Борис Токарев: «Хороший актер разрушает себя — это неизбежно, профессия этого требует»
Несмотря на солидный послужной список (почти 40 фильмов, среди которых «Горячий снег», "…А зори здесь тихие", «Внимание! Всем постам!», «Код апокалипсиса») и долгую карьеру (Токарев начал сниматься, еще будучи школьником), он не сыграл ни одной отрицательной роли. Сегодня Борис Васильевич не только актер, но и режиссер (на его счету около двух десятков художественных и документальных фильмов), и продюсер, а еще первый вице-президент Гильдии актеров России и директор студии «Дебют». Но зрители по- прежнему помнят его как Саню Григорьева из многосерийного фильма Евгения Карелова «Два капитана».
— Борис Васильевич, не секрет, что один из самых любимых зрителями ваших кинообразов — Саня Григорьев в шестисерийном фильме «Два капитана». Вам,
— Когда начались съемки, я уже учился на режиссерском факультете и параллельно проходил практику на двух киностудиях. Режиссер Женя Карелов сознательно взял меня на эту роль, потому что мое лицо было легко гримировать. 
Хотя прядь седых волос мне делали специально, у меня их тогда не было, зато сейчас уже есть…
*Благородный и целеустремленный Саня Григорьев в картине «Два капитана» невероятно полюбился зрителям (кадр из фильма, 1976 год)
— Во ВГИКе вы учились у знаменитых преподавателей, мхатовцев Бориса Бибикова и Ольги Пыжовой. Это было трудно?
— Это было большое счастье, ведь для моих преподавателей все легенды МХАТа, включая его основателей Станиславского и Немировича-Данченко, были не именами из учебника, а живыми людьми. Например, Михаила Чехова они называли просто Мишей. Бывало, Борис Владимирович в шутку говорил Ольге Ивановне: «Помню-помню, как Миша Чехов тебя за коленку хватал!» Станиславский был для них Костей, а у Ольги Ивановны была дочь от Василия Ивановича Качалова.
— Вы начали сниматься, еще будучи школьником — первую роль в фильме «Спасенное поколение» сыграли в 12 лет. Именитые актеры не смотрели на вас свысока?
— Где бы и с кем я ни снимался, у нас никогда не было субординации и подчинения младших по возрасту коллег старшим. Это в театре есть народные и заслуженные мастера, а есть эпизодники и артисты массовки. В кино такой градации нет, оно очень демократично, чем выгодно отличается от театра. Я боготворил выдающихся актеров, с которыми снимался, но всегда разговаривал с ними на равных. Мне посчастливилось работать с Георгием Степановичем Жженовым в «Горячем снеге», и с Владимиром Дружниковым, и с Петром Глебовым. А с Николаем Афанасьевичем Крючковым я не только снимался вместе, но и долго — до конца его дней — дружил. Они никогда не смотрели на меня, как на неопытного мальчишку, мы всегда общались по-дружески, запросто. И этот воздух свободы позволял мне делать на съемочной площадке все, что угодно, что, в конечном итоге, шло на пользу роли. А может, мне просто повезло?
— Вы перечислили такие имена, что поневоле напрашивается вопрос: неужели сегодня нет актеров такого масштаба?
— Актеры-то есть, другое дело, что у них нет ролей, которые прославили их предшественников, — им, современным, реализовываться не в чем. Все, что в наше время снимается, очень примитивно и убого по драматургии. Большая часть «нынешнего», как принято сейчас говорить, что уже само по себе вызывает ужас, низкосортна. Отсюда другие признаки нашего времени — рейтинги, сиквелы, римейки…
Нам в 1976 году и в голову не приходило, что мы делаем римейк «Двух капитанов», хотя все помнили замечательную старую картину режиссера Владимира Венгерова, где Саньку играл мхатовец Александр Михайлов, а Катю — потрясающая актриса и балерина Ольга Заботкина, впоследствии — жена известного поэта-пародиста Александра Иванова. Для нас это было совершенно другое кино, где все иное — размер (старый фильм был полнометражным, наш — шестисерийным), формат. Для нашей картины Карелов специально дописывал сцены, которых не существовало в первой ленте. Это была просто новая экранизация очень популярной книги Вениамина Каверина, а не работа — или, если хотите, спекуляция — на популярности предыдущего фильма.
— Создатели римейков оправдываются тем, что при наличии хороших актеров и режиссеров сегодня практически нет новых идей.
— Наши с вами страны, Украина и Россия, живут сегодня в таких условиях, что каждый день появляются тысячи новых идей. Просто надо их увидеть.
— Режиссер «Двух капитанов» Евгений Карелов погиб практически сразу после завершения съемок фильма. Что же случилось?
— Мы решили отдохнуть — съездить на недельку в Пицунду. Евгений Ефимович пошел купаться в море и не выплыл. Мы с актером Евгением Матвеевым, который приехал к Карелову повидаться, бросились его доставать, но уже ничем нельзя было помочь. Врачи, проводившие вскрытие, сказали, что у Карелова в легких не было воды — он не утонул, у него просто — прямо в воде! — остановилось сердце. Помню, как, уходя, он сказал нам: «Ребята, я сейчас вернусь!»…
— В этом фильме вы работали с замечательными актерами, в том числе с нашим земляком Николаем Гриценко…
— Николай Олимпиевич был актером выдающимся, а диапазон его ролей, начиная от комедии «Принцесса Турандот», где все переворачивается с ног на голову, и заканчивая Карениным из экранизации романа Толстого, — широчайшим. Недавно пересмотрел эту картину и понял, что главное в романе — трагедия Каренина, а не Анны. И Гриценко играл это потрясающе: его герой — сухой, подверженный влиянию и мнению света человек, который не позволяет себе совершать какие-то предосудительные поступки. В работе над образом он использовал все актерские возможности, включая манеру речи.
— Николай Олимпиевич блистательно владел голосом.
— Я помню все его интонации в «Анне Карениной»! А как выразительно он говорит: «Что?» — не через «ш», как мы обычно произносим, а именно через «ч». В «Двух капитанах», играя Николая Антоновича, он тоже пользовался этим своим умением.
Посмотрите, сколько в арсенале Гриценко было красок! У него и руки, и походка, и физическое, и психологическое состояние всегда работали на тот образ, который он создавал. Доходило до того, что в каких-то сценах у него даже менялся цвет глаз. Именно так было во время съемок эпизода нашего с ним разговора после смерти Марьи Васильевны, когда он вдруг срывался на фальцет: «Эта змея, которая вползла в наш дом!» А когда Саня просит показать ему письма капитана Татаринова, Николай Антонович швыряет ему их в лицо. Насколько же точно он все это делал: открывал стол, горстью доставал оттуда пачку конвертов, скрюченными пальцами бросал их. Казалось бы, какая разница, как именно он это делает, сегодня никто не обращает внимания на такие «мелочи». Но у Гриценко все имело отношение к образу — каждый жест, каждый взгляд. А как тщательно он вместе с художником выверял каждую деталь своего костюма!
— Современные актеры обычно не умеют носить одежду других эпох — такое впечатление, что в кадре ходят ряженые.
— Они не знают, что такое исторический костюм — что такое воротничок-стойка или манжеты у рубашки. Когда я снимал свою первую историческую картину «Нас венчали не в церкви» с Наташей Вавиловой, Сашей Галибиным, Галей Польских в главных ролях, у меня был специальный консультант по поведению. 
Он учил актеров не только носить одежду того времени, но и пользоваться столовыми приборами, потому что обед в семье священника не был похож на обед в дворянской семье.
*Николай Гриценко был органичен и естественен в любой роли
Сейчас никто об этом не думает. Удивительно слышать, когда девчушки-актрисы в исторических фильмах к месту и не к месту употребляют частицу «ну», им почему-то кажется, что это звучит очень по-бытовому: «Ну, и что ты хочешь мне сказать?» Они не знают, что в то время так не говорили. Я беседовал об этом с живущим сейчас во Франции знаменитым графом Петром Петровичем Шереметьевым, с которым мне посчастливилось дружить, — какая у него речь!
— «Два капитана» — последняя картина Гриценко. Ведь во время съемок он уже был серьезно болен.
— Вскоре после выхода фильма на экраны Николай Олимпиевич попал в психиатрическую лечебницу. У него был рассеянный склероз, он не мог запомнить даже двух предложений текста, поэтому ему писали их на разных частях декорации. И Гриценко блистательно оправдывал необходимость посмотреть то на стену, то на шкаф, а камера неотрывно следила за ним — не создавалось впечатления, что он считывает текст, напротив, это были очень тонкие и точные переживания. Даже свой недостаток Николай Олимпиевич превращал в достоинство. Он был невероятно органичный артист и мог обыграть все, что угодно, — любые обстоятельства, любую ситуацию, — и при этом остаться естественным. В общем, все по Станиславскому.
— Николай Гриценко закончил свою жизнь в психиатрической лечебнице. Как вы думаете, актерство — если, конечно, речь идет о действительно выдающихся представителях профессии — это всегда пограничное состояние психики?
— К большому сожалению. Хороший актер, конечно же, тратит энергию, а следовательно, и разрушает себя — это неизбежно, профессия этого требует. Не хочется повторять банальные вещи, но актерская профессия действительно является диагнозом. По сути дела, это умение жить в состоянии раздвоения личности, потому что есть ты, а есть образ, который существует с тобой на равных. И образ часто разрушает личность. Сейчас мы к столетию со дня рождения закончили фильм о замечательном актере-эпизоднике Николае Парфенове. Поскольку мало кто из зрителей помнит его фамилию, картину назвали «Его знали только в лицо». У этого человека трагическая судьба: персонаж, которого он придумал — маленький, скромный и смешной человек, — в конце концов перешел в него самого, в его психику. А вообще представляете, сколько людей — вернее, сыгранных образов — живет внутри каждого актера? Можно ли такое выдержать? Но это обратная сторона актерской профессии, никуда от нее не денешься. Очень редкие люди противостоят такому напряжению и не ломаются, это большой и серьезный труд.
— Поэтому вы и решили стать режиссером?
— Переход в другую, пусть и смежную, профессию действительно позволяет внутренне себя спасти. Я занимаюсь не только режиссурой, но и продюсированием, а это совсем иной род занятий, требующий умения анализировать и просчитывать, что, в общем-то, артисту категорически противопоказано.
9406Читайте нас у Facebook
