ПОИСК
Історія сучасності

Петр Шелест-младший: «Организаторами своей отставки дед считал Брежнева и Суслова. Пообещал их пережить — и сдержал слово»

7:45 15 лютого 2013
Інф. «ФАКТІВ»
Ровно 105 лет назад, 14 февраля, родился первый секретарь ЦК Компартии Украины 1963-1972 годов Петр Ефимович Шелест

Первый секретарь ЦК КПУ 1963-1972 годов умел, когда нужно, идти наперекор Москве, отстаивая экономические интересы Украины, что явно раздражало сторонников жесткой централизации в руководстве СССР. Но предъявить ему, по сути, было нечего. При Шелесте УССР по экономическому росту опережала все республики Советского Союза. «Могли бы куда больше отчислять в союзный бюджет, — упрекал Петра Ефимовича Леонид Брежнев. — Украина такая богатая, а ты все зажимаешь». Шелест понимал, что за счет УССР покрывают невыполнение планов других республик, и на уступки не шел. Тем более когда речь шла о неурожайных годах, а кремлевские товарищи требовали сдавать все больше зерна. «Хлеб государству очень нужен, но без зерна не получишь ни мяса, ни молока. А мяса повсеместно не хватает… Идет 51-я годовщина Октября, а мы, по существу, вдоволь еще свой народ и не накормили», — говорил Шелест. Помимо хлеба насущного не забывал первый секретарь ЦК КПУ и о духовном. При Шелесте, потомке казацкого сотника, были основаны музей культуры и быта в Пирогово, историко-культурный заповедник «Хортица», построен Дворец «Украина»…

*Петр Ефимович с супругой Ираидой Павловной и внуком Петром. Киев, декабрь 1971 года. Фото из семейного альбома

После почти десяти лет работы на посту первого секретаря ЦК КПУ Петра Ефимовича сняли с должности «за недостаточную борьбу с проявлениями национализма», перевели в Москву, а через год отправили на пенсию. Книга Шелеста «Україно наша радянська», написанная по всем правилам партийной публицистики — с восхвалением советской власти, КПСС, а также обильным цитированием Маркса, Энгельса и Ленина, подверглась резкой критике. В частности, автора обвинили в воспевании казачества и приклеили ярлык националиста. Весь 100-тысячный тираж книги, которая продавалась по 74 копейки (для сравнения: буханка ржаного хлеба стоила 16 копеек, литр молока — 24, 200-граммовая пачка сливочного масла — 68, а килограмм сахара — 78 копеек), изъяли из продажи и библиотек. «На черном рынке она ценится в 25-30 рублей. Только дурость и ограниченность могли привести к такому ажиотажу вокруг этой книги, — отмечал в своих дневниках Петр Шелест. — Что я там писал? Исторические факты излагал — еще со времен Богдана Хмельницкого, исторические сведения о Запорожской Сечи. Об экономике, о географическом положении Украины, давал описание областей и так далее».

В Киеве живет внук бывшего руководителя Украины, названный в честь деда Петром и внешне очень на него похожий. 52-летний Петр Борисович охотно поделился с «ФАКТАМИ» некоторыми воспоминаниями о событиях многолетней давности.

РЕКЛАМА

— Как случилось, что вы с матерью живете в Киеве, а ваш отец Борис и дядя Виталий — в Москве?

— После отставки Петра Ефимовича моего отца с должности начальника военной кафедры в Киевском институте гражданской авиации перевели служить в Мариуполь, а затем — в подмосковные Люберцы. Сейчас он полковник в отставке. Дядю Виталия, доктора физико-математических наук, члена-корреспондента Академии наук Украины (тогда — УССР) лишили должности директора института теоретической физики в Киеве. Он сначала переехал в Москву, а потом какое-то время работал в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне (Россия). Мы с матерью и младшей сестрой Ирой остались в Киеве.

РЕКЛАМА

— Первая жена Петра Ефимовича, ваша родная бабушка Любовь Банная, очень рано умерла, оставив двух маленьких детей. Что с ней произошло?

— После автомобильной аварии в 1939 году у нее сместились позвонки. Лечение помогало плохо, с каждым днем бабушке становилось все хуже. В 1941-м врачи констатировали саркому позвоночника, и зимой 1942-го бабушка умерла в Челябинске, куда была эвакуирована из Харькова вместе с военным госпиталем. Моему отцу Борису тогда не исполнилось еще и девяти лет, а дяде Виталию — всего полтора года. (Петр Шелест с 1940-го по 1941-й работал секретарем Харьковского горкома партии по оборонной промышленности, а затем до 1942 года заведовал отделом оборонной промышленности Челябинского обкома партии. — Авт.)

РЕКЛАМА

Из воспоминаний Петра Шелеста:

«Я часто бываю в больнице. Люба смотрит на меня умоляющими глазами и с надеждой просит: „Спаси меня, Петя“. А я ничего уже сделать не могу… Сильно беспокоится за детей Люба, все время просит меня больше проявлять о них заботы и внимания… Суровая, морозная, снежная зима — январь 1942 года. Земля промерзла на полтора метра, вырыть могилу трудно, да и некому, с большим трудом добился этого. На грузовую машину погрузил гроб с Любой и отправился за город, на кладбище в лесу. Последние минуты… Опущен гроб в могилу, мерзлые комья земли стучат о крышку гроба, а мне кажется, что меня кто-то бьет по вискам молотом. Прощай навеки, любимая жена, друг жизни. Очень тяжело, одиноко, до невыносимой боли обидно, жалко. На могиле появилась дощечка с надписью — вот и все, что осталось от любимого человека, матери детей, в далеком от родных мест городе, в заснеженном лесу…»

— Весной 1942 года ваш дед в Челябинске расписался с Ираидой Павловной Поповой, в девичестве — Мозговой. Как они познакомились?

— Еще до войны, в Харькове. Ираида Павловна была врачом и другом семьи. 11 февраля исполнилось шесть лет, как бабушки Иры (так ее все называли) не стало. Она умерла на 94-м году жизни и похоронена рядом с Петром Ефимовичем на Байковом кладбище в Киеве.

Из воспоминаний Петра Шелеста:

«Разговаривал по телефону со своим добрым другом — Ираидой Павловной Поповой. Она жаловалась, что ее муж умышленно задерживает эвакуацию ее самой, ее матери и тетки. Уходят последние эшелоны, а он заявляет: „Я остаюсь в Харькове: немцы — культурный народ, и с ними можно будет найти общий язык“. При разговоре Ирина плачет и говорит, что со стороны Попова это подлый поступок и что она одна собирается из Харькова уходить пешком. Я предложил ей, даже попросил ее помочь мне, — взять на себя заботу сопровождать Борю и Витасика до Челябинска…»

— Как вы узнали о том, что деда уволили с поста руководителя УССР?

— Случайно услышал по телевизору. Я тогда учился в четвертом классе и понял только одно: дедушка уезжает. А в конце лета 1972 года я впервые приехал к нему на дачу, в Подмосковье. Петру Ефимовичу предоставили бывшую дачу Анастаса Микояна в Калчуге, по Рублево-Успенскому шоссе. Выделили также квартиру в центре Москвы на Большой Бронной, но там еще шел ремонт, и все жили за городом. Знаю, что дед крайне болезненно переживал свой переезд и отставку с поста первого секретаря ЦК КПУ «в связи с переходом на должность заместителя председателя Совета министров СССР».

Из воспоминаний Петра Шелеста:

«Внезапный перевод с Украины. Самый черный день моей жизни…

…Пришел ко мне Я. К. Руденко, заведующий отделом оборонной промышленности ЦК КПУ. Вижу, чувствую, что он искренне расстроен: „Украина в трауре, люди не понимают, что делается. Никто за внутреннее состояние в стране не несет ответственности и не отвечает. У нас в руководстве не любят энергичных, смелых, самостоятельных, откровенных работников. Авторитет ваш кое-кого испугал, вас просто съели“. Руденко был до того огорчен случившимся, что просто у меня в кабинете расплакался, чем причинил мне еще большую боль. Подобные заявления я слыхал от десятков людей…»

— Петр Ефимович кого-то конкретно винил в своей отставке?

— Организаторами дед считал Леонида Брежнева и Михаила Суслова (секретарь ЦК КПСС, главный партийный идеолог в брежневские годы, жил в Москве двумя этажами ниже Шелеста. — Авт.). Пообещал их пережить и сдержал слово.

*За несколько дней до отстранения от власти Никита Хрущев (слева) охотился с Петром Шелестом на фазанов. Крым, 1 октября 1964 года

Мне врезался в память один эпизод. В январе 1982-го мы собирались на отдых в Кисловодск. Я приехал к деду на Большую Бронную. Возле подъезда стоял правительственный реанимобиль. Я поднялся на девятый этаж, позвонил. Дверь открыл дед, его глаза блестели. Двумя пальцами он оттянул синие гэдээровские подтяжки, щелкнул ими и сказал: «Суслов умер». Никому не пожелаю, чтобы о его смерти сообщали под щелчок подтяжек…

— В чем, на ваш взгляд, состояла настоящая причина опалы Петра Ефимовича? Может, в его курсе на относительную экономическую самостоятельность Украины? Или же Шелест просто пострадал в результате подковерной борьбы за власть?

— Борьба за власть, конечно. А его взгляды на развитие экономики Украины, в частности, нежелание гробить украинское село, создание Торгово-промышленной палаты УССР, «потакательство буржуазному национализму» и так далее лишь послужили видимым поводом для отставки. Петру Ефимовичу приписали национализм, хотя он всегда был патриотом, коммунистом и по-настоящему советским человеком. И он поддерживал развитие украинского языка и национальной культуры, как это было предусмотрено действовавшей тогда Конституцией. После снятия Хрущева в 1964 году Брежнев систематично и уверенно укреплял свою власть, «расставляя» везде преданных ему лично людей без особых политических амбиций. А Петр Ефимович был не последним человеком в руководстве партии и страны. К тому же Брежневу настойчиво нашептывали, что дед метит на его место. Это тоже сыграло свою роль.

— В апреле 1973 года, как бы отвечая на непрекращающуюся критику в свой адрес, Петр Ефимович написал заявление о выходе на пенсию. Чем он потом занимался?

— Дед очень переживал, год не работал. Потом «отдыхать» надоело. Но куда ни приходил, ему везде вежливо отказывали. Петр Ефимович позвонил Брежневу: мол, что происходит, почему работы не дают? Генсек предложил ему пост начальника главка. Дед не согласился, сказал, что хочет быть «среди рабочего класса: там истина, а не среди вас». В результате все-таки устроился начальником опытно-производственного конструкторского бюро на авиационном заводе в подмосковном Долгопрудном. Зарплата — 49 рублей. Он ведь как бывший член Политбюро получал 450 рублей пенсии, а установленный тогда «потолок» доходов составлял 500 рублей. На заводе Петр Ефимович проработал десять лет, и с 1985-го окончательно ушел на пенсию.

— Выращивал овощи-фрукты на дачном участке?

— В 1973-м, после вывода из состава Политбюро ЦК КПСС, деду выделили дачный домик площадью около 150 квадратных метров в правительственном поселке Успенское по Рублевскому шоссе, — продолжает рассказ Петр Шелест-младший. — Его соседями были многие «отставники», одно время и Борис Ельцин. На своем участке дед оборудовал тепличку, что-то там сажал. Помню только помидоры, которые буйно росли, но не плодоносили. Кроме того, будучи на пенсии, Петр Ефимович вплотную засел за воспоминания, которые сам двумя пальцами набирал на печатной машинке. Дед еще с 1953 года вел дневники в таких маленьких записных книжках. Многие материалы я позже забрал в Киев, обработал, и некоторые их фрагменты впервые увидели свет в журнале «Київ».

— Шелесту запрещали появляться в Киеве?

— Было неофициальное пожелание Леонида Брежнева, чтобы дед не ездил в Украину, чтобы «не волновать народ». В 1980-х годах он приезжал в Киев на похороны своего младшего брата Мити, который долгое время преподавал математику в одной из школ Святошинского района, и ко мне на свадьбу.

— А гости из Украины, когда навещали вашего деда в Москве, что привозили в подарок?

— «Горiлку з перцем», которую начали выпускать, когда он еще руководил республикой, и, конечно, сало. Кстати, ни находясь на высоком посту, ни выйдя на пенсию, дед не был привередливым в еде: любил украинский борщ и обожал вареники с вишнями…

— Рассказывают, что Петр Ефимович даже водку сам гнал — «шелестовку».

— Это бабушка настаивала клюкву на спирту, затем разбавляла до нужного градуса — и получалась замечательная настойка.

Из воспоминаний Петра Шелеста:

«По поручению ЦК КПУ вместе с секретарем ЦК Скибой, группой интеллигенции, писателей, в том числе Корнейчуком, Малышко, выезжал в Канев по поводу 100-летия со дня смерти Т. Г. Шевченко. Возложили венки на могилу. Был митинг, осмотр музея Шевченко. Обсуждали вопрос строительства гостиницы в Каневе — для экскурсантов и туристов на могилу Т. Г. Шевченко. Со Скибой и Найденом заехали в Богуслав на квартиру к секретарю райкома Пилипенко. Посидели хорошо. Домой возвратился поздно. Ирина рассердилась».

— Петр Ефимович к концу жизни переосмыслил какие-то события, в частности свою роль в смещении Хрущева? Ваш дядя Виталий рассказывал, что в последние свои дни в больнице Шелест повторял в бреду: «Не трогайте Никиту Сергеевича…»

— Да, он сожалел, что с Никитой Хрущевым так обошлись. И мне не раз говорил об этом. Менять первого секретаря ЦК КПСС, считал Петр Ефимович, было нужно, но не таким способом. После смерти Никиты Сергеевича в 1971 году дед предлагал Леониду Ильичу похоронить Хрущева у Кремлевской стены, со всеми почестями. Брежнев был категорически против.

Из воспоминаний Петра Шелеста:

«Семичастный (председатель КГБ с 1961-го по 1967 год. — Авт.) мне рассказал, что ему Брежнев предлагал физически избавиться от Н. С. Хрущева путем устройства аварии самолета, автомобильной катастрофы, отравления или ареста. Все это Подгорный (с 1963 года — секретарь ЦК КПСС, с 1965-го по 1977-й — Председатель Президиума Верховного Совета СССР. — Авт.) подтвердил и сказал, что Семичастным и им все эти „варианты“ устранения Хрущева были отвергнуты… Я часто возвращаюсь мысленно к событиям 64-го года, когда Никиту Сергеевича устранили, причем недостойным образом. Хотя и я причастен к этому, я каюсь. Каюсь, но эта боль меня не оставляет, хотя главными заговорщиками были Брежнев и Подгорный».

— Петр Ефимович был доступным руководителем?

— Конечно. По Украине он перемещался в основном на автомобиле или поездом. Любил общаться с народом. Помню, когда ездили с ним на машине в Крым отдыхать, то по дороге останавливались чуть ли не в каждом селении. Дед выходил из авто, осматривал сельсовет или клуб, расспрашивал людей, как они живут, чего им не хватает… Он любил автомобили и нередко сам садился за руль. Из личного транспорта у него в Киеве была, кажется, Волга ГАЗ-21. Уже в Москве Петр Ефимович обзавелся «Фордом», позже купил «Плимут»…

— На каком языке он разговаривал дома?

— На русском, но часто вставлял украинские слова или целые фразы. А когда умирал, перешел на украинский язык…

— Как Петр Ефимович оценивал перестройку в СССР и обретение Украиной независимости?

— Знаю только, что он не воспринимал Михаила Горбачева. И когда тот предложил деду вновь переехать в правительственную резиденцию, он отказался. Впрочем, скоро у него отобрали дачу в Успенском. Дед приветствовал выбор украинского народа на референдуме о независимости в 1991 году, хотя сам видел Украину экономически свободной республикой лишь в составе нового Союза. А крушение СССР стало для него трагедией.

— В детстве вы чувствовали себя привилегированным ребенком?

— Нет, поскольку не понимал разницы. Бегают себе в «цековском» садике дети, и им все равно, кто у кого родители. Я дружил со всеми, кто гулял во дворе: от сына дворника до сына академика. Вместе играли в футбол, в «ножички», в карты… А кем работают папы-мамы моих друзей я, честно говоря, не интересовался.

Кстати, моей воспитательницей в садике была Лариса Андреевна Иванова — дочь Андрея Иванова, одного из руководителей Январского восстания 1918 года в Киеве. А завучем в 57-й школе с углубленным изучением английского языка, которую я посещал, работала супруга Владимира Щербицкого — Рада Гавриловна. В этой элитной школе я проучился семь классов, а потом перешел в 145-ю с физико-математическим уклоном. Но математик из меня получился, прямо скажем, никакой, и после школы я поступил на исторический факультет Киевского госуниверситета имени Тараса Шевченко.

— А на какой из госдач деда вам нравилось отдыхать больше всего — в «Межигорье» или Крыму?

— На крымской госдаче я бывал только летом, а в «Межигорье», что на Киевском водохранилище, жил достаточно долго. Дом, по моим детским представлениям, был большим. Помню, еще сауну-сруб на берегу одного из прудов. В «Межигорье» было несколько прудов, и мы с дедом ловили в них карпов. Когда мне на удочку попадалась небольшая рыба, Петр Ефимович заставлял ее выпускать. Говорил: «Вот поймаешь крупного карпа — заберешь, а маленький пусть растет». Неподалеку находилось небольшое стрельбище, там дед учил меня стрелять. Особенно запомнилось, как я стрелял из нагана 1924 года…

— У вас что-то осталось из вещей Петра Ефимовича?

— Фото, дневники и память. А дедовские золотые часы, к сожалению, канули в Лету. Их у меня украли в общежитии, когда я в футбол играл.

Фото из семейного альбома

10280

Читайте нас у Facebook

РЕКЛАМА
Побачили помилку? Виділіть її та натисніть CTRL+Enter
    Введіть вашу скаргу
Наступний матеріал
Новини партнерів