Генерал армии Владимир Шкидченко: «Когда на тренировке солдаты боялись прыгать с вышки в воду, отец звал… дочь Иру»
В январе 1982 года в районе города Хост взбунтовался полк армии Демократической Республики Афганистан, многие солдаты дезертировали, банды моджахедов усилили обстрелы кишлаков. В течение двух дней вылетевшая туда группа советских военных советников и афганских офицеров под руководством генерала Шкидченко ликвидировала очаг напряженности. Сослуживцы Петра Ивановича говорили, что лететь туда на второй день, когда обстановка нормализовалась, ему было уже и необязательно. Но он хотел лично проверить на месте выполнение всех отданных им распоряжений и убедиться в восстановлении боеспособности афганского полка.
Вдове генерала Варваре Ивановне и сыну Владимиру Шкидченко — генералу армии, в 2001-2003 годах министру обороны Украины, а ныне советнику министра обороны — до сих пор кажется, что еще вчера отец был жив. С Владимиром Петровичем «ФАКТЫ» встретились на родине Петра Ивановича — в полесском городке Радомышль, куда Шкидченко-младший приехал встретиться с земляками и навестить родню.
«Газеты сообщали, что генерал погиб в авиационной катастрофе»
— Владимир Петрович, впервые о гибели вашего отца я узнал во время работы на киевском авиазаводе, который в те годы выпускал военно-транспортные самолеты для советских и афганских ВВС. Газета «Красная звезда» сообщила, что генерал «погиб в авиационной катастрофе»…
— Я в то время в звании майора служил заместителем командира мотострелкового полка Дальневосточного военного округа на границе с Китаем, — рассказывает Владимир Шкидченко. — Обстановка в тех местах была достаточно напряженная. Войска постоянно находились в готовности к различным неожиданностям.
Военные, конечно, знали, что в Афганистане идут боевые действия, хотя газеты не писали об этом. И отец в письмах сообщал о том, что там происходит. Но известие о его гибели было для нас страшной неожиданностью. Мы с женой и дочкой сразу вылетели в Днепропетровск, откуда отец улетал в Афган. Там жила моя младшая сестра Ирина, врач по профессии, и туда вернулась мама Варвара Ивановна, которая была в Афганистане вместе с отцом. Помню ее слова, когда мы встретились: «Дети, не уберегла я вам отца…» Не всякая женщина так скажет. Настоящая жена офицера.
Мама показала обгоревшие часы — подарок министра обороны Дмитрия Устинова — со стрелками, остановившимися в 10 часов 10 минут, и записную книжку, по которым опознали отца, а также подобранную нашими солдатами гильзу от крупнокалиберного пулемета ДШК, из которого был подбит вертолет Шкидченко. Вместе с ним летел молодой .jpg)
переводчик. Его опознали по неуставным, домашней вязки, шерстяным носкам, за которые перед вылетом парня ругал один из командиров, а лейтенант оправдывался, что в неотапливаемой кабине вертолета мерзнут ноги.
*На таком вертолете Ми-8, подлетая к месту посадки, погиб от огня крупнокалиберного пулемета душманов генерал-лейтенант Петр Шкидченко (фото Валерия АБЛАЗОВА)
Из экипажа чудом спасся лишь тяжелораненый борттехник-афганец. Но и он, как мне рассказывали, позже был зарезан в госпитале. В афганской армии процветало предательство. Многие офицеры и солдаты были связаны родственными и «деловыми» узами с моджахедами, охотившимися на генерала Шкидченко и других советских военных специалистов. За голову отца те, кто стравливал афганцев и наших, давали огромные деньги. В микрорайон Кабула, где жили советские военные и гражданские специалисты, подбрасывали листовки с угрозами. И маме, через некоторое время приехавшей к отцу в Кабул, когда она ходила на базар, пару раз в толпе угрожали.
— Летом 1982-го должен был закончиться срок пребывания мужа в Афганистане, и мы собирались вернуться домой, — рассказывает «ФАКТАМ» вдова Петра Ивановича Варвара Шкидченко. — Вроде бы уже и привыкли к чужой полудикой стране. Мы жили на окраине города в панельном доме, возведенном советскими строителями. В нашей квартире были ванная и туалет. Но электричество и воду подавали только в определенные часы. Вода была ужасная — рыжая, с песком. Приходилось запасаться впрок, отстаивать, кипятить. Еще в Москве я закупила небольшой запас консервов, сухой колбасы, сухарей. Хлеба там не было. Афганцы пекут пресные лепешки. Мы, конечно, со временем научились сами печь хлеб. Советский Союз присылал афганцам (а у них там нищета жуткая) жиры, муку. Как гуманитарную помощь. Так афганцы продавали эту муку нам!
Иногда мы ходили на рынок. Покупали фрукты, овощи, а потом мыли их в растворе марганцовки, чтобы избежать какой-нибудь заразы. Ведь там антисанитария, грязь, эпидемии. Давно не мытые черные волосы у детей — аж серые от пыли. Молочных продуктов не было. А как увидела однажды мясо (буйволятина висит на солнце и в ней — черви!), я решила, что лучше сидеть на консервах. Чуть позже в нашем доме на первом этаже открылся ларек-магазинчик. В нем раз в месяц жены офицеров получали за деньги по полкило крупы, макарон, пол-литровую бутылку растительного масла, кило сахара, .jpg)
а также по бутылке водки и шампанского. Хотя, когда увидели афганских детей, которые, словно волчата, набрасывались на нашу помойку, поняли, что нам не так уж и плохо.
*От афганской жары советский генерал спасался горячим чаем (фото Валерия АБЛАЗОВА)
Когда Петр Иванович отправлялся на боевые операции, я часто уезжала в госпиталь, помогала ухаживать за ранеными — делала перевязки, кормила с ложечки безруких ребят. Такого насмотрелась!
Муж, наверное, что-то предчувствовал. Говорил: «Мы с тобой уже полтора года здесь, пора бы меня заменить…» На Новый 1982 год у нас на подоконнике неожиданно зацвела герань. Увидела знакомая — ахнула: не к добру…
В тот день, 19 января, я не поехала в госпиталь. К часу обещал вернуться муж. Я убирала, готовила. Вдруг часов в 10 утра забеспокоился наш попугай Гуля. Кричит не своим голосом, вот-вот клетку разнесет. Аж соседка прибежала: «Что случилось?» Проходит час — Пети нет. Я привыкла к тому, что он задерживался. Случалось, приезжает поздно и солдатика-водителя приводит: «Покорми нас, мать, мы проголодались». Накрываю на стол. А дите от смущения аж потом покрывается — стесняется сидеть за столом с генералом. Я ему: «Сынок, ты кушай хорошенько. Вы оба солдаты, только мой чуть старше…»
В часов шесть вечера в дверь постучали. Целая делегация офицеров. И без Пети. Мнутся, боятся говорить. Я подумала сначала, что ранен. И вдруг все поняла…
А попугай с утра, видать, беду почуял. Перед отъездом хотела его выпустить. Товарищи уговорили: забери, будет память о Петре Ивановиче. Птичку эту солдатики когда-то в дупле нашли и отдали мужу. Маленький, чахленький был. Мы его выкупали, откормили. Стал такой хорошенький! Бывало, Петр Иванович придет вечером уставший, приляжет на диванчик с газетой. А Гуля — прыг ему на грудь и клювиком теребит бумагу, требует ласки. Петя хотел его внучке Иринке привезти.
Вот так я и везла в самолете: гроб с телом мужа да клетку с попугаем. Гуля пережил своего хозяина лет на 25.
«Родственникам мы сказали, что наш почтовый адрес теперь — город Москва-400»
— В Афганистан летом 1980 года сначала Петр Иванович уехал один, — продолжает вдова генерала Шкидченко. — Вскоре он прислал письмо: «Здравствуйте, мои дорогие Варя, Иринка, Иринушка и Виталик! — обращался Петр Иванович к жене, дочери, внучке и зятю. (Сын Володя в это время служил на Дальнем Востоке). Сегодня уже месяц, как я в Кабуле. Что можно сказать? Конечно, здесь трудно: жарко и небезопасно. Народ очень бедный и забитый. Слишком большой контраст между бедностью и богатством. В центре Кабула можно увидеть бредущее стадо баранов, легковые машины и рикш. Женщины в чадрах. Жалко смотреть на детей. Они сидят возле мусорных ям и ждут, когда кто-то принесет отходы, которые расхватывают, как зверята. В общем, это дикая страна, отсталая и забытая Богом. Я уже побывал в деле. Писем от вас не получаю. Возможно, вы спутали адрес. Пишите: г. Москва-400, п/я 515б».
Чуть позже военным советникам разрешили взять с собой жен. Родственникам, далеким от армейской жизни, мы сообщили, что едем в Среднюю Азию, но наш адрес — Москва-400. В те времена некоторые части, расположенные в разных уголках Союза, имели, так сказать, московскую прописку. Петр Иванович считал, что в Афганистане нужны генералы и офицеры, имеющие фронтовой опыт. Сам он воевал с первых дней войны. Мы с ним выросли на одной улице. У них в семье росло восемь детей. Петя был вторым. Семья жила бедно. И учиться в военном училище на полном гособеспечении ему, конечно же, было легче.
Училище он закончил перед войной. Защищал Киев. В Мироновке захватил фашистский штаб. Потом 19-летний лейтенант вырвался из окружения, в которое попал чуть ли не весь Юго-Западный фронт, воевал под Москвой, получил четыре ранения. Во время войны до Радомышля докатилась весть, что он убит. Его мама ходила в церковь и регулярно ставила свечку за здравие. Может, это его и спасло. А вот наши с ним отцы на войне погибли. И Петя помог встать на ноги младшим братьям и сестрам.
Муж всю жизнь носил в бедре пулю, которая перебила кость и застряла возле сосудов. Боясь их повредить, врачи не стали извлекать пулю. Еще в молодости он скрыл инвалидность. У него одна нога была короче на два сантиметра. Но муж научился ходить так, что хромота была практически незаметна. Старался поддерживать хорошую физическую форму. Как рассказывали его сослуживцы, отправляя своих десантников в увольнение, офицер Шкидченко приглашал каждого к себе в кабинет, брал двухпудовую гирю, крестился ею и предлагал то же сделать солдату. Если у того получалось — хвалил и отпускал. Если нет — сокрушенно говорил: иди, братец, потренируйся. И все десантники у него вскоре стали орлами!
Правда, из-за той пули в ноге его из десантников потом перевели в пехоту. Во время прыжка лямка парашютного мешка пережимала бедро в том месте, где находилась пуля. Это причиняло невыносимую боль, муж даже сознание терял. Все 
равно бегал, прыгал, делал зарядку. Всю жизнь был стройным, выглядел моложе своих 59 лет. В его темно-русой волнистой шевелюре только начали появляться седые волосы.
*Несмотря на полученные на фронте ранения, генерал Петр Иванович Шкидченко выглядел моложе своих лет
Во время боевых действий генерал Шкидченко нередко сам поднимал в атаку афганских солдат и офицеров, которые не очень рвались воевать. Его ругали за это. Но за организацию успешных боевых операций Петр Иванович был награжден вторым орденом Ленина. После гибели товарищи ставили вопрос о присуждении ему звания Героя Советского Союза. Но чиновники в ЦК КПСС сказали: «Героя? За что? Войны же нет!» Лишь через 20 лет Петру Шкидченко посмертно присвоили звание Героя Российской Федерации.
— Петя очень гордился тем, что сам, без всякого блата, стал генералом. Но детям такой судьбы не желал, — продолжает Варвара Шкидченко. — Ведь семью редко видел. А что видели наши дети? Они выросли на полигонах и стрельбищах. Бывало так: солдаты боятся на тренировке прыгать в воду с вышки. Отец зовет Иру, дочь: «Прыгай!» И она прыгала. А за ней — и мальчишки-солдаты, которым становилось неловко перед девчонкой…
Мы с Петром Ивановичем почти всю жизнь прослужили по таежным гарнизонам. Ни кола ни двора. Это лишь в 1970-м, когда его перевели в Днепропетровск на должность командующего танковой армией, секретарь обкома Алексей Ватченко вручил мужу ключи от этой, нашей первой нормальной квартиры. А раньше… Помню, однажды на Дальнем Востоке, под Благовещенском, мы выехали с частью в тайгу в лагеря. Весна выдалась холоднющая. Жили в хатке из лозы, обмазанной глиной. По ночам были заморозки. А во время службы в Забайкалье жили в полуземлянке. Володе тогда еще даже годика не исполнилось. Мерзнет ребенок, на ручках кожица потрескалась. Я соорудила из камней печку. Вечером грела на ней воду, наливала ее в бутылки и обкладывала ими перед сном сына. Только так ребенок согревался и засыпал.
— Несмотря на все бытовые невзгоды и постоянные переезды, вы тоже стали военным… — говорю сыну Героя.
— Да. Примером настоящего мужчины, офицера, человека для меня всегда был именно отец. И другой профессии для себя, кроме как профессии военного, я в юности не видел. Но к концу учебы в школе у меня обнаружили небольшой дефект зрения. Я поступил в один из лучших гражданских вузов — Московский физико-технический институт. И все равно мечтал о военной службе. Отец успокаивал: «Бог с тобой, заканчивай институт, пойдешь в офицеры». А я ему: «Папа, хочу начать службу если не с солдатских, то хотя бы с курсантских портянок». Уйдя с четвертого курса МФТИ, я поступил на первый курс Одесского артиллерийского училища. Отец был не в восторге от такого решения. Говорил: «Да, если бы мне начинать жизнь сначала, я бы снова стал военным. Но тебе не советую. Служба, армейская жизнь — это не только красивые внешние атрибуты, но в первую очередь тяжелые, суровые будни. Разонравится — превратится в каторгу». Мне не разонравилась.
— Вы в Афганистан не попали. Уж не отец ли позаботился?
— Да, позаботился — своей гибелью! Видимо, мои начальники и кадровые органы учитывали, что в Афганистане погиб отец, и вопрос о моем назначении туда не возникал.
3374Читайте нас у Facebook
