«уходивший под воду нос «нахимова» был облеплен людьми, словно муравьями», -
Ровно 21 год назад, 31 августа 1986-го на Черном море произошла одна из крупнейших в истории мирового мореплавания катастрофа. В акватории Цемесской бухты, близ Новороссийска, столкнулись пассажирское судно «Адмирал Нахимов» и сухогруз «Петр Васев». Пароход затонул, 423 человека погибли, 65 — пропали без вести…
«Это был не пароход, а какая-то плавучая исправительно-трудовая колония!»
Построенный в 1925 году, «Адмирал Нахимов» некогда носил название «Берлин». Дважды побывавший на морском дне, пароход был уже практически списан, и по окончании круиза в августе 1986-го его собирались продать на металлолом. Сформировали даже специальную бригаду экспертов — во время последнего рейса должны были подсчитать количество цветного и черного металлов.
Пароход был зафрахтован Украинским республиканским советом по туризму. Путевки продавали во всех республиках бывшего СССР, и, несмотря на солидную стоимость, летом на всех желающих их не хватало. Счастливчики же стремились выжать из круиза максимум удовольствий. Днем «Нахимов» стоял в портах и пассажиры совершали экскурсии, а ночью — двигался в очередной город-порт — Ялта, Сочи, Батуми, Сухуми…
- «Нахимов» все списывали и списывали, — рассказал «ФАКТАМ» Вильям Лобода, в 1986-м боцман на этом пароходе. — Но расставаться со «старичком» явно не торопились, ведь прибыль он приносил хорошую: за 25 лет на пароходе отдохнули сотни тысяч людей. Я провел на «Нахимове» всего две летние навигации. Придя на судно, я сразу облазил его вдоль и поперек — от междудонного пространства и до самого клотика. По переборкам свисала электропроводка, отсутствовали водонепроницаемые перегородки. Каюты на нижних палубах не имели вентиляции, поэтому в них постоянно открывали иллюминаторы. Когда после столкновения пароход начал заваливаться на борт, сквозь открытые иллюминаторы потоком хлынула забортная вода, что ускорило гибель…
Не из лучших был и экипаж. Практически весь рейс не просыхал подшкипер, а некоторые офицеры и их подчиненные, похоже, забыли, что находятся на судне, где действует устав. Когда я возмутился по этому поводу, мне пояснили: дескать, проштрафившиеся на судах загранплавания тут просто «замаливают грехи», зарабатывая визы. Не пароход, а плавающая исправительно-трудовая колония!
С первого же дня работы на «Нахимове» меня почему-то одолевали нехорошие мысли. Перед рейсом я все спасательные круги покрасил — как по наитию…
До сих пор помню, как два аиста сели на мачту парохода. Привычные чайки, бывало, присаживались, голуби, даже соколы. Но аисты — никогда! Один из пассажиров, глядя на них, сказал: «Птицы сидят порознь — это к разлуке!» Тот мужчина потерял на «Нахимове» жену и ребенка…
Теплым тихим вечером 31 августа 1986-го два буксира медленно отвели ярко освещенный пароход от причала в Новороссийске. Примерно через час «Нахимов» миновал границу бухты и собирался поворачивать на восток, чтобы идти вдоль побережья к месту следующей стоянки — Сочи.
- По обыкновению я утром и вечером обходил судно, — вспоминает Вильям Лобода. — В тот вечер после «дежурной экскурсии» я стоял на прогулочной палубе с пожарным помощником капитана. Вдруг — мощный толчок справа, и пароход дает сильный крен. Потоки воды буквально захлестнули палубы. Мы — Ваня Середа, Коля Боровик, Витя Келдышев, Саня… (фамилию его запамятовал), другие матросы стали сбрасывать спасательные плоты. С правого борта удалось сбросить 16, а с левого — всего один.
Решение покинуть стремительно уходившее ко дну судно приняли, находясь уже по пояс в воде. Помню, я зацепился за линь (тонкий пеньковый трос. — Авт. ) и никак не мог выбраться. Наконец удалось. Только начал отплывать, чувствую: кто-то меня тянет. Оглянулся — девушка, глаза от страха буквально из орбит вылазят. Крикнул ей: «Держись за меня, ничего сама не делай!» Проплыл с ней метров десять — еще одна, практически голая, только в трусиках. Прихватил и ее. Не знаю, каким чудом удалось мне их обеих затолкать на плот, где и яблоку-то упасть было негде, а сам кое-как вплавь добрался до берега…
На следующее утро — рейд для опознания тел погибших. Помню, как водолазы вытащили дамскую сумочку, принадлежавшую дочери генерала КГБ А. Крикунова, тогдашнего начальника Одесского областного управления этого ведомства. Он, его жена, дочь и внук занимали каюту люкс N 9. Все они погибли…
Затем были многочисленные допросы. Меня вызывали в качестве свидетеля. И как-то один из следователей транспортной прокуратуры говорит: «Берите ручку и пишите: «Пароход был старый, не пригодный к эксплуатации… » Я сказал, что не могу подменять собой Регистр СССР… Прокуратура почему-то сделала ставку на военных экспертов, несмотря на протесты капитанского корпуса. Ведь не секрет, что опыта судовождения у гражданских моряков больше, чем у военных. Кстати, после «Нахимова» я еще десять лет плавал на пассажирском лайнере «Шота Руставели» и только затем сошел на берег…
- Я тоже помню тщательный поиск всех, кто хоть как-то соприкасался с Крикуновым, — рассказывает 57-летний Вагиф Асланов, один из членов экипажа «Нахимова». — Скорее всего, это было связано с отработкой версии о секретной документации разоблачительного характера, находившейся у генерала. Поговаривали даже, что именно из-за нее могли организовать диверсию против «Нахимова». А сам я на пароход попал случайно. Вначале плавал на «Латвии», затем — на «Леониде Собинове». После отпуска, поскольку моего судна следовало дожидаться, мне предложили несколько месяцев поработать на «Нахимове». На нем я познакомился с Соней, впоследствии ставшей моей женой.
«Снимавший молодоженов оператор уже погиб, а кинокамера продолжала фиксировать трагедию»
- Удар от столкновения с «Васевым» ощутили практически все, — продолжает Асланов. — Почти сразу погас свет. Кто-то впал в панику, кто-то спокойно пытался досмотреть в судовом кинотеатре фильм, когда зажглось аварийное освещение. Кстати, дизель-генератор ценой собственной жизни включил электромеханик Виктор Белан. Я в тот момент находился на верхней палубе, где проводились все массово-культурные мероприятия. От удара я отлетел — прямо с микрофоном в руках — метров на 20, к бассейну. Вскочил и кинулся искать Соню. В считанные минуты обежал бухгалтерию, где она работала, и каюты. Поднял диван, взял жилеты. В каюте был мой товарищ Юра Егоров. Он стоял и флегматично сматывал пленку. Говорит мне: «Чего ты паникуешь? Нас будут спасать… » Я — ему: «Взгляни на дверь, мы уже практически лежим. Пошли!» Взял его за руку, по запасному трапу взобрались на вторую палубу. Почти вышли, когда он вдруг выдернул руку: «Я забыл партбилет!» Больше живым его не видел…
Вскоре судно ужасно накренилось. Люди скатывались вниз, ударяясь о надстройки и ограждения. На тех, кто, упав с 10-метровой высоты, сумел вынырнуть, сверху падали стулья, бочки, судовые механизмы. Я прыгнул в воду с кормы, с палубы, где был ресторан «Варна». Огляделся — увидел маяк, сориентировался, куда плыть. Чуть отплыв от судна, ощутил удушье: галстук намок и превратился в удавку. Сдирая его с шеи, повернулся — как раз когда луч пограничного прожектора высветил нос «Нахимова». Уходивший под воду, он был облеплен людьми, словно муравьями!..
В воде рядом со мной оказались две туристки. Одна была в спасательном жилете, другая — без и постоянно кричала, еле обвязал ее веревкой от жилета напарницы, чтобы они обе держались на поверхности. Минут через десять опять вопли, причитания. Тогда я отхлестал ее по щекам: «Хватит, уже достала всех! Считай, что ты на пляже, только плавать придется дольше». Успокоилась…
Одному подплывшему пареньку я предложил: «Давай будем женщин поддерживать — слабый пол все-таки. Какая тебе больше нравится?» Это сейчас смешно, а тогда… Но группы людей спасатели замечали быстрее, чем одиночек. Нас самих увидели курсанты из Новороссийского высшего мореходного училища: четыре человека в лодке — на веслах, пятый — впередсмотрящий. Подобрали, передали на борт «Васева», там напоили чаем, кофе и укутали во что-то.
Не успели мы прийти в себя, к «Васеву» подошел буксир: «Кто в состоянии, помогите собрать тела погибших». Нас, добровольцев, оказалось четверо. Почти всю ночь на поверхности бухты высматривали погибших. Тела женщин, детей и пожилых людей укладывали на корму, под брезент… Ближе к рассвету я перебрался с буксира на «комету», которая, курсируя между плавсредствами, собирала уцелевших. Салон и коридоры были полны народа. У всех глаза полны слез и отчаяния…
Когда вернулись в Новороссийск, нас разместили в казарменных помещениях какого-то училища. Света не было, кровати — без матрацев. Наутро выдали одежду — брюки цвета хаки, с надписью «Спорт» и рубашку с такой же надписью — и отвезли на морвокзал. В толпе, стоявшей на регистрацию, я нашел свою Соню. Сколько радости было! А формальностей сколько… За столами сидели дознаватели, всех регистрировали, спрашивали, кто кого и где видел. К нам, музыкантам, было очень много вопросов, ведь большинство пассажиров были и перед нашими глазами. Еще водили на опознание, на 15-й причал порта, где лежали погибшие моряки и пассажиры. У каждого на руке — номер. Рядом — железнодорожные вагоны-рефрижераторы. Опознанных — в одни, неопознанных — в другие…
Какие-то молодожены взяли на «Нахимов» своего оператора, чтобы он их снимал. В момент столкновения его выбросило за борт, и он погиб. А запись продолжалась. На пленке — коридор, бегущие в панике люди, их судорожные попытки выкарабкаться из захлестывающей все воды. Затем — мягкое погружение: камера опустилась на дно. Потом ее достали, и эта пленка стала одним из неопровержимых документальных подтверждений происшедшего. Другие фото- и киносъемки специальная правительственная комиссия по установлению причин катастрофы, прибывшая уже на следующий день, приказала уничтожить, и до самого окончания поисковых работ снимать происходящее могли исключительно «орлы Алиева», как именовали сотрудников компетентных органов, выполнявших указания председателя Госкомиссии, члена Политбюро ЦК КПСС Гейдара Алиева.
- Злосчастный, 15-й, причал в Новороссийске по сей день называют причалом смертников, — рассказал «ФАКТАМ» Вячеслав Лещук, бывший капитан и начальник футбольной команды одесского «Черноморца». — В сентябре 1986 года волею обстоятельств мне довелось соприкоснуться с «нахимовской» трагедией. Тогда в «Черноморце» проходила смена руководства: Виктор Прокопенко покинул пост главного тренера, я ушел следом за ним. Нас направили на курсы первых помощников капитана, в Институт повышения квалификации кадров Министерства морского флота. Как только стало известно о кораблекрушении, нас откомандировали в Новороссийск помогать приехавшим на опознание. Именно на 15-м причале! По ночам водолазы поднимали из воды тела погибших, а утром и днем прибывшие в Новороссийск родственники искали своих близких. Мы сопровождали раздавленных горем людей, вместе заходили в вагоны-рефрижераторы, осматривали тела…
Довелось даже сопровождать домой одну киевскую семью. Дочку-выпускницу родители поощрили, приобретя билеты в круиз. Вместе с ней отправились братишка и отец. Девочка погибла, я сопровождал их до самого Киева, был на похоронах. Туда пришла чуть ли не вся школа…
- Нас с Соней в Одессу доставили на пассажирском теплоходе «Лев Толстой», — вспоминает Вагиф Асланов. — Причем капитан не пожелал выходить в рейс вечером. Отчалили утром. Проходя мимо места трагедии, бросили на воду цветы, заранее купленные в Новороссийске. Все стоявшие на рейде суда дали протяжные гудки…
Поскольку «Нахимов» был для меня и Сони домом, в Одессе нас поселили на межрейсовой базе отдыха моряков. Четыре месяца я не мог засыпать: перед глазами стояли лица, оторванные руки, ноги… Только после трех поездок к целительнице начал спать нормально. Через время нам выделили квартиру. Соня стояла в очереди на нее 22 года и, не случись трагедии, еще долго не получила бы. Все только стало налаживаться, как жена тяжело заболела. Четыре года — по больницам… В этом году Сонечки не стало — отмучилась, бедняжка (плачет. — Авт. ).
Что же касается «Нахимова», то я бы это дряхлое судно вообще не эксплуатировал. Поставил бы на приколе как гостиницу. А его гоняли в хвост и гриву. Каждый рейс — «последний», а затем еще и еще. Видно, уже небеса не выдержали…
|
Александр ЛЕВИТ1576
Читайте нас у Facebook
