Отец солдата, погибшего в Иловайском котле: "Мне предлагали забрать тело чужого человека"
Разыскивать своего сына Александра, разведчика и санитара добровольческого батальона «Донбасс», 60-летний полтавчанин Игорь Александрович Мочалов начал спустя три дня после иловайской трагедии. В начале сентября он был уже в Запорожье, куда первым делом свозили тела, собранные на пути прорыва наших войск. Пересмотрел около восьми десятков фотографий погибших, но ни в одном Саши не узнал. Позже, когда городской морг оказался переполненным, останки воинов стали направлять в Днепропетровск.
— Третьего сентября туда доставили два грузовых автомобиля с телами и фрагментами, — Игорь Александрович, подполковник в запасе, сдерживает эмоции. — Грузовики были без тентов, а пролежавшие пять дней на солнце девяносто восемь трупов — без мешков. В этой куче были и останки моего сына. Но опознать его по фотографиям не представлялось возможным — все ребята казались на одно лицо. Картина не для слабонервных…
По идее, отец должен был увезти в Полтаву для захоронения труп под номером 683, сильно обгоревший и совершенно неузнаваемый. На то, что это может быть Александр Мочалов, указывали личные вещи, обнаруженные в кармане брюк, кусок которых приклеился к трупу. В кармане находились наручные часы (они продолжали тикать!) и старенький мобильный телефон Саши с его личной sim-картой. «Нокиа» Игорь Александрович сразу узнал — сам пользовался ею, а потом отдал сыну, когда тот уходил на войну. Но внутреннее чутье подсказывало ему, что тело чужое. И он отказался его забирать до тех пор, пока не будут известны результаты анализов ДНК.
Как человеку военному, Игорю Александровичу известны многие нюансы, возникающие в ходе сегодняшних вооруженных боев. Он знал, например, что ребята из батальона «Донбасс», в котором много уроженцев Донецкой и Луганской областей, стараются прежде всего забрать у погибших побратимов документы и мобильные телефоны. Ведь эти вещи могут выдать их территориальную принадлежность и дать сепаратистам наводку на родственников бойца, проживающих на оккупированных территориях. А месть боевиков бывает очень жестокой.
Именно это и остановило тогда Игоря Мочалова. Он допускал, что личные вещи сына могли оказаться отдельно от него самого. Пропавший без вести и убитый — не одно и то же. И Сашин отец вместе с небольшой группой родственников других солдат, не вышедших из Иловайского котла, и волонтерами начал активные поиски своего сына.
— В «Донбассе» тогда 44 человека пропали без вести, — говорит Игорь Мочалов, отец погибшего солдата. — Для нас была важна любая информация о них. Я вместе с несколькими людьми снова вернулся в Днепропетровск. С фотографиями в руках мы начали опрашивать раненых в госпитале: возможно, кто-то видел ребят при выходе из окружения или им что-то известно. Всю раздобытую таким образом информацию сбрасывали в колл-центр батальона, чтобы другие могли воспользоваться ею. Бойцы, у которых я пытался узнать о Саше, все как один твердили, что убитым его не видели. Командир тоже уверял: «Он должен был уйти в «зеленку». Потом я понял их психологию: трудно говорить родным правду, глядя в глаза. Да, нам всем хотелось верить в чудо. Ведь бывало же, что раненые выходили из окружения через пару недель! Не исключали того, что наши близкие могли попасть в плен. Для меня лично самым важным аргументом, вселявшим надежду на счастливый исход поисков, было отсутствие ответа по результатам ДНК.
*На фронте Александр Мочалов не прятался за спины товарищей и свой долг выполнил до конца (фото предоставлено Игорем Мочаловым)
…По состоянию здоровья 36-летний Александр Мочалов не мог быть призван в армию. В его «белом» военном билете стояла запись: «ограниченно годен к воинской службе в военное время как специалист финансовой службы».
— Я так и объяснил своей супруге, когда узнал, что Саша ушел на фронт, чтобы она меньше волновалась, — рассказывает Игорь Александрович. — Мол, наступило военное время, и сыну вручили повестку. Будет сидеть где-нибудь в тылу, сводить дебет с кредитом. Он ведь даже от меня скрывал, что записался в добровольческий отряд.
А я гордился поступком своего единственного сына! Он парень с характером. У него было обостренное чувство справедливости, и Александр шел на фронт, чтобы утвердить ее торжество, извините за высокопарные слова. Стал на защиту своего Отечества, потому что хотел доказать врагу: украинцы — это не быдло, они не позволят топтать свою свободу.
Пока сын воевал, я взял на себя обязанность постоянно информировать его о происходящих событиях в стране и в мире. У них же там ни газет, ни радио, ни Интернета, ни политработников, как в Советской армии. А я мониторил ситуацию с двух сторон и ежедневно докладывал ему об обстановке: что наши сообщают о боях на фронте, а что «сепары».
На подготовительных сборах Александр Мочалов был зачислен в подразделение разведчиком-санитаром.
— Такой жизнерадостный, позитивный человек был, — вспоминает о боевом побратиме 39-летний доброволец с позывным «Рассвет». — Первое, что он сделал для «Донбасса», — пригнал из Полтавы внедорожник с кузовом, чтобы на нем удобно было устанавливать пулемет и эвакуировать раненых. Мы вместе, когда ехали 26 июня со сборов в зону АТО, забирали машину со станции техобслуживания, где он работал до последнего времени. Ее помог приобрести народный депутат от Полтавщины Юрий Бублик. Она, правда, потом сгорела от попадания снаряда.
Я знал Сашу меньше трех месяцев, а такое впечатление, будто всю жизнь был с ним знаком. На войне совершенно иной отсчет времени. Там, когда сидишь в засаде или стоишь в ожидании на боевой позиции, люди открывают друг другу душу, как на исповеди. В такие минуты душевного откровения Саша говорил: «Если что, я в плен не сдамся». И не сдался. Да он никогда не прятался за спинами товарищей, на боевых выездах первым шел вперед…
«Viva» (в переводе с испанского «жизнь») — под таким позывным знали Александра Мочалова в батальоне. Для знакомых и друзей в Полтаве он был «Гавана». Все объясняется просто: Саша родился на Кубе, в центральном военном госпитале Гаваны. Его отец выполнял там интернациональный долг, а мама как жена офицера, несмотря на беременность, поехала вслед за супругом. В середине 70-х годов ограниченный контингент войск Советской армии готов был отражать возможную атаку США на Остров Свободы. К счастью, политическое противостояние между Кубой и Америкой не переросло в открытый военный конфликт, и родители полуторагодовалого Саши вернулись из зоны повышенной опасности. Достаточно поколесив по свету, осели в Полтаве…
— 24 августа нас бросили на поддержку боевых формирований, которые пытались удержать Иловайск, — рассказывает земляк Александра Мочалова, командир подразделения батальона «Донбасс» с позывным «Тар». — Однако ситуация там уже была неконтролируемой. Мы оказались в кольце. Предоставленный «гуманитарный коридор», как известно, стал ловушкой. О том, что «Viva» не вышел из него, я узнал гораздо позже, поскольку сам был тяжело ранен и попал в руки боевиков. Они свозили наших искалеченных ребят на Саур-могилу, где собирались достреливать и хоронить. Уже вырыли яму, застелили ее брезентом… Знаете, страха не было. Лично я желал одного — чтобы весь этот кошмар скорее закончился. Израненное тело болело так, что смерть казалась лучшим выходом.
Нас тогда спас легендарный Всеволод Стеблюк — киевский профессор, начальник медико-санитарного медицинского добровольческого батальона «Миротворец». Он подъехал на своей знаменитой «Жуже», представился руководителем украинского Красного Креста и наврал, что вывоз тяжелораненых с оккупированной территории согласован с… Путиным. Земляки-полтавчане из восьмой санитарной роты — молодцы, оперативно переместили нас в безопасное место. Таким образом человек триста остались живы.
— Грузовой автомобиль, в кузове которого Саша выбирался из окружения, попал под сильный вражеский огонь, — Игорь Мочалов по крупицам восстанавливает события того трагического дня. — Выжили только четверо — те, кто сидел у заднего борта. Взрывной волной их попросту сбросило на землю. Я разыскал троих сослуживцев сына, которые видели его последними. Они рассказали, что Саша указал им направление, куда нужно спрятаться, чтобы их могли эвакуировать проходящие мимо машины, — с одной стороны там была пшеница, а с другой — подсолнухи. Мог и сам уйти в «зеленку». Но он начал отстреливаться, даже пытался завести расстрелянную машину, да только ничего не получилось. А потом пополз в сторону Иловайска. Понятно, почему он это сделал. Там были его товарищи, которые нуждались в медицинской помощи. Александр выполнил свой долг до конца. Очевидно, он приподнялся, чтобы перетащить раненого, и в этот момент получил пулю в висок. На видео, которое выложил на «Ютубе» один из сепаратистов, снимавший ту местность сразу после боя, я узнал своего погибшего сына. Рядом с ним лежали санитарная сумка и лекарства, рассыпанные веером…
Сашу хоронили дважды. Первый раз — 16 октября как неизвестного бойца под номером 679 в Днепропетровске (с номером 683 анализ таки не совпал), а второй — 6 февраля в родной Полтаве, после эксгумации, под своей фамилией.
*Шестого февраля боевые побратимы Саши Мочалова и полтавчане прощались со своим героем (фото автора)
— Игорь Александрович, почему путь домой у Александра оказался столь долгим? Анализ ДНК делают так медленно?
— Некоторые журналисты поспешили объявить, что чиновники разных уровней ставили мне палки в колеса. Ничего подобного! Наоборот, меня везде поддерживали и старались помочь. Но дело в том, что законы нашего государства создавались в мирное время. И следователи (по каждому факту убийства открывается уголовное производство) физически не могли быстро провести установленные законом процессуальные действия по большому количеству погибших. Сашино дело начинал следователь милиции из Днепропетровска, потом дело забрала прокуратура и передала в Мариуполь, который стал областным центром Донецкой области, то есть по месту гибели сына. И получилось так, что совпадение по анализам было установлено, а сообщить эту информацию родным оказалось некому.
Только 16 сентября было принято правительственное решение о порядке проведения экспертиз ДНК. Теперь биологический материал погибших отбирается в лабораториях городов, куда поступают убитые, и отправляется в Запорожье, а полученный у родственников по месту жительства отправляют в Киев, после чего формулы ДНК сводятся в единую базу. И сейчас, слава Богу, в каждом областном центре есть один-два следователя (их фамилии, адреса и телефоны указаны на сайте МВД), которые занимаются без вести пропавшими в зоне АТО. Чтобы сдать биологический материал, родителям достаточно позвонить и узнать нужную информацию. Но вплоть до 10 января, пока я не попал на прием к руководителю МВД Арсену Авакову и не рассказал о непонятной волоките в процессе оповещения родственников о результатах ДНК, практически никто не мог провести перезахоронение. Министр собрал специалистов на расширенное совещание, они исправили ошибки, и уже через три дня мне дали карту опознания для окончательного подтверждения выводов экспертизы. На начало февраля с Краснопольского кладбища в Днепропетровске забраны останки, кажется, семнадцати воинов, личности которых были установлены.
Сейчас перед отцом погибшего солдата стоят новые заботы. Следственная комиссия Нацгвардии должна документально подтвердить связь между ранениями Саши и его участием в боевых действиях. Нужно получить медицинское свидетельство о смерти на фамилию Александра Мочалова. Поскольку оно было выписано на номер 679, то следует обращаться в бюро судмедэкспертизы, которое выдавало его, и подтверждать, что этот номер соответствует конкретному человеку. К счастью, Игоря Александровича поддерживают волонтеры из офицерского корпуса Владимира Рубана — они согласовывают практически все вопросы, связанные с бумагами.
— Сделано самое главное, — вздыхает Игорь Мочалов, — тело сына приняла родная полтавская земля, у нашей семьи есть возможность прийти к нему на могилу, положить цветы. И мы точно знаем, что Саша погиб героем. Уже готовятся документы на представление его к государственной награде посмертно. Сложнее всего было пережить период неизвестности. Поэтому хотел бы, чтобы и другие люди, переживающие то же самое, не затягивали с установлением истины — станет легче. Я готов им многое подсказать, помочь в поисках пропавших без вести. Мои номера телефонов: (097) 32−32−045 и (050) 30−50−621.
10730Читайте нас у Facebook
