Сестра народного художника украины татьяны яблонской елена: «на первую сталинскую премию за картину «хлеб» таня купила себе моторную лодку»
«Вещи мы покупали поровну: Тане пальто, и мне пальто, мне босоножки, и ей босоножки»
- Репродукция послевоенной работы Татьяны Яблонской «Хлеб», отмеченная Сталинской премией, обошла все советские учебники. Правда, что ее оригинал остался в Москве, а для Музея украинского искусства в Киеве сделали копию?
- В Киеве хранится авторское повторение, — рассказывает 88-летняя Елена Ниловна Яблонская. — Только Таня к нему относилась весьма критически. Она говорила: «В оригинале получилась золотая пшеница, а здесь вышла глина». Действительно, в «Хлебе» присутствуют цвет и ощущение зерен. Каждое зернышко было выписано особо, превращаясь в массе в золотые горы.
- После войны темой сытой жизни художница попала в самое яблочко.
- Татьяна увидела надежду на сытую жизнь в колхозе села Летава под Хмельницким (это богатое село существует и сегодня). В 1948 году она, будучи преподавателем Киевского художественного института, привезла сюда на практику студентов, а в это время на полях колхозники собирали богатый урожай.
Таня всегда была чуткой к общественной жизни. И сразу же уловила в Летаве интересную тему: наконец-то после голодных военных лет наедимся, будем сыты! Главным героем ее картины стал хлеб: мешки, полные пшеницы, женщина, засучивающая рукава перед работой, — все это звучало жизнеутверждающе.
Правда, в том же году известный художник Аркадий Пластов написал похожий сюжет. Центром его «Жатвы» были работающие на току люди и механизмы. Стоял летний зной, колхозникам подносили воду. Одним словом, хлеба в «Жатве» не было видно, и Сталинскую премию дали моей сестре. На эти деньги она купила моторную лодку. Таня лихо ею управляла, а позже подарила моему мужу.
- В студенческие годы о таких деньгах можно было только мечтать!
- Будучи студентками, мы жили на подработки от оформления праздничных колонн. Вместе делали панно, рисовали портреты членов правительства и передовиков города, придумывали какие-то новые композиции. Заработав денег во время ноябрьских праздников, жили на них до майских. За оформление первомайской демонстрации опять получали приличную сумму, которой хватало до ноября.
Деньги хранились у Тани, поэтому я просила ее выдать мне что-то для обновки. Я веселая была, часто бегала по театрам. Мама сшила мне крепдешиновое платье, белое с розовым. А из обуви у меня были только какие-то чоботы, и я купила себе за шесть рублей туфли. Таня устроила такой скандал: «У тебя есть что носить? Вот и носи». Она строгая была в этом плане. Вещи мы покупали поровну: Тане пальто, и мне пальто, ей босоножки, и мне босоножки. Только она выбирала более практичные, а я более нарядные, которые и снашивались быстрее.
- Защитить диплом студентке последнего курса Яблонской в июне 1941 года помешала война.
- Но дипломную работу — картину «Перевоз сена на лодке» — она успела подготовить. Все летние каникулы Таня обязательно проводила со студентами на практике. Была в нашем институте такая активная группа студентов, которые хотели работать даже летом. На Десне или в Крыму, на Закарпатье — Таня всегда была с ними! Свой диплом «Перевоз сена» сестра придумала на Десне.
«Мамиными учениками в гимназии были Самуил Маршак, Александр Твардовский, Михаил Исаковский»
- Вы получили такое домашнее образование, что Татьяну сразу же приняли в 7-й класс семилетней гимназии, которую она закончила на «отлично». Кем были ваши родители?
- Нил Александрович Яблонский, наш отец, до революции окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. После чего вернулся на родину, в Витебск, где преподавал историю и литературу в городской гимназии. Затем он переехал в Смоленск, где в городской гимназии познакомился с нашей мамой, преподавателем французского языка Верой Георгиевной Варгасовой.
Гимназия, в которой работали наши родители, была платной — для детей, которых из-за отсутствия дворянского происхождения не принимали в обычные гимназии. Среди них были выходцы из богатых крестьян, дети ремесленников. Но атмосфера в этой гимназии была прекрасной, творческой. В ней было намного интереснее, чем в бесплатных гимназиях, где учились надутые своим величием дворянские дети. Мамиными учениками были будущий детский писатель Самуил Маршак, автор «Василия Теркина» Александр Твардовский и поэт Михаил Исаковский.
- Вы говорите по-французски?
- Кое-что помню, но говорить не смогла бы — у меня память плохая. А у Тани была очень острая память, которая не раз выручала ее в различных ситуациях. Как-то она была в Италии и шла по улице с сумкой через плечо. Проезжавший мимо мотоциклист сорвал у сестры сумку, а там были деньги и документы. В чужом городе, не зная итальянского, Татьяна вспомнила мамины уроки, разыскала полицейский участок, где на французском рассказала о грабителе.
- Откуда в семье появилось увлечение рисованием?
- Отец сожалел, что не стал художником. Просто раньше полагалось иметь университетское образование. Но уже в 40-летнем возрасте он стал ездить вместе со смоленскими художниками на этюды на Днепр. И нас учил искусству. Как только мы слышали папин голос: «Дети, рисовать!», сразу же бежали домой. Потому что рисовать с папой было необыкновенно интересно. Чаще всего он ставил нам натюрморты, но иногда появлялись и натурщики…
- Кто же позировал 10-летним детям?
- Наши одногодки. Мы рисовали портреты школьников, учащихся в школе на «отлично». Тогда они назывались «ударники учебы», и их портреты составляли галерею. Мы должны были довольно быстро рисовать, причем академически, точно по натуре. Не так, как обычно малюют дети, — плоско, карикатурно. Поскольку бумага была ценностью, ее нельзя было портить и мы должны были сразу работать хорошо.
- Карандашами?
- Нет, углем. Карандаши были очень жесткие, поэтому отец набирал веточек, стягивал их проволокой и бросал в печку, где они обугливались. Этим углем мы и рисовали. На оборотной стороне обоев.
Я была очень быстрая в рисунках и в живописи, а Таня рисовала долго, серьезно, много стирала, старалась, переделывала. Мучилась, ночами плакала, даже кричала. Помню, как отец ее, кричащую, носил на руках. Очень капризная была девочка! Тем не менее этот труд по преодолению препятствий и создал Татьяну Яблонскую.
«Наши дети родились почти одновременно — когда после войны в стране был демографический бум»
- Помните воскресный день 22 июня 1941 года?
- У меня была дипломная работа «Купающиеся мальчики на Днепре». Часов в девять утра я пошла на центральный пляж делать этюды, и вдруг по радио объявляют: «Война!» Я сразу же помчалась домой (мы тогда жили в доме Ь 52 по улице Ленина) и всю дорогу переживала: «Как же Таня?» Сестра уже была на сносях. Через некоторое время ей дали направление на эвакуацию. Тогда не всех пускали, потому что весь Киев вывезти было нельзя, но самых выдающихся людей отправляли в эвакуацию. Наши родители оставались в Киеве, и мама сказала: «Таню нельзя отпускать одну. Эшелоны бомбят. Ты должна довезти ее к тете Варе в Саратов».
Наших мужчин призвали в армию. Таниного мужа, Сергея Отрощенко, взяли как художника в какой-то штаб. Мой супруг Евгений Волобуев ушел на фронт. Поэтому на киевском вокзале нас провожали родители. Они засунули меня под полку, прикрыли какими-то вещами, чтобы никто не знал, что я еду без назначения. Только поезд тронулся, я вылезла из своего укрытия и уже чувствовала себя свободно.
Наш эшелон не бомбили, потому что машинист вел состав только ночью, с потушенными огнями. Когда надо было в туалет, все — мужчины и женщины — бежали под откос и моментально обратно. Снова садились и снова ехали. Днем мы стояли в лесах. Только благодаря такой осторожности машиниста мы переехали линию фронта и оказались в Саратове.
Доплелись до тети Вари, маминой сестры, которая заведовала гинекологическим отделением. В народе Варвару Георгиевну звали «бабий бог». Через 10 дней после нашего приезда Таня родила Леночку. Благополучно, в роскошной больнице.
- От мужей весточки вам приходили?
- Еще в Киеве мы получили пару фронтовых треугольников, но в Саратов уже ничего не приходило. О своем муже я ничего не знала, а Сергей однажды, по дороге в Сталинград, проезжал мимо и зашел посмотреть на маленькую дочку.
- Татьяна Яблонская училась на одном курсе со своим будущим мужем?
- Сережа Отрощенко учился на театральном факультете по специальности художник-декоратор и очень нравился Тане. Весь институт знал, что она влюблена в Сергея. Он прекрасно танцевал…
- С будущей супругой?
- Нет. Таня хорошо пела, а вот ноги у нее были какие-то неповоротливые, как-то ставила их не так, как надо. Даже мой муж поначалу думал, что у меня сестра хромая.
Надо сказать, что в Киевском художественном институте, созданном незадолго до войны, преподавала самая лучшая профессура из Харькова, Одессы. Студенты тоже не отставали, устраивали новогодние вечера на высшем уровне, наряды для них брали в опере. На нашей сцене выступали многие знаменитые артисты, в том числе Алла Тарасова. Жаль, что Таня ходила по институту в спортивном костюме, перемазанном краской. Абсолютно не подчеркивала свою красоту.
Так что Сергей Отрощенко любил танцевать с женой нашего преподавателя Сергея Григорьева. Особенно танцоры усердствовали в танго, грезили даже о поездке на конкурс в Рио-де-Жанейро. Сергей Алексеевич стал побаиваться такого увлечения танцами. Он и сосватал, от греха подальше, Отрощенко с Яблонской. Хотя жениться на Тане для Сергея было делом рискованным: невеста была выдающейся студенткой, получала повышенную стипендию и пользовалась авторитетом среди художников. Но они все-таки расписались. Жили прилично, и все у молодоженов крутилось вокруг работы.
В 1947 году у супругов родилась вторая дочка Оля. Когда мужья вернулись с войны, в стране случился настоящий демографический бум. Я тоже в это время родила своего Женю. Помню, на улицах было очень много беременных женщин. Рожать приезжали в Киев из окрестных сел, поэтому в родильном зале, бесконечно длинном, как ангар, врачи не успевали метаться между всеми роженицами.
- Как вы отметили праздник Победы в Киеве?
- После сообщения по радио о подписании капитуляции духовой оркестр играл возле оперы всю ночь. Я, как любительница танцев, сразу туда пошла и до рассвета танцевала. Там, в толпе, мне совершенно разбили все туфли, оборвали чулки, и все мои ноги были в синяках.
После родов Олечки Татьяна настолько увлеклась работой, что немножко покормила дочь грудью и стала сцеживать молоко — бежала в институт. Она без работы не могла. Как раз в это время Таня готовила свою знаменитую картину «Весна»: в сквере гуляет много детей одного возраста… А я стала кормить сразу и ее Олю, и своего Женю.
820
Читайте нас у Facebook
