После вступления в Киев немцы обязали население под угрозой расстрела сдать все излишки продуктов
В результате наступления Красной армии в летне-осенний период 1943 года немецкие войска понесли тяжелые потери. Операция по освобождению Киева по праву является одной из самых грандиозных битв Второй мировой войны. «Начиная наступление, мы учитывали все трудности, но, откровенно говоря, упорство противника превзошло наши ожидания, — признавался в своих мемуарах маршал Константин Рокоссовский. — Несмотря на ураганный огонь нашей артиллерии и непрерывные удары с воздуха, гитлеровцы не только не покидали позиций, но и предпринимали яростные контратаки. Десятки танков, сопровождаемые густыми цепями автоматчиков и целыми эскадрильями самолетов, устремлялись навстречу нашим войскам. Бои на земле и в воздухе не стихали ни на минуту».
Успешному наступлению советских войск мешала серьезная водная преграда — Днепр. Времени на основательную подготовку операции не хватало, так как перед командованием стояла негласная установка освободить Киев к 7 ноября — 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. В итоге наступление началось без предварительной разведки сразу с двух направлений — Букринского и Лютежского плацдармов. Форсирование реки проходило в тяжелейших условиях. Как рассказывал «ФАКТАМ» доктор исторических наук Виктор Король, во время переправы у наших бойцов не было понтонов. Использовались все подручные средства, вплоть до досок и камышовых вязанок. Холодной ноябрьской осенью солдаты плыли под огнем противника на плащ-палатках, набитых соломой, которые впитывали воду и шли на дно уже через сотню метров. Все это происходило под шквальным огнем немецких пулеметов и артиллерии. Писатель-фронтовик Виктор Астафьев, лично принимавший участие в переправе, вспоминал: «Густо плавали в воде трупы с выклеванными глазами, начавшие раскисать, с лицами, которые пенились, будто намыленные, были разбиты снарядами, минами, изрешечены пулями. Когда с одной стороны в Днепр входили 25 тысяч воинов, то на противоположной выходили не более пяти-шести тысяч».
В битве за Днепр как нигде проявили себя полевые военкоматы, мобилизовавшие из соседних сел более трехсот тысяч местных жителей, в основном молодежь и подростков, которые должны были «кровью искупить позор оккупации». Эти смертники известны в истории под названием «чернофуфаечники», так как в бой шли в обычной домашней одежде и без оружия. Практически все они остались в водах Днепра и на подступах к украинской столице.
Только официальная статистика указывает на 417 тысяч солдат и офицеров, павших в борьбе за Киев, естественно, без учета «чернофуфаечников». Кстати, по мнению Виктора Короля, ужасных потерь можно было избежать. На тот момент войска Центрального фронта под командованием генерала Ивана Черняховского уже захватили плацдармы на север от Киева в районе Лютежа и Вышгорода, общей протяженностью 22 километра. Они могли начать наступление с севера без удара «в лоб», однако представитель ставки Верховного главнокомандования Георгий Жуков отклонил такой вариант развития событий.
После завершения сражения на его участников посыпался шквал наград. 2438 бойцов были удостоены звания Героя Советского Союза. Это пятая часть тех, кому присвоили эту награду в годы войны. Ни до, ни после в истории не было такого массового награждения «Золотыми Звездами» Героя.
И все же, несмотря на огромные потери, советским войскам удалось окончательно закрепиться на Правобережье и развить наступление на Киев. 5 ноября немцы начали отход в сторону Василькова. К моменту возвращения советских войск в украинскую столицу здесь осталось не более 186 тысяч жителей. За годы оккупации население города сократилось в пять раз по сравнению с довоенными показателями. Известный кинорежиссер Александр Довженко под впечатлением от увиденного писал: «Населения в Киеве практически нет. Есть небольшие кучки убогих, нуждающихся и нищих людей. Нет детей, нет девушек, нет юношей. Только бабы и калеки».
Сегодня «ФАКТЫ» рассказывают, как жил Киев два года гитлеровской оккупации — с осени 1941-го по осень 1943-го.
«Несмотря на разрушения, город все еще производит приятное впечатление»
На момент прихода немцев в Киеве было не более 400 тысяч человек. К этому времени из города в тыл эвакуировали сотни тысяч людей. В первую очередь «бронь» (в данном случае разрешение на выезд) выдавалась семьям партийных работников, сотрудников НКВД и командиров армии, а также семьям квалифицированных рабочих. После ухода советских войск в городе опустели целые кварталы, а оставшиеся горожане начали массово грабить магазины. Мародерство было вызвано отсутствием продуктов, вывезенных на восток, что поставило людей перед угрозой голода. Безвластие продолжалось два дня, пока 19 сентября 1941 года на окраине Киева не появились немцы.
В своем дневнике немецкий офицер 29-го армейского полка (его имя осталось неизвестным) вспоминал: «Население растерянно стоит на улицах. Оно еще не знает, как ему себя вести… Когда мы подъехали к толпе, из нее вышел, возбужденно жестикулируя, человек. Он хотел показать нам дорогу до гостиницы „Континенталь“, где должен разместиться наш штаб. Когда мы прибыли туда, соседи сказали нам, что большевики перед отступлением заминировали этот дом, и предупредили, чтобы мы в этот отель не вселялись».
Как выяснилось, заминированными оказались многие дома, и в первые дни оккупации центр города сотрясали взрывы и пожары. Киевовед Дмитрий Маклаков, ребенком переживший войну в Киеве, описывал это так: «Вся улица Городецкого, Крещатик, нынешний Майдан Независимости, Институтская улица и так далее выгорели вследствие этих взрывов».
«Дедушка пошел со мной показать мне изменения в центре города, — вспоминает на сайте lifekiev.com киевлянин Александр Парунов. — Бросалось в глаза большое количество немцев на улицах. Все окна в домах были заклеены крест-накрест бумажными лентами. Крещатик представлял собой сплошные развалины… В большинстве случаев от роскошных многоэтажных зданий дореволюционной застройки остались лишь огромные горы битого кирпича… Посреди улицы была расчищена от развалин лишь узкая полоса для движения транспорта. Под транспортом я имею в виду „Опели“ с немецкими офицерами и крытые военные грузовики».
Во время оккупации разрушенные здания практически не отстраивались. Вот как внешний вид Киева в разгар оккупации описан в дневнике немецкого архитектора Рудольфа Волтерса, посетившего его в 1942 году: «Город расположен высоко у широкого Днепра. Собственно, прямая дорога с востока ведет прямо на замковый холм. Мы должны делать многокилометровый объезд перед Днепром, так как главный мост через реку разрушен. Новый, так называемый ОТ-мост — огромная деревянная конструкция, защищенная зенитками у всех опор. Выше по течению третий мост в процессе восстановления. Здания на горе владычествуют над городом, выше всех башня лавры, окруженная бесчисленными луковицами церквей. Главная улица Киева полностью разрушена. При отступлении русские взорвали все бомбами с часовым механизмом. Некоторые остатки стен были взорваны нашими саперами, чтобы предупредить опасность обрушения. Несмотря на это, город все еще производит приятное впечатление благодаря цивилизованному и привлекательному внешнему виду. Много зелени на улицах. Новые советские здания, некоторые с большим вкусом и солиднее, чем в других городах. Несколько красивых старых русских церквей. С высокого крутого берега Днепра открывается потрясающий вид на восток через реку. Один железнодорожный мост уже можно использовать, хотя русские и здесь прилежно выполнили взрывные работы. Разнокалиберные конструкции покоятся на старых уцелевших опорах. До того как был готов этот мост, ездить можно было только по ледовой плотине. На льду реки была построена из ледяных блоков железнодорожная насыпь, которая не один месяц отлично функционировала и очень помогла…»
Немцы признавали: «Украина превратилась в рай для спекулянтов»
Новые хозяева города сразу же приступили к установлению своих порядков. Всех граждан Киева обязали немедленно сдать в комендатуру огнестрельное оружие, приемники и противогазы. Для реорганизации жизнедеятельности столицы была создана Городская управа во главе с городским головой — бургомистром. Именно на этот орган, целиком зависящий от оккупационных властей, возложили задачу решать возникающие проблемы. А их было великое множество — предприятия стояли без оборудования, воды и электричества. В городе не работали городской транспорт, связь и водопровод. Вывезено либо уничтожено все продовольствие. Нехватка еды стала на ближайшие два года для киевлян темой номер один. В первый же день горожан под угрозой смерти обязали сдать излишки продуктов, оставив не более однодневного запаса на семью. В Киеве начался голод. Бывали и случаи людоедства.
Только в декабре 1941-го для всех жителей города ввели карточки на 200 граммов хлеба в день. А позже киевская газета «Нове українське слово» от 29 апреля 1942 года писала: «По распоряжению главы города и штадткомиссариата от 22 апреля 1942 года бедное население Киева, преимущественно инвалиды, пенсионеры и сироты будут получать бесплатное питание в специальных столовых в районах, где они проживают. Сумма отпущенных на эти цели средств может полностью охватить все бедное население Киева, которое, согласно данным городского и районных отделов социальной опеки, составляет на сегодня около десяти тысяч человек. После обнаружения новых лиц, которые имеют право на эту помощь, число столовых будет увеличено».
В магазинах отовариваться могли только немцы, а для остальных оставались рынки. Наиболее крупные из них работали на Львовской площади, Лукьяновке, Подоле и на Евбазе. На первых порах здесь царил безденежный обмен.
*Самым популярным местом натурообмена в оккупационном Киеве был Еврейский базар, располагавшийся в то время на территории будущей площади Победы
Как рассказывал Дмитрий Маклаков, «село и пригород кормили в то время горожан, потому что несли на рынок продукты. Но этот натурообмен был неравным. Например, детскую и взрослую одежду можно было выменять на стакан пшена — самой дешевой крупы. Моя мама так поотдавала мои детские книги». Ему вторит Александр Парунов: «Населению выданы карточки на паек хлеба, пшена, спичек, соли. Хлеб, когда начинаешь резать, почти весь рассыпается, так как его пекут наполовину из проса. Чтобы не протянуть ноги от голода, приходится ходить на „толчок“ продавать кое-какие вещи, вернее, менять их на продукты. Самый популярный в этом отношении был Евбаз, который занимал нынешнюю площадь Победы».
Начался всплеск неконтролируемой торговли, привычного явления оккупированных территорий. Уже осенью 1942 года немцы вынуждены были признать, что «Украина стала раем для спекулянтов». К спекуляции подключались даже представители оккупационной администрации. Торговали все и всем. Писатель Анатолий Кузнецов в своем романе-документе «Бабий Яр» вспоминал, как ребенком торговал, продавая коробки спичек по десять рублей за штуку и орехи по три рубля за один. Другой очевидец Валентин Терно описывал разнообразие предлагаемых товаров: «Во время оккупации на Еврейском базаре можно было увидеть все, кроме самих евреев. Ассортимент товаров был чрезвычайно широк — от музейных произведений искусства, книжных раритетов до старых салопов, кружевных панталон, поломанных вееров, кружек Эсмарха, замков с отсутствующими ключами и ключей без замков».
Оккупанты называли семечки «киевским шоколадом»
И все же жизнь в городе частично налаживалась. За год в Киеве восстановили водопровод и электростанции. На улицах стали ходить трамваи, хоть большинству киевлян все равно приходилось передвигаться пешком. Функционировали театры, школы, проходили спортивные мероприятия и даже открывались детские дома для сирот. Священники проводили в храмах службы. Сын знаменитого композитора Андрея Ольховского Юрий вспоминал свои походы в кинотеатр: «Шли немецкие фильмы на немецком языке… Люди приходили, сидели в этих кинотеатрах, смотрели и лопали семечки. В Америке это поп-корн, а в Киеве это были семечки. Лузгают эти семечки один кинофильм, второй кинофильм — сидят целый день. Стоило какие-то копейки — даже я, не работающий, тринадцатилетний мог себе позволить пойти в кино. Я помню, что пол в кинотеатре был весь засыпан шелухой от семечек, немцы смеялись и говорили, что это украинский шоколад. Я не знаю, специально ли было это сделано, чтобы заманивать, но известен случай, когда люди, наевшись этих семечек и просмотрев кинофильм, выходили, а их уже ждала немецкая облава, грузовики стояли. Вот, миленькие, посмотрели кинофильм, прямо в грузовик и поедете в Германию на работу. Таких случаев было очень много».
Отношение с населением у немцев также складывалось по-разному. Так, тот же Юрий Ольховский рассказывал: «Поведение немцев на улице было абсолютно корректное — ни понукания, ни хамства, ни покрикивания. Такое бывало только если это были эсэсовцы старого типа. Не войска СС, а старого типа СД — довоенные, расисты. Вот они иногда себя так проявляли. Остальные очень порядочно относились к населению, и население очень доброжелательно относилось к ним до последнего дня. Обычно они ходили по двое, но днем мог пройти кто-то и в одиночестве. Киевские девушки ходили с немецкими солдатами, да еще и как ходили! Я бы сказал, меньше с немцами, но больше с румынами. Румыны — православные. В общем, и те, и другие не просто так ухаживали, а собрались жениться на этих девушках. И было очень много девушек, которые вышли замуж за румын и переехали в Румынию. Я знаю по крайней мере двух украинок, которые вышли замуж за немцев».
Помимо обычных развлечений, существовали и специфические. В здании Дерматовенерологического института на улице Саксаганского немцы открыли «Зондерхаус» — публичный дом. Парунов вспоминал, как они с друзьями бегали подглядывать за происходящим за его стенами: «Кто-то из моей компании летом какими-то неведомыми путями нашел с улицы Паньковской проход к высокому дому во дворе, на чердаке которого устроили наблюдательный пункт, и таким образом мы визуально приобщались к нелицеприятным занятиям, глядя через открытые окна означенного заведения».
Киевлян обязывали ежедневно ходить на работу, не выдавая при этом продовольствия. В извещении коменданта охранной полиции Богдановского района Киева (ныне Шевченковский) работникам от 30 ноября 1941 года указывалось: «Вам надлежит явиться с собственным инструментом к Богдановскому району полиции в понедельник, 1 декабря, в 7 часов утра. В случае неявки будете преданы смерти по законам военного времени».
Затяжная война поставила Германию перед проблемой нехватки трудовых ресурсов, которую немцы решили с помощью принудительного вывоза жителей оккупированных территорий на работу в Третий рейх. В Киеве пункт принудительного вывоза располагался на улице Артема, 24. Уже в апреле 1942 года городской голова Леонтий Форостовский установил минимальную норму отправки рабочих для каждого района города. Практически каждый день вывозили сотни молодых киевлян. В первое время активно работала пропаганда. Форостовский в обращении к молодежи Киева призывал: «Лучшие жители Киева проявили желание и добровольно едут в Германию на работу, которую пока что все не имеют в Киеве… На практической работе в Германии вы приобретете квалификацию». Стены домов и заборы пестрели агитплакатами и листовками. В первое время немцы даже предоставляли символическую помощь родственникам тех, кто был завербован на работу в Германию. Когда количество добровольцев поубавилось, повседневной практикой стали облавы на улицах, из-за чего многие горожане предпочитали отсиживаться дома. Всего таким образом в Германию отправили около 120 тысяч человек. Через пять месяцев после начала оккупации, в 1942 году, в Киеве практически не осталось трудоспособного населения.
Репрессивный аппарат в условиях оккупации постепенно набирал обороты. За нарушения запретов ежедневно расстреливали сотни киевлян. В этих действиях активную помощь немцам оказывали подразделения украинской полиции. Нелегка была доля и советских военнопленных. Около 130 тысяч солдат погибло в Дарницком лагере, еще 25 тысяч навсегда остались в Сырецком.
История оккупированного Киева неразрывно связана и с трагедией Бабьего Яра. Изначально еврейская община столицы Украины с оптимизмом встретила приход немцев. Они помнили рассказы старожилов, видевших немцев в 1918 году, и надеялись, что новые власти будут поддерживать в городе порядок и разрешат вести торговлю. Считалось, что культурные германцы не станут издеваться над населением. Убийства в Бабьем Яру власти тщательно пытались скрывать. И все же шила в мешке не утаить. Тогдашний сторож Лукьяновского кладбища Сергей Луценко вспоминал: «Когда обреченных пригнали на товарную станцию, когда они заполнили всю Лукьяновку, улицу Дегтяревскую, Лагерную и Мельникова и близлежащие три кладбища, несчастным приказывали сложить вместе все свои вещи. Потом немцы выстраивали людей в колонны по сто человек и вели их по Лукьяновскому шоссе, мимо Сырецких лагерей к Бабьему Яру. Из кладбищенской сторожки было хорошо видно, как первая колонна остановилась у крутого обрыва, как людей раздевали догола, как аккуратно в штабеля складывали их одежду, как расстреливали из автоматов и пулеметов на краю пропасти, как толкали женщин, за ноги подымали детей и швыряли их в Бабий Яр. Весь день расстреливали. Ночью немцы спали, а всех, кого не успели расстрелять, загнали в пустующие гаражи. Утром опять расстреливали. Так продолжалось пять дней. Пригоняли людей, а увозили в больших крытых машинах их одежду и вещи. Каждые пять минут подходила новая машина. Трупы сбрасывали в яр, а вечером динамитом взрывали скаты оврага для того, чтобы засыпать мертвых и тех, кто не был добит». До сих пор не известна точная цифра жертв, представителей разных национальностей, погибших в Бабьем Яру.
Тем временем фронт уже катился на Запад — советские войска находились на подступах к Киеву. «В конце августа, в преддверии трехмесячных оборонительных боев за Киев, немцы приказали всем жителям центральных районов города взять с собой самое необходимое и покинуть свои жилища, — вспоминает Александр Парунов. — Запретной зоной был объявлен огромный район, включая часть Подола, Печерск и центр города. Мы все, включая тетю Иру с маленьким Юрой, переехали на Шулявку в дом дедушки Володи на Дачной. Увезли все, что могло поместиться на раздобытой где-то двуколке, включая, конечно же, собрание сочинений Фенимора Купера. Ну, а перед отъездом в доме на Никольско-Ботанической две ночи кипела работа в саду, в сарае, в погребе — закапывали самое ценное из посуды, прятали зимние вещи, обувь, картины».
Многих киевлян пугали рассказы о зверствах советских карательных органов по отношению к населению, находившемуся на оккупированных территориях. Часть жителей собиралась отступать вместе с немцами. Среди них оказалась и семья Юрия Ольховского: «Половина Киева уезжала таким образом, как и половина Харькова уехала перед этим. Сколько в Вашингтоне харьковчан и киевлян, Боже мой! Но уезжали очень цивилизованно. Да, те же самые товарные вагоны, но это небо и земля — немецкие и советские товарные вагоны. Чистенько, аккуратненько (в немецких вагонах. — Авт.), подмели и помыли вагон, какие-то нары, спи спокойно, никто стоять не должен, у каждого есть свое место», — описывал юноша эвакуацию из столицы Советской Украины.
А уже 6 ноября 1943 года в Киев вошли советские войска.
12245Читайте нас у Facebook
