Леонид грач: «сразу после провала гкчп меня обвинили в измене родине»
Утро 19 августа 1991 года началось с трансляции по всем телеканалам нашей бывшей необъятной родины балета «Лебединое озеро», после чего советские СМИ объявили о неспособности президента СССР Михаила Горбачева «по состоянию здоровья» выполнять свои обязанности, о введении в стране чрезвычайного положения и переходе всей полноты власти в руки ГКЧП. К этому времени в Москву и другие крупные города были введены войска, политические деятели «демократической оппозиции» были объявлены в розыск.
Пятнадцать лет назад за три дня в разваливающемся Советском Союзе попытались совершить переворот люди, вошедшие в историю как «гэкачеписты»: вице-президент СССР Геннадий Янаев, премьер-министр СССР Валентин Павлов, министр обороны СССР Дмитрий Язов, председатель КГБ СССР Владимир Крючков, первый заместитель председателя Совета обороны СССР Олег Бакланов, министр внутренних дел СССР Борис Пуго, председатель Крестьянского союза СССР Василий Стародубцев и президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР Александр Тизяков. Были у них в Украине и соучастники, и сочувствующие. К примеру, нынешний председатель Комитета по защите прав человека и нацменьшинств Верховной Рады, коммунист Леонид Грач, в те времена первый секретарь Крымского обкома Компартии УССР, после провала путча был обвинен следователями Генпрокуратуры СССР в том, что он якобы блокировал профессиональную деятельность президента СССР Михаила Горбачева на его даче в Форосе.
«Сегодня я могу логически заключить, что и сам ГКЧП был санкционирован Горбачевым»
- Как прошло ваше последнее советское лето в Крыму? Вы тогда общались и с Горбачевым, и с его ближайшим окружением, и даже с фигурантами ГКЧП?
- Начну с анекдотичной и в тоже время достаточно горькой преамбулы. В 2001 году в Крыму гостил Борис Ельцин. После посещения православной святыни, Форосской церкви, мы сидели в ресторане у Байдарских ворот (перевал через Крымские горы из Байдарской долины к Черному морю. — Авт. ), который славится своими чебуреками. С нами были его жена Наина Иосифовна, дочь Татьяна со своим будущим мужем Юмашевым (Валентин Юмашев, в свое время работал в журнале «Огонек», затем в Администрации Президента России. — Авт. ) и внук Ельцина Борис. В самый разгар угощенья я решил рассказать Борису Николаевичу один крымский анекдот. Спрашиваю его: «Как вы думаете, кто был самым трезвым в Беловежской пуще в 1991 году: Кравчук, Ельцин или Шушкевич?» Ельцин на слове «трезвый» сразу насторожился, будто почувствовал какой-то подвох. Затем говорит: «Ну-ну, давай дальше». Я продолжаю: «Кравчук». Ельцин еще больше насторожился: «Почему?» — «А потому, что Крым себе оставил… » (В 1991 году в Беловежской пуще три упомянутых руководителя Украины, России и Белоруссии подписали соглашения о прекращении существования СССР. — Авт. ) И тут Борис Николаевич напрягся весь, да как начал жестикулировать, шуметь, высказываться в адрес Кравчука с применением ненормативной лексики… А в конце сказал: «Да, Кравчук тогда был в таком состоянии со своей независимостью, что вот если бы я провел карандашом по карте от Харькова до Одессы, то он бы в Беловежской пуще со всем согласился… »
- Сразу после провозглашения независимости Украины (24 августа 1991 года. — Авт. ) в Киев прибыла делегация из Кремля — для переговоров на тему территориальных претензий. Говорят, что Леонид Макарович показал ей тогда карту Киевской Руси. Мол, и у нас тоже есть территориальные претензии к России…
- Не хочу вспоминать, кто тогда громче кричал о территориальных претензиях. Потому что те, кто кричал, задушили страну, в которой родились, и предали партию, благодаря которой выползли на вершины. Это преамбула к тому, что нас ожидало после провала ГКЧП: развал государства, разделение территорий и народов. Это то, к чему привели все тогдашние начинания Горбачева. Я имею в виду и безуспешный Новоогаревский процесс (процесс подготовки нового союзного договора. — Авт. ), и инициирование нового союзного договора. Сегодня я могу логически заключить, что и сам ГКЧП был санкционирован Михаилом Горбачевым.
«Мне позвонил Евгений Примаков и предложил вместе с Борисом Пуго выехать на шашлыки»
- На чем основываются эти логические заключения?
- Я встречал чету Горбачевых, когда они приехали в свой последний отпуск в Крым в 1991 году. Это случилось после майского и июльского пленумов партии, в заседаниях которых мне пришлось участвовать. На них шел самый настоящий бой за власть и уже открыто звучали заявления «Горбачев, бери шинель — иди домой». Было ясно, что его нужно сместить с должности Генерального секретаря. Любые вопросы о смещении Генсека, как это было, например, с Хрущевым, решались определенной группой членов ЦК и аппаратом ЦК. Настораживало, что именно в то лето практически все партийное руководство было отправлено к нам в отпуск — санатории были перенаселены.
Когда же по прибытии в Форос Раиса Максимовна, прервав своего мужа во время застолья, заявила, что, мол, «к нам не так относятся» (тогда украинское руководство встретило в аэропорту президента СССР без соблюдения партийного этикета. — Авт. ), то у меня сложилось четкое впечатление, что семья Горбачевых готова на самые радикальные действия, чтобы удержать власть. Я уже рассказывал вашей газете эту историю (см. интервью с Леонидом Грачом, «ФАКТЫ» от 21 июля 2006 года. — Авт. ). Ощущение, что в стране что-то назревает, тогда просто витало в воздухе. Горбачевым нельзя было ждать до сентября, иначе состоялся бы съезд партии, на котором решилась бы судьба Горбачева и как Генерального секретаря, и как президента. Ведь он не был всенародно избранным президентом СССР.
- Достаточно интересное мнение. Буквально через несколько дней после этой встречи, то есть за несколько дней до объявления ГКЧП, вы встречались с тогдашним членом Президентского совета СССР Евгением Примаковым и министром внутренних дел СССР Борисом Пуго. О чем говорили на этой «тайной вечере»?
- Ну, во-первых, та вечеря не была тайной. Мне позвонил Евгений Примаков, с которым у меня до сих пор прекрасные отношения. Ему приелась санаторная пища, и он предложил вместе с Борисом Пуго выехать на шашлыки. Мы спустились с Байдарских ворот к Чернореченскому каньону и часов десять просидели там за шашлыками и вином. Было бы глупостью говорить, что речь шла только о погоде и природе. Конечно, говорили о политике. Мы действительно тогда обсуждали итоги июльского пленума партии, и все присутствующие были согласны с тем, что нужно было сразу созвать съезд, на котором можно было решить вопрос о пребывании Михаила Горбачева на посту Генерального секретаря. Говорили о том, что, коль уж Компартия не имела определенных конституционных полномочий в тех тяжелейших условиях проявления псевдодемократии, она должна была найти себя как политическая сила в новых реалиях и не нести ответственности за результаты деятельности президента СССР. Но при этом в диалогах и Примакова, и Пуго не промелькнуло даже тени намека на то, что в стране возможно нечто, похожее на ГКЧП.
«Руки тряслись лишь у Янаева. Они у него тряслись по жизни: он любил пить не только чай»
- Буквально через два дня после встречи на шашлыках мне перезвонил Борис Карлович Пуго и сообщил, что собирается улететь в Москву, — продолжает Леонид Грач. — Я прибыл на военный аэродром «Гвардейское». Пуго тогда провожал, кроме меня, и министр внутренних дел Украинской ССР генерал Василишин. Почему-то Борис Карлович очень сухо с ним попрощался, меня же пригласил на борт самолета и еще добрый час угощал каберне. Думаю, что его досрочное возвращение в Москву было также санкционировано Горбачевым, который понимал, что скоро все его партийные оппозиционеры вернутся из отпусков, соберется аппарат ЦК и начнется процесс его смещения. То есть команда ГКЧП уже тогда была определена и получила санкцию. На следующий день, 19 августа, я их всех увидел по телевизору.
- Обратили внимание на то, как у них тряслись руки?
- Руки тряслись лишь у Янаева, потому что они у него тряслись по жизни: он любил пить не только чай. У Пуго руки не тряслись, у Крючкова, председателя КГБ СССР, тоже.
- А как же тогда с заточением Горбачева в Форосе? Были ли от него вести?
- Вокруг этого «заточения» создано очень много мифов. Когда все началось, девятое управление КГБ, занимавшееся охраной президента, сразу же закрылось на даче «Заря», где отдыхал Горбачев. В те дни группа наших крымских демократов отправилась в Форос, желая встречи с Горбачевым, но из-за забора им внятно объяснили, что никакой встречи не будет.
Поймите, никто его тогда не блокировал. Все это мифы: и то, что какая-то сотрудница столовой выносила на себе послания Горбачева, и то, что на чердаке дачи они нашли старенький радиоприемник, и он для Горбачевых был единственной связью с миром. Я прекрасно знаю дачу в Форосе. Это был новострой, и, кстати, «прорабом» этой стройки был Дмитрий Язов. Вряд ли бы в новом особняке на чердаке они могли найти старенький приемник; к тому же при въезде на дачу Горбачева стоял огромный ретранслятор, и там была не только связь, но и спутниковое телевидение.
«Горбачев в своей борьбе с Ельциным поставил на карту все. И партию, и, как потом оказалось, страну»
- Версия о молчаливой санкции на ГКЧП Горбачева не нова. А не могли ли инициировать ГКЧП те, кто выиграл от провала путча? Я имею в виду Бориса Ельцина и Александра Руцкого (в то время вице-президент Российской Федерации. — Авт. ).
- История показывает, что это было не так. Горбачев в своей борьбе с Ельциным поставил на карту все. И партию, и, как потом оказалось, страну. Просто Борис Ельцин удачно воспользовался случаем, чтобы взойти на танк. В Москве тогда было, не побоюсь этого слова, самое «майданное» настроение; и массы требовали нового идола. Руцкому нужно было только присоединиться к ним со своей дивизией ВДВ (Воздушно-десантные войска. — Авт. ).
Вообще, если бы часть людей в ГКЧП не были бы такими слюнтяями, то они могли бы спокойно «растереть» Ельцина. Но с того момента, когда он влез на танк и стал символом, было уже поздно. Тем более что Горбачев, вначале подтолкнув к созданию ГКЧП, затем этих же людей предал. Все пошло, посыпалось…
А потом к нам в Крым в «Бельбек» (аэропорт недалеко от Севастополя. — Авт. ) прилетел все тот же Руцкой с автоматчиками. Кричал на всех, примчался в Форос, увез оттуда Горбачева. Ну никто же ему не препятствовал, зачем нужно было это шоу? И уже в Москве Ельцин вынудил Горбачева дать согласие на подписание преступного указа о запрете Компартии, в оскорбление всех поколений коммунистов, открыв тем самым путь к полному расчленению страны.
Сегодняшние события для меня также очень симптоматичны. Ведь и Ющенко, как Ельцин, также является майданным символом. И для меня очень важно, чтобы нынешняя борьба двух Викторов не привела Украину к той беде, к которой привела СССР борьба Горбачева и Ельцина. Тогда в результате мы получили развал страны, экономическое обнищание и гражданское противостояние, от чего вот уже пятнадцать лет не можем прийти в себя.
- Как вы сами думаете, если ГКЧП было санкционированно Горбачевым, кто же тогда устранил Бориса Пуго?
- Прежде всего те люди, которым был выгоден полный развал СССР.
«С президентом СССР связь так и не установилась. Стали звонить мне. Какое-то время я был на пике»
- Как вы сами перенесли ГКЧП? С чего все для вас началось? Так же, как и для всех, с «Лебединого озера»?
- Все началось с баночек с водой, которые моя теща поставила перед телевизором, чтобы с утра их зарядил Алан Чумак. Мы тогда жили в небольшой квартире, и утром, после бритья, я заметил, что не Чумак заряжает тещины баночки, разводя пассы руками, а балет Чайковского. Странно это было, ведь мы привыкли, что классику у нас пускают по вечерам. Позвонил в обком, а мне сообщили, что нет ВЧ-связи (правительственная связь. — Авт. ); я проверил у себя дома — ВЧ тоже не работает. Потребовал тогда, чтобы обратились в Управление КГБ. Это было в их ведении, но они отмалчивались.
Шифрограммы, которые тогда приходили к нам в обком из ЦК, ничего такого «антигосударственного» не содержали. В основном в них говорилось о том, что нужно обеспечивать поставки продовольствия, поддерживать правопорядок и экономику. Ничего противозаконного. Потом мне стали звонить все «кремлевские узники» — отдыхающие аппаратчики, — понемногу стала поступать информация из Москвы. С Горбачевым связь так и не установилась. Поначалу все обрадовались: «ну вот и конец разгулу антигосударственности», стали звонить мне. В общем, я какое-то время был на пике.
А спустя недельку после объявления ГКЧП ко мне уже пришли с нескрываемым злорадством все те, кто раньше отдавал мне честь: и милицейские чины, и неперспективные или провинившиеся партократы. Среди них была и тележурналистка Татьяна Коробова. Стали опечатывать кабинеты…
- После провала ГКЧП против вас было возбуждено уголовное дело. Что инкриминировалось и на каком основании?
- Мне как первому секретарю Крымского обкома КПУ и командующему Черноморским флотом адмиралу Михаилу Хронопуло инкриминировали статью об измене Родине. На основании того, что мы вроде блокировали работу президента СССР Михаила Горбачева. Якобы сторожевые катера, выставленные в акватории Фороса при его приезде на дачу, выполняли функцию блокады президента с моря. Полная чушь, ведь эти же катера сейчас выставляют в море, когда в Форос приезжает Президент Виктор Ющенко, и при Леониде Кучме выставляли. На самом деле они (как и водолазы, боевые пловцы) должны были защищать президента с моря. Хотя сейчас толку от этих катеров, по большому счету, что от пальбы из пушки по воробьям.
Сразу после ГКЧП мне напомнил о себе еще «свежий» инфаркт, и в конце августа после приступа меня отвезли в больницу к моему другу Салуну, директору совхоза имени Чкалова. Он был «магнатом» тогда, и у него даже больница своя совхозная была. Дело в том, что больницы в Симферополе были переполнены, и я не хотел, чтобы из-за меня кого-то выселили из палаты в коридор. В начале сентября 1991 года состоялся мой первый допрос. Прямо в больнице, и это несмотря на то, что главврач отказывала следственной группе Генпрокуратуры СССР в его проведении. Спрашивали обо всем. И с кем шашлык ел в Чернореченском каньоне, и что говорил Пуго перед отлетом в Москву накануне ГКЧП. Я тогда еще не знал о смерти Бориса Карловича, ни о том, что делали сторожевые корабли в Форосе в дни «путча».
Потом меня еще два раза вызывали в прокуратуру повестками, но уже в нашу, крымскую. Те же вопросы и те же ответы — что мне было скрывать? На третий раз, когда меня заставили долго прождать следователя в коридоре, я не выдержал, заглянул в кабинет, увидел, что там просто гоняют чаи, и сказал: «Если ко мне больше вопросов нет, то я ухожу, и больше вы от меня ничего не услышите». И ушел. Думал, что меня догонят, задержат, но ничего так и не произошло. Наверное, все дело о моем участии в ГКЧП сейчас в архиве Генпрокуратуры Российской Федерации. Может, оно еще и не закрыто…
- Может, к 15-летию провала ГКЧП вам снова повестку вышлют?
- Пусть высылают, у меня теперь депутатская неприкосновенность… (Смеется. ) Хотя было бы интересно, конечно, посмотреть все дело…
341
Читайте нас у Facebook
