Пережив остановку сердца и кому, 19-летний боец пошел на поправку и уже готовится к свадьбе
В начале июня Интернет взорвал пост на страничке известного волонтера Феникса (герой наших публикаций киевлянин Юрий Бирюков). На фото — молоденький боец без сознания с бритой головой, свежими операционными шрамами и торчащей изо рта трубкой от аппарата искусственной вентиляции легких. «Это боец 79-й бригады, — объяснил Феникс. — У него страшный диагноз — проникающее осколочное ранение левой височной доли головного мозга. Он лежит в военном госпитале в Киеве. Мы с трудом нашли раненого: он «потерялся» в процессе эвакуации, пережил остановку сердца в самолете…
На нем была каска — кевларовая! Это же типа круто… Только она украинского производства, экспериментальная партия начала 2000-х. Кевлар — не вечный материал, он требует особого отношения и защиты. И если технологию не соблюдать — рассыпается в труху".
«В ту минуту, когда Эдика ранило, я вдруг проснулась, упала на колени и стала молиться»
В ночь на 3 июня колонна 79-й аэромобильной бригады прорывалась сквозь вражеские засады, чтобы зачистить город Красный Лиман Донецкой области. Во время ожесточенного боя рядом с 19-летним бойцом Эдуардом Ткачом разорвался снаряд. Многочисленные осколки вошли в кевларовую каску, как ножи в масло, и проникли в головной мозг. Боевые товарищи не сразу поняли, что Эдуард ранен. Каска цела, крови нет, а несет околесицу. Он еще долго был в сознании, отстреливался и отказывался покидать поле боя: «Вывозите раненых! Меня — потом», пока не потерял сознание.
«Эдик в коме. Сильно поврежден мозг, — написал 4 июня Феникс. — Колонна 79-й бригады таки прорвалась сквозь три засады и зачистила Красный Лиман. Бригада там, продолжает работу. Я раздобыл 400 кевларовых касок „Шуберт“. Четыреста бойцов. Четыреста голов могут быть защищены от осколков. Сто евро одна каска, нужно сорок тысяч евро. Я обзвонил всех постоянных „доноров“. Готов взять деньги в долг. Я вложил свои последние сбережения — 30 тысяч гривен. Но этого катастрофически мало. Прошу тебя — помоги. Мне в пятницу надо успеть доставить каски в 25-ю, 72-ю и 79-ю бригады».
А через два дня Феникс дал новый пост с фотографиями боевых шлемов «Шуберт»: «Мое маленькое „интендантское“ счастье — 402 кевларовые каски. Я просил чудо, и вот оно… За сутки при необходимых 500 тысячах гривен мы собрали больше полутора миллионов! Это каски, много бронежилетов, тепловизоры, медицина… Радуемся… И рыдаем: два погибших и 21 раненый. И бой не стихает. И боль не стихает… Слезы градом. Гордость за нас всех. Уверенность, что у нас все получится».
Пока Феникс развозил импортные шлемы в бригады, чьи бойцы носили кевларовые каски из той самой экспериментальной партии, чтобы переодеть их в новые, врачи Главного клинического военного госпиталя боролись за жизнь Эдуарда Ткача. На тот момент медики не знали имени раненого. Его доставили без сознания как неизвестного солдата.
— Пациент поступил в очень тяжелом состоянии, — говорит главный нейрохирург министерства обороны Украины, начальник клиники нейрохирургии Александр Данчин. — За день до этого его прооперировали в харьковском госпитале, убрали огромную гематому мозга. В результате ранения в голову проникло множество осколков, что вызвало сильное повреждение головного мозга и несколько очагов ушибов. Мы провели срочную операцию, изъяли осколки. Из-за того, что осколки размозжили ткани височно-теменной части головы, на этом участке сделали пересадку кожи.
К счастью, самый «страшный» осколок вошел в голову по касательной. Это вызвало серьезные изменения головного мозга, но парнишка остался жив. А ведь такие ранения обычно бывают смертельными… Эдуард молодой, крепкий и, слава Богу, быстро идет на поправку. Функции головного мозга уже восстановились. Но сильно поврежден слуховой аппарат. Из-за двусторонней контузии одна барабанная перепонка лопнула, вторая — надорвалась. Парню еще предстоит операция по восстановлению слуха.
В палате возле Эдуарда находятся его мама Надежда Михайловна и невеста Таня. Уже два месяца обе женщины живут в госпитале, выхаживая своего Эдика. Когда я наведалась в отделение нейрохирургии, раненый парнишка крепко спал. Чтобы не тревожить его сон, мы вышли в коридор и беседовали шепотом.
— В прошлом году Эдика призвали в армию, и он пошел на контракт, — рассказывает мама Эдуарда Надежда Михайловна. — Сын до последнего скрывал, что их бригаду передислоцировали в зону военных действий. Но материнское сердце не обманешь. Вечером я легла спать, а в половине второго ночи вдруг подскочила с кровати, упала на колени и стала молиться. Потом узнала, что в это самое время колонну БТРов, где находился Эдик, обстреляли из тяжелых орудий и сына ранило.
— Второго июня Эдик прислал мне тревожную эсэмэску, — вступает в разговор Таня. — Я ее сохранила: «Сонце, люблю тебя очень. Позвоню позже, занят». И сколько я сама ему ни звонила, трубку не брал. А тем же вечером прилетел сизый голубь, сел на подоконник и давай по стеклу лапкой скрести. Я обмерла. Перед тем как мой дедушка умер, тоже прилетал голубь и стучался в окно. Потом старые люди объяснили, что надо открыть окно и пустить птицу в дом. Иначе жди беды… Я быстро распахнула окно, а голубь улетел прочь… Уснуть уже не смогла и за ночь вышила икону Божьей Матери. Наутро пальцы аж горели.
Включила телевизор, смотрю выпуск новостей. А там показывают, как на носилках несут солдатика с перебинтованной головой. Боженьки, как же он на Эдика похож! Давай снова звонить на его номер, а телефон уже отключен. И тут я вспомнила, что, будучи в коротком отпуске, Эдик где-то оставил листок с номерами телефонов своих сослуживцев. Бросилась искать. Перевернула вверх дном всю квартиру, но нашла.
Дозвонилась одному, представилась, а он: «Хорошо, я понял. Перезвоню». В меня будто кол воткнули. По тону бойца поняла: что-то случилось. Через пару минут — эти минуты были, наверное, вечностью! — перезвонил командир взвода: «Ваш чоловік легко поранений в голову. Не переживайте, все добре, його забрали до харківської лікарні» — и положил трубку.
Звоню я маме и говорю: так и так, Эдик ранен. Ясно, что у нее, как и у меня, истерика. И мама Эдика едет из Кировоградской области ко мне в Первомайск, а оттуда мы вместе — в Николаев. Приходим в воинскую часть, спрашиваем: «Где Эдик?» «Сейчас узнаем», — говорят. И тут выясняется, что в харьковском госпитале Эдика нет! Я зашла в интернет, проверила списки раненых и погибших — нет информации.
Позвонила однокласснице (та работает в госпитале МВД), и она дала номер Главного военного госпиталя. Звоню туда. «В списках не значится, — отвечают. — Одного неизвестного только что отправляли во Львов». Звоню во Львов, там тоже нет Эдика. Снова перезваниваю в Киев. «У нас двое неизвестных, — сообщают. — Один — тяжелораненый, без сознания, второй — двухсотый». Я позвонила отцу (он с новой семьей проживает в Киеве), попросила, чтобы приехал в госпиталь и опознал.
Перезванивает: «Мертвый точно не наш. А раненый… Черты лица вроде похожи. Он весь забинтован и в трубках, не могу с уверенностью сказать». И я бегом на Киев, в госпиталь. Попросилась в реанимацию, а там… мой Эдик! Без сознания, но рвется в бой. Поэтому его привязали за ноги и за руки. У Эдика есть особая примета — на запястье неудачная наколка «За ВДВ!» Но поскольку он был связан, то наколку не заметили. Иначе бы сразу идентифицировали.
Потом нам рассказали, что во время транспортировки самолетом из Харькова во Львов у Эдика и еще одного раненого остановилось сердце. Да, у двух сразу. Нашего реанимировали, а второго солдатика — нет… Эдика тут же переправили в Киев, и в спешке потеряли его данные.
Приехала мама Эдика, мы вместе каждый день приходили в реанимацию. И вдруг нас перестали пускать. Мы обе бились в истерике. Одна медсестра сжалилась и рассказала, что у Эдика… начал вытекать мозг — из просверленного в черепе отверстия, откуда извлекали осколки. Эдик, считай, два раза в рубашке родился. Две медсестры как раз меняли ему повязку, и вдруг мозг потек. Медсестры сразу в обморок упали. Потом прибежали врачи и «залатали» отверстие.
Потом нас снова стали пускать в реанимацию. Я все время разговаривала с Эдиком. Так Феникс научил. «Никаких соплей! — сказал. — Улыбайся, беседуй с ним. И он тебя услышит». И вот, когда я болтала без умолку, Эдик вдруг притронулся к моей руке. Он всегда так делал — водил по руке и брал за большой палец… Потом отпустил: видно, ему стало больно. Схватился за металлическое быльце кровати — оно аж лопнуло! Снова нашел мою руку, опять вот так прижал… Я не выдержала, выскочила из реанимации и как закричу: «Ура! Он сжал мою руку!»
«Каждый день любимый спрашивает: «Как на фронте? Что с ребятами?»
— После этого случая Эдик начал постепенно выходить из комы, — продолжает Таня. — Кричал: «Ребята, отступайте! Куда вы идете?!» А я стояла рядом и рассказывала, как его все ждут, как любят… Однажды Эдик перевел взгляд на меня и произнес: «Я тебя люблю…» «И я тебя, — говорю. — Сильно-сильно!» Он долго так на меня смотрел, а потом сказал: «Я — сильнее». И тут я опять вылетела в коридор и начала рыдать. Врачи-то говорили: мол, он вас не слышит. А он слышал!
Первое, что спросил, придя в сознание: «Ты зарплату получила? У тебя деньги есть?» Эдик такой заботливый! Только здесь, в госпитале, я узнала настоящий возраст любимого (увидела в истории болезни). Дело в том, что я старше Эдика: мне 26 лет. Мы уже два года вместе. И все это время он ухитрялся скрывать, что младше меня не на пять, как говорил, а на целых семь лет!
Мы познакомились в Первомайске, где Эдик учился в политехническом институте. Я тогда только разошлась с мужем и боялась новых отношений, как огня. А тут молоденький хлопчик! Понятно, что я отказывалась принимать его ухаживания. Но Эдик добился взаимности… с помощью моего сына. Восьмилетний Ваня не знал, что такое отцовская любовь: бывший муж не любил играть с ребенком. А Эдик с ходу начал с ним возиться, подбрасывать выше головы, читать книги… Ваня привязался и даже стал называть Эдика папой.
В общем, мы начали жить вместе. Видя, как мне трудно финансово (работаю продавцом в магазине, а бывший супруг платит всего 500 гривен алиментов), Эдик перевелся на заочную форму обучения и пошел работать. Он, считай, полностью обеспечивал и меня, и Ваню. А когда призвали в армию, заботясь о нас, стал контрактником.
— Таня — первая и единственная любовь Эдика, — кивает головой Надежда Михайловна.
— Ой, а как он обратно на фронт рвется! — меняет тему Таня. — Едва вышел из комы, подошел к одному из волонтеров, кто возит грузы в зону АТО, и говорит: «Возьми меня на передовую! Я никому не скажу, что это ты увез меня из госпиталя». Каждый день допытывает меня: «Ты телевизор смотрела? Как на фронте? Что с ребятами?» Я его успокаиваю: мол, все нормально. А он: «Знаю, как там нормально». И плачет…
— Слышала, вы решили пожениться и даже подали заявление в загс.
— На Эдика сильно повлияла свадьба ребят из его 79-й бригады — Саши Пономарева и Руслана Ярыша. Кстати, парни лежат в соседней палате. Тогда Эдик еще не мог ходить, и мы с мамой привезли его на церемонию бракосочетания в инвалидной коляске. Сразу после нее Эдик сказал: «Мы тоже поженимся. И так сильно затянули». Предложение руки и сердца я получила еще полтора года назад. Эдик надел мне на руку обручальное кольцо со словами: «Все, теперь ты моя!» Я хотела просто расписаться, без шума, но Эдик настаивал: «Все должно быть, как у людей. Вот накоплю денег, и сыграем настоящую свадьбу».
Бракосочетание Эдуарда и Тани состоится в следующую субботу, 16 августа. Церемония тоже пройдет в госпитале. Таня уже заканчивает вышивать свадебный рушник. Смущаясь и краснея, невеста спросила: можно ли попросить читателей «ФАКТОВ» о помощи?
— Хочу сделать для Эдика сюрприз, — поясняет Таня. — Он ведь мечтал, чтобы я была в подвенечном наряде. Хотел купить мне самый красивый. А теперь уже точно не сможет… Может, добрые люди помогут, и в день бракосочетания я неожиданно появлюсь в белом платье. Вот радости у Эдика будет! А если еще купим жениху костюм…
— Я считаю, мой сын заслужил праздник, — говорит, вытирая слезы, Надежда Михайловна. — Обидно, что Эдику и Тане я ничем не могу помочь. Живу в селе, а когда с сыном случилась беда, пришлось оставить работу.
Фото автора
10422Читайте нас у Facebook
