На Троицу в Киеве проходили показы невест, нередко завершавшиеся обручениями
В старые времена лето начиналось с Зеленых святок (Зеленой недели). Люди шли в лес и возвращались оттуда с охапками трав и зелеными ветвями. Полы в домах устилали пахучим аиром, чабрецом, мятой, любистком, полынью. Окна и двери украшали ветвями лип, кленов и берез. И делалось это неспроста, не ради забавы. По древним поверьям, души предков зимой обитают в воде, а с приходом теплой поры переселяются в деревья священных рощ, в поля и питаются нектаром цветов. Попадая в жилища вместе с лесной и луговой зеленью, они приносят с собой дух святости, покоя и чистоты…
Пятидесятницу праздновали всенародно, как Рождество и Пасху
Языческие обряды сменились христианскими, праздник стал называться Троицей, или Пятидесятницей, поскольку приходится на 50-й день после Пасхи. Но, как и в древние времена, людей тянуло на природу, в мир зеленых деревьев и цветущих трав.
От такого удовольствия не могли отказаться даже суровые отшельники, отцы-пустынники и схимники. Ведь на Троицу христианская душа примирялась с миром и видела вокруг себя лишь красоту Божьего творения, очаровывающую и просветляющую человека. Малую толику той благодати, которая ожидает ее на небесах…
Митрополит Филарет Амфитеатров любил устраивать на Зеленые святки дальние прогулки в кругу близких ему подвижников. Они шли по лесу, читали Псалтырь и восхищались каждым цветочком и птичьим голосом.
«Пишущему строки сии, — вспоминал очевидец, — довелось в 1846 году быть на Троицу в Китаевской пустыни. Был июнь — время роскоши цветов. В 9 часов утра пришел в эту пустынь из соседней с нею Голосеевской пустыни старец-митрополит в сопровождении духовника своего отца Парфения. Подойдя к одной из келий и отворив дверь, владыка обратился с вопросом к обитателю ее:
— Гуляли вы ныне, отец?
Поспешно вышедший навстречу дорогому гостю пустынник, приняв благословение владыки, ответил ему:
— Еще не выходил, ваше высокопреосвященство.
— Пойдем же с нами, — сказал митрополит».
Когда пустынник возвратился с прогулки, он набрал с цветущей поляны букет цветов.
«Что, — думалось мне, — сделает старец из этих цветов? По нашему мирскому обычаю, конечно, поставит в воду на окнах келии», — продолжает рассказчик. Но вечером, проходя мимо кельи пустынника, он заметил, что «утренние цветы стоят не на окнах, а на аналое, перед иконами и распятием, и среди цветов горит восковая свеча».
На второй день Троицы праздновалось Сошествие Святого Духа. Это таинственное и необычайное событие случилось на 10-й день по вознесении Иисуса Христа в 9 часов утра в одном из домов Иерусалима, где собрались оставленные Христом апостолы. Сошедший среди «шума бурного дыхания неба» дух проник в дом в виде длинных языков огня, как это изображено на фреске Врубеля в Кирилловской церкви в Киеве. Огонь Святого Духа не жег и не испепелял — он озарял и просветлял людские души. Разгоревшийся тогда среди апостолов духовный жар не угас и поныне. Он распространяется на все сферы жизни. Его дыхание ощутимо в музыке Моцарта и Баха, живописи Джотто и Рублева. Да и каждый человек по-своему причастен к благодати Святого Духа…
Троица нравилась не только духовным лицам. В городе ее праздновали всенародно, как Рождество и Пасху. Особенно людно в этот день было в большом парке «Эрмитаж» на Трухановом острове. Хозяин заведения литовец Адам Гинтовт содержал здесь ресторан, буфет, концертный зал и эстраду. Гуляющую публику развлекали как простые куплетисты, песенники, фокусники и эквилибристы, так и знаменитые гастролеры, оперные кумиры.
Ничего религиозного в трухановских увеселениях не было. Посетителей привлекало разнообразие эстрадных программ, хорошая кухня, близость реки и прогулки по влажным песчаным дорожкам острова. Чтобы «погулять у Гинтовта» на Троицу, киевляне готовы были мириться даже с неудобствами переправы на остров. Перевоз через Днепр на лодках, принадлежавших хозяину ресторана, стоил пять копеек в один конец. Доставка гостей обратно в город заканчивалась лишь к рассвету.
Другая часть публики устремлялась через пригородное сельцо Демиевку в Голосеевские леса с их знаменитыми пустынями.
Переполненные вагоны конки, а потом и трамваев, ходили под красными флагами, обозначающими, что все места заняты, чтобы публика на остановках понапрасну «не напрягалась» и не готовилась к штурму. «За большую редкость, — писала газета «Киевлянин», — можно было встретить вагон без красного флага. На скамейках сидят по
6 человек, и, кроме того, задние и передние площадки сплошь заняты стоящими пассажирами. По всей линии в послеобеденное время до прекращения движения можно было, вплоть до Демиевки, видеть целые толпы публики, ожидавшей вагонов и не попадавшей в них ввиду абсолютного переполнения».
За сладостями ехали в поселок, где находилась кондитерская фабрика
Оживали на Троицу и безлюдные окрестности Кирилловской обители на Куреневке. Этот монастырь был превращен в богадельню еще в конце XVIII века, но его древняя Святодуховская церковь действовала как приходская. Каждый год на площади у подножия Кирилловского холма устраивалась большая Троицкая ярмарка. Особенно успешно шла торговля на второй день Зеленых святок, когда отмечался храмовый праздник местной церкви. С утра здесь появлялась золоченая карета киевских архиереев в сопровождении конных монахов с хоругвями. В старой Кирилловской обители происходила праздничная служба. После молебна начинались гуляния в окрестностях монастыря. Народ спешил на ярмарку. Покупали нужные для хозяйства вещи, но в основном — приятные праздничные мелочи, сладости и лакомства.
В старину на Зеленых святках угощались «сластенами» (нечто вроде пончиков без повидла), бубликами, пряниками, орехами. Позже предметом праздничных вожделений горожан стали халва, конфеты, шоколад, торты и пирожные. Ездили за ними в Демиевку, где обосновалась большая кондитерская фабрика Ефимова (теперь кондитерская фирма «Рошен»). Этот поселок не входил тогда в черту Киева, и поэтому часть ефимовской продукции сбывалась на местном базаре без высоких городских наценок. Киевляне, отправляясь сюда за сладостями, ехали долго, через весь город, с пересадкой, на двух трамваях. Но зато возвращались домой довольные, нагруженные свертками, кульками и пакетами.
На Троицу в Киеве проходили смотры невест, нередко завершавшиеся обручениями. В ХХ веке об этом обычае забыли. Ничего не знал о нем даже такой знаток старины, как академик Дмитрий Лихачев. Он вспоминал, что однажды, увидев в Саратовском художественном музее картину Кустодиева «Троицын день», был удивлен: «Что день на этой картине изображен праздничный — это видно сразу. Но почему Троицын день? Чинно идет купеческая семья. Впереди мать семейства с дочерью лет 18-ти. Тут же стараются передать им цветы молодые люди, заглядывающиеся на девушку. Вдали на скамейке сидит дама, может быть, купчиха, а рядом пожилая женщина в платке, из простых. Перед ними стоит с тросточкой, вероятно, муж дамы и прислушивается к разговору».
Недоумение, пишет Лихачев, развеяла его мать, поведавшая, что «в Троицын день на Подоле у стен Братского монастыря бывал обычно показ невест. Купеческие семьи с дочерями (в Петербурге это бывало в Летнем саду) прогуливались по центральной аллее. Женихи стояли по бокам аллеи и высматривали невест. Тут же сновали свахи, которые объясняли, за какую невесту сколько и чего дают в приданое. Именно этот показ купеческих невест, но в провинциальном городе, изобразил Кустодиев в своей удивительно праздничной картине».
Возле троицких березок, украшенных лентами и бумажными цветами, люди пели и танцевали, пили варенуху и водку
Говоря о старых троицких обычаях, нельзя не вспомнить о березках, которые продавались накануне Зеленых святок на всех киевских базарах. Их скупали в огромном количестве для украшения домов, площадей и церквей. Ставили их и в жилищах — в каждом углу по деревцу.
В березках Зеленой недели было много общего с рождественскими елочками. Их тоже украшали — лентами, платками, пестрыми лоскутами и бумажными цветами. Возле них пели и танцевали, пили вино, варенуху и водку. Детям раздавали лакомства.
Праздничные деревья лета и зимы мирно сосуществовали друг с другом более полувека. Но дальше их пути разошлись. В отличие от гостьи из зимнего леса троицкой березке ее популярность на пользу не пошла. В южных регионах берез мало, а спрос на них возрастал с каждым годом. Во второй половине XIX века порубки стали угрожать березнякам полным уничтожением, и в прессе уже открыто заговорили о вреде троицких ритуальных обычаев, поскольку «общее годичное число вырубаемых для этого березок может быть определено если не миллионами, то многими сотнями тысяч».
Судьба березовых лесов не на шутку встревожила известного консервативного деятеля графа Д. А. Толстого, служившего обер-прокурором Святейшего синода и имевшего прямое отношение к церковным порядкам и обычаям. Граф предложил отказаться от праздничных березок и «поручить православному духовенству убеждать прихожан, чтобы они для украшения храмов в день Святой Троицы, а равно и в другие праздники, употребляли цветы, кустарные и полукустарные растения, ветви деревьев».
Указ синода, принятый 23 мая 1875 года по инициативе графа, носил рекомендательный характер. Многие священники его игнорировали. Древний обычай, говорили они, «необходимо поддерживать, а не заботиться о совершенном его прекращении». Духовенство тех районов, которые славились березовыми лесами, убеждало своих прихожан, что лесные угодья все равно следует прореживать, освобождая их от лишней поросли.
Даже в небогатой березовыми лесами Киевской губернии деревца продолжали энергично вырубать и после указа. Крупным заказчиком троицких деревцев было киевское духовенство. Не спешили расставаться с троицкими березками и сами прихожане. В общем, происходило нечто подобное тому, что делается теперь вокруг новогодних елок.
Конфликт первых отечественных экологов и приверженцев старины затянулся на долгие годы. Но весной 1910-го дело вдруг сдвинулось с места. В канун Троицы Киев облетела весть, что правительство приняло постановление о запрещении торговли срубленными молодыми деревьями. К делу подключилась полиция. Пресса торжествовала. «Очень вредный обычай, — писала газета «Рада», — украшать дома на Зеленые святки ветками и молодыми деревьями, что очень вредит лесам, думают наконец искоренить. Полиция получила приказ не позволять ввозить в город молодые деревья. За торговлю будут привлекать к суду».
Порубки прекратились. Никому не хотелось угодить за решетку из-за деревца. Да и сами троицкие торжества не обеднели. Они по-прежнему радовали глаз обилием цветов и пахучих трав.
Сегодня уже мало кто помнит о троицких березках. Прессу беспокоит спасение елочек, которые тоже страдают от чрезмерных порубок. На рынках появились искусственные ели, вполне сравнимые по своей красоте с натуральными. Жаль, что в начале ХХ века деревьев из пластика не делали. Это продлило бы дни троицкой березки.
1041Читайте нас у Facebook
