«На первую в Советском Союзе новогоднюю елку дочь директора завода пришла в платье, обшитом отборными колосьями, и с лентой на груди: «Дадим стране 7—8 млрд. пудов пшеницы»
Сегодня в это трудно поверить, но с неизменным символом Нового года — елкой — большевики поначалу рьяно боролись. До 1935 года рождественское дерево называли «религиозным пережитком» и «поповским обычаем», а советские школьники разучивали вот такие стишки:
Скоро будет Новый год -
гадкий праздник буржуазный.
Связан испокон веков с ним
обычай безобразный:
В лес придет капиталист,
косный, верный предрассудку,
Елку срубит топором,
отпустивши злую шутку.
Однако 28 декабря 1935 года в газете «Правда» был опубликован призыв тогдашнего секретаря ЦК КП(б) Украины Павла Постышева: «Организуем для детей веселую встречу Нового года». И уже 30 декабря в Харькове отгремел первый советский новогодний бал, на котором побывали 1200 школьников. Среди участников того утренника был и харьковчанин Борис Запорожченко.
«Только тот, кто друг попов, елку праздновать готов», — говорили большевики
— Первую елку я запомнил очень хорошо, — вспоминает Борис Запорожченко, которому сейчас 84 года. — До этого ведь они были запрещены. У нас дома все равно в Новый год ставили елочку, но пригласить одноклассников я не мог, понимал: у родителей будут неприятности. А в 1935 году впервые в жизни попал на новогодний утренник во Дворец пионеров.
В первые годы советской власти коммунисты объявили беспощадную борьбу всем «буржуазным пережиткам прошлого». Под «раздачу» попали многие праздники, в том числе Новый год. В 1927 году были изданы «Материалы к антирелигиозной пропаганде в рождественские дни». В них говорилось: «Религиозность ребят начинается именно с елки. Их обманывают, что подарки принес Дед Мороз. Господствующие эксплуататорские классы пользуются «милой» елочкой и «добрым» дедом, чтобы сделать из трудящихся послушных и терпеливых слуг капитала». Коммунисты утверждали: «Только тот, кто друг попов, елку праздновать готов».
Прошли годы, и «Правда» опубликовала обращение партийного пропагандиста Павла Постышева, согласованное с самим Сталиным. В письме были такие слова:
«В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающее разноцветными огнями дерево и веселящихся вокруг него детей богатеев.
Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то не иначе как «левые» загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею».
Сын Павла Постышева Леонид излагает в мемуарах историю возвращения елки как семейную легенду. Однажды летом 1935 года, вспоминает Леонид, отец, обращаясь к детям, вдруг произнес странную фразу: «Что-то мы все-таки не додумали… » «Чем-то недодуманным» оказалось запрещение елки. Леонид приводит и слова отца, которые очень напоминают статью в «Правде»: «С какой завистью мы заглядывали в окна богатеев, где вокруг наряженной и обвешанной подарками елки водили хороводы буржуйские дети».
Перед поездкой Павла Постышева в Москву Леонид тяжело заболел — двустороннее воспаление легких. Вернувшись, отец сразу пошел к сыну, поставил на тумбочку возле его постели маленькую елочку, включил вилку в розетку — и «засветилась десятком маленьких стеклянных свечек красивая искусственная елочка». «Вот подарок тебе и всем советским детям, — сказал Павел Петрович. — С этого Нового года опять будет праздник елки!» Леонид моментально пошел на поправку. В семье потом так и говорили: «Его вылечили не врачи, а елка».
«Школьнице, которая придумала наряд, символизирующий Красную Армию, рекомендовали еще прикрепить на голову маленький аэроплан»
Харьков обязан Павлу Постышеву не только первой в СССР новогодней елкой, но и уникальным дворцом для детей. Когда после переезда украинского правительства из Харькова в Киев в центре города освободилось здание, секретарь ЦК КП(б) Украины распорядился отдать его пионерам и октябрятам. К сожалению, то здание не уцелело во время Великой Отечественной войны.
— По команде Постышева органы собрали беспризорных детей в ДК милиции, — рассказал «ФАКТАМ» директор Харьковского областного Дворца детского и юношеского творчества Михаил Макеев. — Как обычно, с большевистским рвением перестарались. По городу пошли слухи: мол, милиция детей ловит. На самом деле их собирали для того, чтобы узнать, чем наполнить первый в стране детский Дворец.
Несмотря на разруху, все пожелания ребят, зафиксированные тогда стенографистками, выполнили. В бывшем правительственном здании обустроили трамвайную лабораторию, зимний сад, авиамодельный класс, оформленный в виде кабины дирижабля, комнату сказок. Сделали первые в стране автоматические входные двери! Вот уж действительно получилось, что все лучшее — детям.
Однако прийти во Дворец пионеров мог далеко не каждый школьник — только отличники, получившие рекомендации от педсовета школы, одобрение пионерской и комсомольской организаций. А уж на новогодний бал-маскарад отбирали тех отличников учебы, чьи костюмы утвердила комиссия.
— На первый новогодний бал пионеры могли попасть только в карнавальном костюме, — говорит заведующая образцовым музеем истории Харьковского областного Дворца детского и юношеского творчества Людмила Гопта. — Мы собрали у себя в музее много воспоминаний участников того бала. Например, харьковская школьница Ольга Тимченко рассказывала, как придумала костюм, символизирующий Красную Армию. Идею девочке подсказал отец. «Если бы ты была парнем, то нарядили бы тебя в форму красноармейца. А так думай сама». И девочка придумала. Мама вышила на платье танк и пулемет, папа дал свой значок «Ворошиловский стрелок»… Но комиссии и этого показалось мало. Ольге рекомендовали прикрепить на голову маленький… аэропланчик. Так она и стала «Красной Армией».
Вообще, на первую советскую елку девочки в основном приходили одетые ткачихами или как знаменитая трактористка Паша Ангелина, а мальчики — в костюмах матросов, агрономов. Были и оригинальные идеи. Так, Надя Гласова надела на бал пшеничный венок, шелковое платье, обшитое тугими колосьями, и ленту: «Дадим стране 7-8 миллиардов пудов пшеницы». Слова Сталина произвели такое впечатление на членов комиссии, что девочку без вопросов пропустили на елку. А подружкам Надя рассказывала, что самым тяжелым в то голодное время было достать отборные колоски. Надиному папе — руководителю завода — пришлось их буквально выпрашивать у агронома подшефного колхоза.
Семиклассник 10-й школы Сережа Антоновский объяснил комиссии, что его мама будет шить костюм из двух простыней только после того, как он будет утвержден. Мол, зачем зря портить белье! Мальчик показал эскиз: человек с белой повязкой на голове, в белом плаще и с ружьем. «Это абиссинец, — объяснил Сережа комиссии. — Я с самого начала итало-абиссинской войны слежу за этой борьбой. Вот и выбрал костюм абиссинского добровольца. Берданку, если одобрите, попрошу у брата-охотника». Одобрили…
«Под елью на городской площади поставили ватного Деда Мороза в настоящих валенках. Ночью их… украли»
— Когда мы пришли во Дворец, всех ребят сначала приглашали в комнату, где нам загадывали загадки, — продолжает вспоминать участник первого в СССР новогоднего бала Борис Запорожченко. — Одну задачку запомнил на всю жизнь. Как из бочки вылить ровно половину воды без измерительных приборов? Оказалось, что бочку нужно наклонить под углом 45 градусов, и это будет точно половина. Но я тогда отгадать не смог. (Смеется. ) В комнате с мраморными колонами рассказывали сказки, в комнате головоломок загадывали задачи посложнее. Мы участвовали в хороводах, конкурсах. Все гуманитарные кружки ставили спектакли.
Был и «Гвоздь программы». В комнату с такой вывеской стояла большая очередь. Выходили же из нее кто со смехом, кто — с недоумением. В той комнате была тумба, на ней — красивая подушка, на которой лежал… огромный гвоздь, специально изготовленный для этого праздника.
А елка стояла в огромном зале, и доставала она до самого потолка!
Да, времена были трудные… Помню, в Харькове установили первую елку на городской площади, а под ней — Деда Мороза. Он был ватный, а валенки у него — настоящие. Так ночью их… украли.
— К первой елке пришлось готовиться в авральном порядке, — рассказывает Людмила Гопта. — Во Дворце было объявлено чуть ли не военное положение. Шутка ли — 28 декабря в «Правде» выходит обращение Постышева, а 30 декабря дети уже танцуют на новогоднем утреннике. Правда, телеграмму Постышева с просьбой об организации елки Дворец получил немного раньше, но все равно бессонные ночи были гарантированы всем. Пришлось делать игрушки и украшения, срочно писать сценарий советского новогоднего праздника, режиссировать концерт. Вместо одной ели привезли целых три! И приглашенные на праздник партийные лидеры даже не догадались, что самую большую из елей устанавливали в главном зале в то время, когда вокруг двух маленьких детвора уже вовсю водила хороводы.
Парад масок на празднике открывала парочка забавных клоунов — Пат и Паташонок, их играли харьковские школьники Нюма Халап и Арон Каневский. Дети «фотографировались» в фанерном автомобиле с нарисованным шофером, и «фотограф» даже выдавал всем «моментальные снимки» — нарисованные заранее карикатуры.
Был конкурс чтецов, игры, танцы. В конце вечера пионер Витя Давыдов из 1-й школы предложил крикнуть «громкое пионерское ура» Павлу Постышеву. Дети пообещали в новом году еще лучше учиться, поблагодарили за свое счастливое детство партию и товарища Сталина и направили советскому правительству телеграмму, в которой отрапортовали: «Жить стало лучше, жить стало веселей!»
А уже со следующего года новогодние утренники стали проводить по всему Советскому Союзу. Главная елка страны переместилась из Харькова в Москву — в Колонный зал Дома Союзов. Но харьковчане не забывают, что именно они были первыми, кто реабилитировал елку для детворы.
*1935 год. Самую большую из елей (на фото) устанавливали в главном зале харьковского Дворца пионеров, когда вокруг двух маленьких детвора уже водила хороводы.
1932Читайте нас у Facebook
