Генерал-майор степан сомов: «во время афганской войны за мою голову душманы давали вознаграждение в четыре миллиона долларов»
«Возле обстрелянных грузовиков, мы почувствовали запах горелого человеческого мяса»
— В 1983 году я служил начальником штаба батальона танковой дивизии, расквартированной в г. Овруч Житомирской области, — вспоминает Степан Сомов. — В июне меня предупредили, что через месяц буду направлен для дальнейшего прохождения службы в Афганистан, а уже 3 июля я был на пересыльном пункте в Кабуле. Служить меня направили начальником штаба второго батальона 191-го мотострелкового полка, которым в то время командовал подполковник Лев Рохлин.
Одной из первых порученных Сомову операций было задание привести в расположение полка попавшую в засаду автоколонну.
— Колонна из пятидесяти грузовиков в сопровождении бронетранспортеров попала в засаду, проходя через так называемую «зеленку»: с одной стороны дороги возвышалась скала, с другой находился арык, вдоль которого росли деревья и высокий кустарник, — рассказывает С. Сомов. — Именно из «зеленки» душманы огнем из автоматов и гранатометов расстреляли наши грузовики и БТРы. К месту засады восемнадцать моих бронетранспортеров прибыли, когда стало темнеть. По дороге мы развернули башни каждого первого БТРа вправо, а каждого второго — влево и, приблизившись к «зеленке», открыли беспрерывный огонь, поливая свинцом склоны горы и придорожные заросли. Через пять минут боекомплект был расстрелян. Я осторожно вылез через боковой люк. После оглушительной стрельбы вокруг стояла мертвая тишина: не выдержав нашего огня, душманы отступили. Как выяснилось, из пятидесяти грузовиков были уничтожены десять-двенадцать машин, подбитыми оказались все БТРы сопровождения. Когда мы подошли к сгоревшим грузовикам, честно вам скажу, мне стало жутко — на нас повеяло дымом и сладковатым запахом горелого человеческого мяса: в кузовах и кабинах машин лежали обгоревшие тела наших солдат. Тела погибших мы забрали с собой, затем они были отправлены на родину печально известным грузом «200».
После выполнения этого задания Сомов был назначен на должность погибшего в бою командира третьего горнострелкового батальона и вскоре получил первую контузию.
— Мы возвращались назад после выполнения боевой задачи, — рассказывает генерал. — Не доезжая километров двадцать до города Газни, где стоял наш полк, я получил команду произвести зачистку кишлака, откуда обстреливали наши колонны. Я сидел на борту БТРа, когда раздался сильный взрыв — шедший рядом грузовик наехал на мину. Взрывная волна подбросила меня высоко вверх. Падая, я успел сгруппироваться и прикрыть руками лицо, чтобы уберечься от осколков. Несмотря на то что приземлился я удачно, мгновенно распухла левая нога. Я сел на землю, разорвал штанину и еле стянул с ноги армейский ботинок. Подошва его разошлась и напоминала оскаленную, с огромными зубами челюсть. Тут же подбежали врачи, и я попросил их заморозить ногу, после чего еще попытался командовать батальоном. Но через пять минут мысли стали путаться, голова закружилась, перед глазами поплыл туман. Когда меня отнесли в санитарную машину, я потерял сознание. Пришел в себя от невыносимой боли. По прибытии в полк отказался от услуг санчасти и три дня пробыл у себя в комнате. Единственное, что делал, — лежал в бассейне с холодной водой: эта процедура хорошо обезболивала. Через три дня я полностью выздоровел и смог принять участие в Панджшерской операции.
«Обнаружить склад с оружием нам помог… ишак»
Панджшерская операция — одна из крупнейших, проведенных войсками 40-й общевойсковой армии. Началась она 16 апреля, а завершилась 18 ноября 1984 года.
— До этого было много различных операций, за выполнение которых я досрочно получил звание майора, — продолжает С. Сомов. — Именно через Панджшерское ущелье проходили стратегически важная трасса Кабул-СССР и нефтепровод. Кроме того, в ущелье находились месторождения золота и руды. Душманы постоянно нападали в этом месте на автоколонны, и мы должны были провести зачистку ущелья, близлежащих гор, населенных пунктов. Против нас душманы действовали партизанскими методами: пытались отсечь небольшое подразделение от основных сил, быстро уничтожить его и мгновенно исчезнуть. Разведка, должен отметить, работала у них неплохо, вооружены были душманы до зубов, имели новейшие радиостанции и средства наблюдения. Уходя, они не забывали забирать оружие. Местность знали великолепно — внезапно появлялись то в одном, то в другом месте. Укрывались от нас в подземельях, пещерах. В ходе Панджшерской операции я научился определять, откуда в горах доносится выстрел: если звук раздается справа, значит, обстреливают слева, и наоборот. Если непонятно, откуда он слышен — значит, стреляют впереди.
Мне вспоминается один интересный случай. Пробираясь долгое время через горы, наши солдаты устали, и тут навстречу им попался ишак. Ребята поймали животное и навесили на него свои рюкзаки. Тот бодро пошел с солдатами по тропинке, но через некоторое время сошел с нее и направился к близлежащей скале. Подойдя к ней, он остановился и стал тереться мордой о камень. Как ни старались бойцы, никакая сила не могла сдвинуть ишака с места. Животное только обиженно кричало. Когда же ребята толкнули камень, о который терся ишак, он откатился в сторону, открыв вход в пещеру, где находился склад оружия. По всей видимости, душманы использовали ишака для доставки оружия на склад, и животное привыкло, что возле этой скалы его должны разгрузить.
Во время Панджшерской операции батальон под командованием Степана Сомова наводил ужас на душманов. За выполнение боевых заданий комбат получил свой первый орден Боевого Красного Знамени. Оценили достоинства Сомова и враги.
— У заместителя начальника штаба нашего батальона капитана Петренко — всегда при себе был маленький приемник, с помощью которого мы могли слышать переговоры противника, — вспоминает С. Сомов. — Каково же было мое удивление, когда я в первый раз услышал свою фамилию, а немного позже узнал, что душманы окрестили меня Самсоном. По их переговорам я понял, что они следят за действиями моего батальона. Ежедневно они отслеживали наше местонахождение, и мы слышали: «Батальон капитана Самсона занял такую-то гору». Однажды из подслушанного сообщения я узнал, что за мою голову назначено крупное вознаграждение. Душманы предупреждали: «Батальон капитана Самсона находится в таком-то месте. Если кому-то удастся убить его, то за голову капитана он получит четыре миллиона долларов». О вознаграждении за мою голову сообщали каждый день. Но, как видите, оно никому не досталось.
«Когда душманы приблизились к нам вплотную, я вызвал огонь на себя»
Зимой 1984-1985 гг. в Алихельском ущелье, где километрах в десяти от границы с Пакистаном находились афганские войска, проводилась очередная операция. Два полка афганских войск расположились на сопках за 10-12 пятирядными минными полями, обезопасив таким образом себя от нападения душманов. Те же блокировали сопки и громили все колонны, пытавшиеся завезти осажденным продукты питания, топливо и другие грузы. Батальону Сомова было приказано очистить горные дороги и обеспечить беспрепятственное движение грузовых колонн.
— Когда мы приступали к операции, — говорит генерал, — был декабрь. В предгорье нас завезли на машинах, дальше предстояло идти пешком по снегу глубиной в полтора-два метра. Мы медленно продвигались по снежному покрову вперед. Расположенная в предгорье батарея из шести 120-миллиметровых гаубиц расчищала нам путь, создавая впереди огненный вал. Поднявшись на одну из вершин, мы сделали привал. Ночью я увидел, что километрах в шести от нас горит костер. Подумал тогда, что это наши десантники, которые двигались параллельно. Утром же, увидев следы, понял, что здесь были не наши. Я вернулся в батальон и приказал продолжить движение.
Впереди виднелся лес, через который нам предстояло пройти. Я выслал вперед боевое охранение и уже собирался дать батальону команду «вперед», как по нам началась стрельба с деревьев. В это время пошел сильный снег, видимость ухудшилась. Мы залегли и начали отстреливаться. Сквозь метель я увидел, как на нас с трех сторон двумя или тремя шеренгами, стреляя из винтовок, автоматов и гранатометов, движутся душманы. К тому времени боеприпасов у нас оставалось мало, и я приказал экономить патроны. Мои ребята открыли прицельный огонь одиночными выстрелами. В шеренгах нападавших стали падать люди, но оставшиеся в живых молча переступали через трупы и продолжали стеной надвигаться на нас. А отступать было некуда: позади — глубокий, метров в восемьсот, обрыв. Патроны подходили к концу, оставалась одна надежда на артиллеристов. Я посмотрел по карте, где мы находимся — это был 201-й квадрат. Когда душманы подошли к нам практически вплотную, я вызвал огонь на себя. На этот раз не батарея, а весь дивизион из 18 орудий дал залп по нашему квадрату. Находившийся с нами командир батареи поправил мои указания, передав в дивизион координаты: «Цель 201 далее 50», тем самым направив 120-миллиметровые осколочно-фугасные снаряды на 50 метров дальше.
Когда прозвучали взрывы, я приподнялся, и в это время командир батареи навалился на меня, прижав к земле. (Позже он рассказал, что считал выстрелы — последний произошел с задержкой. ) В это время взорвался последний, восемнадцатый, снаряд. Осколок от него впился мне в каблук. Если бы не комбат, этот осколок попал бы мне в голову. После боя я выковырял его и носил как амулет в кармане куртки. И до сих пор храню его как память. После того артналета душманы поняли, что нас им не взять, и отступили, понеся потери. Когда мы их преследовали, тел погибших не было, встречались только пятна крови. Очевидно, не только у нас было правило не оставлять тела погибших на поле боя.
«На ночные задания вместо ботинок мы надевали кроссовки»
— Идя на операцию, ребята в Афганистане бронежилеты не надевали, — продолжает С. Сомов. — От пуль они практически не спасали, разве что от осколков. Мы надевали самодельные так называемые «лифчики»: из плотной ткани вырезался квадрат, который полностью прикрывал грудь. В нижней части на него нашивались карманы для пяти автоматных магазинов, выше, напротив сердца — карман, в который вкладывался индивидуальный пакет в металлической коробке, справа — еще один карман для коробки с медикаментами. Такой «лифчик» надежно защищал жизненно важные органы. Пуля, попавшая в магазин с патронами, застревала в нем. На ночные задания вместо армейских ботинок — «берцов» — мы надевали кроссовки. Ведь почва в Афгане глиняная, и, когда идешь, а тем более бежишь по ней в «берцах», звук такой, как будто конница Чапая скачет. В кроссовках же мы передвигались совершенно бесшумно.
3592Читайте нас у Facebook
