Анатолий Оноприенко: «Я просто выполнял свою миссию»
Во вторник, 27 августа, в житомирской тюрьме № 8 умер самый известный в новейшей истории Украины маньяк Анатолий Оноприенко, на счету которого 52 загубленные жизни. Медики называют причиной его смерти острую сердечную недостаточность. Серийный убийца скончался в возрасте 54 лет, из них последних 17 он провел в заключении, в камере-одиночке. Первого апреля 1999 года Житомирский областной апелляционный суд приговорил Оноприенко к смертной казни, которая затем была заменена пожизненным заключением.
Многие помнят, как зимой
«Когда я зашел к девочке в комнату, она сидела на кровати в ночной рубашке и молилась»
Маньяка задержали в середине апреля 1996 года в Яворове, как раз на Пасху. Оноприенко находился в доме своей любовницы, ждал ее возвращения от родственников и потому, не чуя опасности, открыл дверь. Увидев оперативников, сразу бросился за обрезом — но было поздно.
Следователь Генеральной прокуратуры Иван Довбищук, возглавлявший расследование, рассказал, что преступник недолго отпирался. Наоборот! С удовольствием смаковал детали убийств, неторопливо разглядывал фотоснимки, сделанные на местах злодеяний. Он часто заявлял: «Убивать для меня — все равно, что женщине рубить котлеты».
Вот некоторые другие его высказывания из материалов дела.
«Я убил сначала мать, потом выстрелил в голову мальчику. Это был ребенок лет шести. Выстрелом ему выбило глаз, в голове появилась большая дырка. Но он почему-то не падал, смотрел на меня оставшимся глазом и кричал. Меня это удивило. Я прицелился и выстрелил еще раз».
«Застрелив мужчину и женщину, я накрыл спящего младенца подушкой и держал до тех пор, пока он не задохнулся. Я не хотел, чтобы он мучился сиротой по интернатам».
«Мужчина попытался из форточки брызнуть на меня из баллончика. Меня это разозлило. Я притаился за дверью и стал ждать, когда он высунется проверить, ушел я или нет. Наконец почувствовал рядом, по ту сторону двери, его дыхание. И сразу выстрелил сквозь замок. Он упал, но умер не сразу, еще долго стонал».
«Девочка слышала выстрелы, испугалась. Когда я зашел к ней в комнату, она сидела на кровати в ночной рубашке и молилась. Я велел ей принести деньги, она сбегала куда-то к шкафу и принесла мне несколько купюр. После этого я выстрелил ей в живот».
Вскоре после задержания стала известна и биография убийцы Анатолия Оноприенко. Родился 25 июня 1959 года в селе Ласки Житомирской области. Мать умерла, когда он был совсем маленьким. Отец со старшим братом сдали мальчика в интернат. После школы Анатолий поступил в мореходку, несколько раз отправлялся в заграничное плавание. Потом вместе с женой и маленьким сыном обосновался в Днепрорудном Запорожской области. Поступил работать в пожарную часть, где числился на хорошем счету. Не пил, не курил, в свободное время выращивал яблоки с черешнями. И только один человек в городе знал, что за Анатолием числятся... девять убийств. Это был его приятель Сергей Рагозин, с которым они вместе возили на продажу сельскохозяйственную продукцию.
Рагозин участия в преступлениях не принимал, только помогал избавляться от трупов. После того как Оноприенко убил пятерых жителей Сум, возвращавшихся с отдыха в автомобиле, и сжег их тела, на след душегуба вышла милиция. Но тому удалось скрыться от погони. Маньяк нелегально выехал в Европу. «Когда в 1989 году Оноприенко исчез из Днепрорудного, я испытал огромное облегчение, — признавался приятель убийцы. — Я его боялся и был уверен, что следующей жертвой стану я». Во время следствия Оноприенко сам охотно припоминал первые преступления, рассказал и о подельнике. (Рагозина судили вместе с Оноприенко, свои 12 лет он уже отсидел.) В 1995 году Оноприенко был депортирован из Германии. «Я в Германии специально обокрал магазинчик, чтобы меня посадили в тюрьму, а по выходе хотел получить гражданство, — рассказывал убийца следователю. — Сам пошел в полицию, заявил на себя. Но они отказались меня слушать, сразу уши закрыли. Ну точно, как у нас».
Оказавшись в Украине, Анатолий отправился к брату. Тот не попрекал куском хлеба, но дал понять: мужчина должен зарабатывать деньги сам. И Оноприенко принялся «зарабатывать»...
«4 ноября 1995 года я приехал из Народичей, где жил у брата, в Малин, — рассказывал он на следствии. — Я хотел убить кого-нибудь и ограбить. С железнодорожной станции отправился пешком в Гамарню, где раньше учился в лесном техникуме. Дорога была мокрой, скользкой, и я пошел лесом. Вдруг увидел стоящую на дороге „Волгу“, в салоне был включен свет. У „Волги“ был отломан глушитель, и шум двигателя раздавался очень далеко. Мужчина и женщина считали деньги. Я подошел, просунул в окно обрез и потребовал отдать деньги мне. Мужчина попытался меня ударить, я сразу выстрелил. Женщина, по-моему, не поняла, что произошло. Она еще пыталась дать мужчине какие-то таблетки, потом выскочила и побежала в лес. Меня не заметила. Я немного подождал возле машины. Отбежав метров 50, она зачем-то вернулась. Я выстрелил ей прямо в живот. Она умерла сразу, а мужчина вдруг зашевелился. Я добил его охотничьим ножом. Потом я положил ее на заднее сиденье, а его на переднее справа от водителя, прикрыл вещами, сам сел за руль и поехал в Приветное — туда, где находится детский дом, где я воспитывался, когда был маленьким. Мне давно хотелось там побывать. Побродив по двору детского дома, я поехал по направлению к селу Клитня и примерно в километре от Приветного поджег машину. В салоне находился баллон с газом. Поэтому я бросил подожженную тряпку в салон и отбежал метров на пять, чтобы меня не задело взрывом. С собой взял кое-какие вещи: кожаную куртку, калькулятор, часы, у женщины при себе в носовом платочке было несколько цепочек и колечек, у мужчины — около 150 долларов».
«Будьте осторожнее, — предупреждал душегуб детей сожительницы. — Сейчас в округе действует какой-то маньяк»
Следующее убийство произошло в канун Нового года, ночью 30 декабря в селе Братковичи Львовской области.
«На краю села я заметил дом в районе новостроек, в котором ярко горели окна и были видны люди, — рассказывал Оноприенко. — Я подошел поближе, забрался на козлы. Около часа я наблюдал за ними через окно. Вошел внутрь с обрезом и снова сказал: «Давайте деньги!» Они засмеялись — наверное, подумали, что я шучу. Поняв, что не шучу, хозяин схватился за молоток. Я убил его выстрелом в голову. Женщины (а там были его жена и две взрослые дочки) пообещали принести мне деньги из другого дома. Но я отказался. Выстрелил в грудь его жене и выбежал на улицу перезарядить обрез. Обрез я всегда перезаряжал на улице — во-первых, чтобы убедиться, что на выстрелы не бегут соседи, во-вторых, не хотел оставаться перед хозяевами безоружным: вдруг у них где-то припрятано оружие. Когда я жил в Днепрорудном, у меня возле кровати всегда стояла заряженная винтовка. Попробовал бы меня кто-нибудь ограбить!
Вернувшись в дом, я выстрелил еще раз в женщину и одну из девчонок. Другая пыталась убежать, кинулась в соседнюю комнату. Я снова вышел на улицу, перезарядил ружье и вернулся в дом. Убедившись, что все мертвы, я собрал вещи в три полиэтиленовых пакета: обручальные кольца, сережки с женщин, мужскую шапку, куртку, несколько детских курток. Одно кольцо никак не снималось, пришлось отрубить его вместе с пальцем. Потом вытряхнул из шкафа ворох каких-то бумаг, документов и поджег их. Выйдя на улицу, я некоторое время наблюдал, как разгорается пожар. Потом пешком пошел в Городок. Обрез нес в одном из пакетов. Проходя по райцентру, увидел, как возле пожарной части суетятся люди — собираются ехать на тушение. Золотые вещи мне всегда были нужны. Я продавал их, как только возникала нужда в деньгах. Но те золотые серьги с платиной, снятые с трупа женщины, я подарил любовнице Анне. Остальное сдал в ювелирную мастерскую во Львове. Мужскую куртку надел на себя. В ней я убивал в Буске, и в ней же меня доставили в следственный изолятор во Львов. Мужскую шапку мы сожгли вместе с Анной и ее детьми. Новый год я встречал вместе с ними«.
Во время обысков у родных и друзей Оноприенко было найдено огромное количество вещей. Колеся по всей Украине, он создавал в домах у родственников целые склады одежды, аудио-видео аппаратуры, детских вещей. Свидетели утверждали, что он «всегда готов был снять с себя последнюю рубашку, чтобы поделиться с друзьями».
Оноприенко делал родственникам подарки, накалывая доллары на домашние кактусы на подоконниках. Сожительница Анна была в восторге от своего нового приятеля: «Щедрый, внимательный! А главное — заботливый. Сядет с детьми перед телевизором и говорит: „Вы, детки, будьте осторожнее, сейчас в округе действует какой-то маньяк, берегитесь“. Купил им попугайчиков...»
Явившись в Братковичи второй раз, Оноприенко за один день убил сразу семерых: семью из пяти человек, а потом еще двух прохожих. После этого ужаса в село ввели внутренние войска. Местные жители боялись спать ночью, клали возле постели топоры. Зверь добился своего. По словам маньяка, ему хотелось, «чтобы люди боялись жить, боялись дышать».
Тем временем правоохранители думали, что уже нашли преступника — во Львовском СИЗО СБУ сотрудники Службы безопасности насмерть замучили
Интересно, что Оноприенко в те дни тоже задерживали. Он ехал в электричке с обрезом в пакете. Но настоящего убийцу сразу отпустили, даже не поинтересовавшись содержимым черного кулька.
Узнав об отмене смертной казни, Оноприенко вздохнул с облегчением
14 лет назад, незадолго до вынесения приговора, корреспонденту «ФАКТОВ» удалось выпросить у судьи разрешение на встречу с подсудимым. В житомирский следственный изолятор я отправилась не с пустыми руками. Прихватила полкило сала, килограмм яблок, лук, чеснок и шоколадный батончик. Знающие люди подсказали, что он согласится на встречу с журналисткой только ради подношения. И правда: до начала разговора Оноприенко поинтересовался, выполнено ли его условие. «Вон твое условие, в углу стоит, — кивнули на мой пакет конвоиры. — Поговорите, тогда в камеру занесем».
Говорили мы долго, часа два. Оноприенко, как мне показалось, был откровенным. Рассказал, как тяжело на его глазах умирала мама. Это осталось одним из самых ранних воспоминаний его жизни. Как пьяный отец пытался утопить его в бочке с водой. Вспоминал об ужасах интерната, когда старшие воспитанники по ночам издевались над малышами.
— Мне нравится в тюрьме, — заявил мой собеседник. — Меня все устраивает. Здесь лучше, чем в детском доме. И в армии было хуже, и в мореходке.
Рассказывал, конечно, и о преступлениях.
— Первую кровь я пролил в шесть лет — без всякой причины ударил камнем по голове соседского мальчика. Бил, бил, пока не оттащили. К шестому кассу стал неуправляемым. Воровал у одноклассников. А убил первый раз — лосиху на охоте, после выстрела она упала возле своего лосенка, и из глаз у нее потекли слезы. Мне было так ее жалко!
— А людей не жалко?
— Не жалко. Я просто выполнял свою миссию. Голоса, которые я слышал, указали мне: следами своих преступлений нужно начертить крест по Украине: юг — север, запад — восток. И убитых должно быть не менее трех тысяч. Я ведь в Братковичах хотел найти и убить известную бабку-знахарку. А на следующий день после того, как меня арестовали, уже запланировал убийство священника в Яворове. Хотел доказать, что у них нет никакой магической силы. Они не могут быть посредниками ни с богом, ни с чертом.
Хотя по заключению экспертов Оноприенко был признан вменяемым, мне показалось, что нарушения психики у него есть. При рассуждениях о «кресте на карте», о голосах, которые он слышит, у собеседника стекленели глаза, он терял нить разговора.
— Как, по-вашему, — смертная казнь будет справедливым наказанием для вас? — спросила у него.
— Я готов к смертной казни любым способом, хоть на куски меня режьте. Кроме убийств, совершил еще много преступлений, воровал, занимался контрабандой. Я уже сам себя осудил.
*Так Оноприенко ответил журналисту «ФАКТОВ» на вопрос, что он считает самым важным в жизни
Оноприенко приговорили к расстрелу. Однако в 1999 году в стране действовал мораторий на смертную казнь. Еще через год смертную казнь вовсе отменили, заменив ее пожизненным заключением. Тюремщики говорят, что, узнав эту новость, Оноприенко вздохнул с большим облегчением.
В тюрьме он сидел в одиночной камере. Сам попросил администрацию, чтобы к нему не подселяли соседей. Работать не хотел, телевизор не смотрел, гулять выходил неохотно. Родственники к нему не приезжали, переписки не было. Однажды пришло письмо от студентки-журналистки из Санкт-Петербурга. Девушка сообщила, что в восторге от его личности, прислала сто гривен и предложила переписываться. Заключенный спокойно потратил деньги в тюремном магазинчике, но отвечать не стал.
Последний раз я видела Анатолия Оноприенко лет пять назад. Но он категорически отказался от беседы. Мне позволили просто зайти к нему в камеру — может, сменит гнев на милость? Но заключенный даже не поздоровался. Молча встал, глянул тусклыми глазами. Располнел, лицо одутловатое... И отвернулся к стене.
В пресс-службе пенитенциарной системы рассказали, что последнее время Оноприенко жаловался на боли в сердце и одышку, даже лечился в тюремной медчасти. А за неделю до смерти позвал к себе священника. «Прежде Оноприенко куражился. На мои неоднократные предложения исповедаться отвечал: „Я не могу умереть — у меня пожизненное заключение и меня ничто не тяготит“, — сообщил журналистам протоирей Вадим (Шапран), ответственный за духовно-пасторскую опеку житомирских заключенных. — Но теперь, мне кажется, его исповедь и раскаяние были искренними».
26261Читайте нас у Facebook
