемом постоянно участвуем в разных мероприятиях в Страсбурге, Брюсселе, Вене, Варшаве. Сейчас собираемся в Лондон и Нью-Йорк.
Вот о Донбассе россияне уже говорят, что это территория Украины. Юридически вопрос деоккупации Донбасса будет легче разрешить. Но предстоит очень тяжелый процесс, связанный с компенсацией за содеянное.
Что касается Крыма, скажу о том, что необходимо сделать, по моему мнению. Первый момент: изменить, не дожидаясь деоккупации, статус Крыма — сделать его крымскотатарской автономией. Чтобы потом на международном уровне у Украины было больше доводов требовать возвращения этой территории, потому что коренной народ полуострова хочет реализовать свое право на самоопределение в составе Украины. Второй момент: ни в коем случае из переговорных процессов всех уровней нельзя исключать вопрос о возвращении Крыма в состав Украины.
— Хотя многие аналитики говорят, что Путин готов уйти из Донбасса при условии, что Украина «забудет» о Крыме, наш президент и дипломаты неизменно парируют: и Крым наш, и Донбасс наш.
— Так и будет. Обычно журналисты еще спрашивают, когда это произойдет. Не могу ответить на такой вопрос. Всегда отшучиваюсь: мы каждый день на день ближе к Победе.
Все должно вернуться в прежние границы без всяких условий. Условия вправе ставить Украина. Мы должны процесс за процессом выигрывать международные суды и принуждать Россию отвечать за все. И санкции надо усиливать постоянно.
Мой народ прошел через страшные испытания. Но я лично верю, что вернусь в родной Бахчисарай, где будут развеваться украинские и крымскотатарские флаги.
672Читайте нас у Facebook
